— Ну... — Я порылся в памяти. — Ты не захотел идти в заброшенную гостиницу, объясняя отказ тем, что злосчастная ю-рэй будет ввергнута в небытие одним твоим присутствием. Если речь об этом, то ведь я живой человек, чего мне бояться?
— Да, живой человек от встречи со мной умереть не должен, — согласился юмеми. — А вот заболеть, утратить часть важных воспоминаний или даже разум — запросто. Впрочем, скажу честно: ничего из этого тебе, Кай, не угрожает. Но удостоверился я гораздо позже...
Я аж подпрыгнул на своей половинке футона.
— Тогда почему?!.
— Потому что всему свой черёд! — наставительно ответил мой сосед и зевнул. — А вот теперь окончательно и бесповоротно — спокойной ночи!
И, не успел я возразить, как провалился в сновидения, где в сияющих лунных лучах, струящихся сквозь листву невиданных деревьев, тысячи серебристых бабочек кружили в танце, известном им одним. Смутная мелодия на грани слышимости... Это голос или флейта? Как прекрасно, и как сладко щемит сердце! Словно краткий мой век — лишь мгновение затишья между пленительными звуками.
И я танцевал, танцевал вместе с остальными, и огромная луна всё приближалась и приближалась...
— Ой! А что это вы делаете? — в мои упоительные видения грубо вторгся чей-то знакомый голос.
Я с трудом разлепил ресницы, в душе самыми грязными словами честя Ясу, заявившегося ни свет, ни заря. Мог бы и не беспокоить, ранняя пташка!
Ю тихонечко посапывал рядом; Повелителя Сновидений попробуй разбуди! Или притворяется. А правда, чего это он тут разлёгся? Ох!
Я подскочил, Ясумаса отпрянул к противоположной стене.
— Мэй жива!
— Что?!
— Да говорю тебе, она вернулась и спит в комнате Ю! Слегка изменилась, но это она, Ясу, она! Мэй-Мэй! Да никакой не сон! Не смотри на меня так, сам ничего не знаю.
— Боги, ну и пробуждение... — Ю застонал, прикрывая глаза ладонью от яркого света. Вероятно, наш друг желал убедиться, что зрение его не подводит, и раздвинул сёдзи. — Орут над ухом, скачут по ногам — лучше бы я не засыпал! Да и ночка под стать: то покрывало стаскивают, то на татами выселяют...
С этими словами юмеми спихнул меня со своих коленок, через которые я пытался перебраться, дотягиваясь до одежды. Дождавшись, пока я поднимусь с футона, "несчастный бездомный" сердито выдернул из-под моей пятки покрывало и укрылся им с головой.
— Простите, господин Ю, — склонил голову Татибана. — Доброго всем утра. Вы когда вернулись?
— Незадолго до рассвета, как и обещали, — глухо пробубнил тот. — А потому хотелось бы отоспаться.
— Видишь, Ясу? Бывают вещи страшнее похмелья! — я поднял палец, на время оторвавшись от завязывания шаровар.
— Да! — Ю высунул наружу возмущённое лицо. — Ночь, проведённая в обществе Хитэёми-но Кайдомару!
— Пойдём, не будем мешать, — почтительно прошептал Ясумаса, схватив меня за локоть.
— Одеться-то дай! — возразил я, уже потише. — Ю, последнее — и спи, сколько душе угодно. Как ты считаешь, не подослать ли госпожу Химико к Мэй? Узнать, как там она после вчерашнего. Обычно женщины друг с другом откровенничают...
— Мудрая мысль, — одобрительно отозвался тот. — Я проснусь, когда вы все будете готовы к разговору. И не будите меня больше, Пятью Силами заклинаю!
— А говорил, не владеет даром онмёдо... — пробормотал я и, завершив облачаться, плотно прикрыл фусумы.
Химико, потрясённая известием не меньше жениха, осторожно заглянула к Мэй и сообщила нам, что та крепко спит. Они с Ю вышли почти одновременно, сразу после полудня. Мы собрались в комнате Ясумасы, хозяйские дочери принесли обед на двоих и чай, после чего мы их отпустили.
