Нет, ограничить область тварного мира от астрала пытались, однако весь поток шел через неуловимых Сержи, страшащихся появиться рядом и на свой манер понимающих опасность и желающих утешить. Радикальных мер не последовало. Ничего не мешало обидевшимся на весь белый свет, проявив чудеса ловкости, переплестись и страдать накопленными и до селе сдерживаемыми эмоциями на тему одиночества.
Одна половинка скучала по дому, по лицам оставшихся "там" родных, по быту, знакомому, неприхотливому, понятному. Вторая так толком и не простилась со своими убитыми друзьями, наставником, родителями, поддерживая гипнотическую установку на без вести пропавших и где-то там ожидающих встречи с отправившимся в долгую поездку. Не пришей кобыле хвост — целое-изгой. Обыденных красок в жизни не стало, привычные оттенки растворились в палитре новых цветовых схем. Целое с упоением предавалось переживаниям — живое, помнящее, в сдвинутого морального урода не превратившееся окончательно и бесповоротно.
Ненормально наслаждаться болью, но Панг давно за пределами общепринятых догм, норм и правил, и готов был загрызть любого. Чувство времени знакомо исказилось, циферки утратили значимость, с шипением Пинг и Понг сроднились, как с протухшими яйцами и другими газами, просачивающимися за полог из плащей в их маленький мирок. Потому звук малора вызвал чих агрессии, а изменения состава воздуха и ветерок метнули два прижавшихся и обнявших ноги тельца спиной к самой дальней стене за углом, оставив в подарок неведомому один из несгораемых плащей и жидкое пламя, коим стала вся вода.
Долгое время ничего не происходило. Капризная Темпус тянула резину, доводя эмоциями соображающего дуота Панга до взрывоопасной глади. Эра каучука прошла столь же внезапно