Девушка выглядела бледной, но в том не было заслуги белил. Напротив, её лицо с припухшими после сна, а возможно, и по другой причине, веками выглядело живым и, как никогда раньше, усталым. Это ни капельки его не портило, вот только взгляд был печален. Глаза её и впрямь стали глубоко-синими, почти чёрными. Разве мог я не замечать этого раньше? Нет, исключено. Волосы прежде блестели, словно уголь; теперь же в своём мерцании напоминали белый жемчуг. Когда она присела на татами, локоны укутали её волной, и в помещении запахло морем. Но всё же это была Мэй-Мэй, вне всяких сомнений. Воздушные одеяния из ра, шёлкового газа, были ей к лицу — я отдал должное как вкусу, так и щедрости брата. Наверно, среди летних сочетаний "глициния" — самое подходящее к этим глазам цвета тёмных сапфиров, и самое дорогостоящее. Я вспомнил даму, встреченную на мосту — она была одета так же.
Довольно долго мы обменивались незначительными новостями, опасаясь касаться главного. Девушка первая завела разговор, и история, переданная в двух словах, оказалась невероятна.
"Нет, этого не может быть!" — подумал я. — "Неужели он существует?!"
Но она вернулась оттуда, а я — не Хоно, чтобы подозревать её во лжи.
И мне вдруг показалось, что всё случившееся служило той самой цели, ради которой нити наших судеб сплелись воедино...
— Но ты, Ю! Как ты мог воспользоваться нашим доверием? — я метнул в юмеми разгневанный взгляд. Сердиться на него я не мог, но нельзя же вечно спускать с рук подобные хитрости!
— Мне было тяжело, — он наклонил голову, не скрывая лукавства, — но это выглядело лучшим решением. Во всяком случае, единственным, которое угодило бы всем.
Я вспомнил, как мы сидели в доме старосты. Совсем, как сейчас. Тогда мы с Ясумасой и Химико пытались взбодриться, Ю накручивал на палец разноцветную прядь, а Мэй тешилась шкатулкой с секретом. Наверно, следует вернуть её владелице...
— Ну хорошо, напомню, — вздохнул этот обманщик. — Ты ведь первый хотел наколоть дров, не рубя деревья. Остановить колесо вечно повторяющихся жертвоприношений, и в то же время уберечь Мэй. На первый взгляд это было несовместимо.
— Но как же тогда?.. — подался вперёд Ясумаса.
— Только воистину добровольная и искренне оплаканная жертва могла спасти этих несчастных, — продолжал тот. — Но при этом неминуемо должна была погибнуть Мэй, и погибнуть не так, как люди, а навсегда — у неё ведь не было души. Я знал, что на такое вы, друзья мои, никогда не пойдёте. А если пойдёте, колесо сделает новый оборот, лишь заменив старые лица на новые.
— Но ты сам?! — вырвалось у меня. — Ты бы смог смириться?
— Мне было достаточно знать, что не согласитесь вы, — уклончиво ответил юмеми. — К тому же, малышка... — Он оборвал себя на полуслове и посмотрел на неё.
— Я хотела прекратить своё пустое существование, — спокойно молвила та, словно о погоде рассуждая. — Оно и без того затянулось. Мне было жаль доставлять вам хлопоты, но, когда можно спасти столько обречённых людей, разменяв бессмысленную вечность на нечто более ценное... Я часто задумывалась, суждено ли мне когда-нибудь исполнить своё предназначение, и получила ответ на этот вопрос.
— Но почему ты считаешь своё существование пустым?! — воскликнул я. — Тогда любой человек вправе сказать о жизни то же самое! Для нас... для меня ты важна! И, думаю, не только для меня... Не знала?..
— Вот на этом и строился мой расчёт, — довольным голосом заявил Ю. — И каждый поступил так, как предполагалось. Я усыпил вас, чтобы поговорить с малышкой наедине. И опечалился, узнав, что долгий век ей опостылел.
— Даже в человеческом облике я была лишена стольких чувств, — тихо прошептала девушка. — Когда начинаешь завидовать тем, кто способен испытывать боль в стёртых ногах или жажду... я могла есть, пить, получить рану, но это совсем не то... Я была способна смеяться и плакать, но лишь людям дано делать это без причины, просто потому, что на сердце легко или тяжело. Но прошу простить меня, господин Ю, за то, что прервала ваши разъяснения.
Я заметил, что она стала относиться к нему иначе, хоть и по-прежнему уважительно. Будто их судьбы разошлись.
— Дальнейшие события развивались согласно плану. — Речь юмеми лилась, как ни в чём не бывало, но губы слегка искривились в грустной улыбке. — Мы поговорили, и я обещал малы... Мэй-Мэй, что не позволю вам вмешаться. Она передала тебе, Кай, шкатулку. Я усыпил всех, разбудив тебя незадолго до того, как мы добрались до нужного места. Девушке следовало переодеться в собственные наряды и дождаться появления нуси. Я не сомневался, что ты мгновенно раскроешь наше исчезновение, хотя бы благодаря явному знаку — шкатулке — и начнёшь поиски. Где? Только на болотах, где же ещё? Ты мог и не будить господина Татибану с госпожой Химико, хотя я предполагал, что вас будет трое. Единственное, что упустил — это вещи, которые вы умудрились побросать в доме. Уж деньги то могли взять?
— Мы торопились и были встревожены, — пробормотал Ясу, слегка покраснев.
— Но зачем вы пытались задержать нас, господин Ю? — поинтересовалась его подруга. — Вы встретили нас, чтобы мы не промчались мимо, но?..
— Затем, что вас действительно следовало задержать, дабы Мэй исполнила своё предназначение и не тревожилась за окружающих до той поры, когда пути обратно не будет. Сомнения и страх за друзей губительны для решимости. Но вы должны были появиться, обязательно. Только это могло дать ей то, на что она и не надеялась, и во что даже я сам почти не верил. Мне... мне действительно было тяжело.
— Добровольная и искренне оплаканная жертва ... — задумчиво произнёс я. — Ведь это позволяло не только снять проклятие с деревни! Это было нужно... самой Мэй. Я прав? Ради этого, Ю, ты и подверг нас ужасному... зрелищу, осознанию бессилия, поскольку нуси невозможно убить, и породил чувство вины в каждом? Кто может сильнее оплакивать утрату, как не тот, кто вместо помощи навредил? Для этого ты разыграл представление про жертву, которую наша опрометчивость сделала напрасной?
Слова, срываясь с моего языка, делались всё тише. Так разворачивают тонкую бумагу: сначала быстрыми уверенными движениями, затем осторожными, чтобы не выронить предмет, чьи очертания проступают с каждым слоем.
Но кое-что я произнести так и не смог. То, о чём, наконец, догадался.
Поэтому ты и позволил бить себя по лицу. Пытался расплатиться за собственную жестокость, подчиняясь моей? Да, не хотел бы я оказаться на твоём месте! Обманывать, ранить ради слабой надежды — и, возможно, так никогда и не узнать, правильным ли было принятое решение. Возвращение Мэй-Мэй можно назвать лишь одним словом — "чудо". Мы могли не увидеть её никогда.
— Да, именно это вернуло меня к жизни... нет... подарило новую, настоящую! — глаза красавицы засияли невыплаканными слезами, она обернулась к Ясумасе и Химико. — Если бы не вы... если бы не ваша отчаянная попытка... Я видела, как вы бились с чудовищем. Понимали, что безуспешно, но продолжали наносить удары, снова и снова! А вы, Кайдомару-сама и вы, господин Ю... Простите, что причинила боль, я не знала... я уже не помнила, что это такое. — Чистые, словно роса, капли покатились по нежным щекам. — Теряя людей, чей век так недолог, я всё чаще бесстрастно смотрела им вслед. Постепенно утрачивала даже ту человечность, которую обрела вначале. Жертвуя собой, я следовала долгу и смутной надежде принять смерть как избавление, но не из сострадания. Поддерживая меня на пути навстречу гибели, вы, господин Ю, дали желанное забвение. А вы, господин Кайдомару, оплакавший меня — жизнь, о которой я и не мечтала.
Химико обняла её и долго гладила по голове, что-то тихо приговаривая.
— На границе между смертью и жизнью, подобно цветку, распускается душа, — нараспев произнёс Ясумаса.
Мы помолчали, отдавая дань его мастерству. Кто мог сказать лучше?
— А ведь и правда! — оживлённо воскликнул Ю. — Это может служить объяснением, почему ты обрела душу! Вот так нежданно-негаданно просыпаешься в одно ужасное утро, а у тебя — дочь... причём помолвленная без согласия отца. А вместо матери, — он махнул в мою сторону, — сущее недоразумение.
Отдышавшись после столь нахального заявления, я хотел было осведомиться, почему это я, во-первых, недоразумение, а во-вторых — мать, но мои возражения потонули в хохоте Ясу. Дождавшись всеобщего внимания, я кротко пообещал Ю, что следующую ночь он проведёт на холодном полу, поскольку это испытанный женский способ выразить неодобрение. Мой обидчик впечатлился угрозой и сник, не зная, что я уже договорился с хозяином о третьей комнате. Татибана с Химико рассмеялись, держась за руки, и даже Мэй улыбнулась, что заставило меня немедленно простить юмеми его дурацкую выходку. При упоминании помолвки плечи девушки судорожно дёрнулись. Я не ожидал от Ю такого небрежения её чувствами. Зачем было напоминать о моём брате — сейчас, когда рана свежа, а душа ещё так непривычна к боли? Если, конечно, к боли можно привыкнуть... Впрочем, хитрец этот ничего не делает понапрасну, вот и про отца с матерью не брякнул, а ввернул умышленно. Эх, слышал бы Хономару, кем приходится мне его невеста! Только, пожалуй, он не поверил бы ничему из сказанного...
Или этот намёк предназначался мне? Мол, не мечтай о несбыточном? Да стоит вспомнить, какими глазами бывшая кукла смотрела на покровителя, чтобы отступить в тень. Ну и глупец этот Хоно, как можно было усомниться в таком взгляде?! А я... а меня вполне устроит положение брата по супругу. Или вот, как предлагают некоторые, родителя. Мать, подумать только! Кстати...
— Вообще-то, — проворчал я, — смерть относится к Инь, женскому началу, так что ещё вопрос, кто из нас мать!
— Веский довод! — встрепенулся Ясумаса. Хоть в чём-то поддержал!
— Узнаем, что думает наша красавица, — вкрадчиво предложил Ю. Почувствовал, что камешки в захват попали! Юлит!
Мэй-Мэй с улыбкой заверила нас, что, будучи почтительной дочерью, оставляет частности на усмотрение мудрых родителей.
— Сразу видно, вся в тебя, — фыркнул я. — Ну что, семейство, нет желания прогуляться к окрестным скалам? — я намеревался обсудить самое важное. Настолько, что даже Ясумаса будет лишним.
Тот попытался было напроситься, но при взгляде на Химико мгновенно передумал. Мы спустились по тропинке к морю и устроились на нашем с Ю валуне. Я снова залюбовался девушкой, жемчужно-белые волосы которой струились до земли. День был пасмурный, тёплый и влажный, того и гляди начнёт моросить. Надо поторопиться с разговором.
Я сделал вдох поглубже и выпалил:
— Мэй, поведай нам об Острове Бессмертных! Ты сказала, что побывала там. Я хочу... мне необходимо знать о нём всё!
Северо-восточные берега Острова Трёх Столиц обрывисты и изрублены мечами ярых волн. Кружатся, беснуются у отвесных скал водовороты, с тяжким уханьем поднимается и опадает белая пена, опалово искрясь на солнце и под луною. Уроженцы Тоси утверждают, что именно поэтому называется восточное море Млечным. Обитатели же Земель Гингати, что лежат к югу от Миясимы, самолюбиво приписывают заслуги себе, уверяя, что именуется оно так в честь Островов Млечного Пути. Кто прав, а кто нет — уже не разобрать, но и тем, и другим ведомо предание о Золотой Горе Хорай, которую смелый мореход может встретить там, где раньше простиралась лишь морская зыбь. Огромная водяная черепаха медленно плывёт, неся на спине целый остров с вершиной посреди. Лишь по воле судьбы открываются человеческому взору склоны, покрытые цветами из чистого золота и драгоценных камней, рощицы деревьев, что не растут более нигде на земле, водопады хрустальной воды, исцеляющей все болезни. Под открытым небом живут бессмертные сэннин, ибо острову неведомы бури земные и небесные, и так умудрены эти существа, что способны призывать дождь одним мановением руки, летать на облачных скакунах и опускаться в глубины, до самого дворца Повелителя-Дракона и прекрасной его дочери. Покой и безмятежность рассеяны в душистом запахе трав — покой, безмятежность и забвение.
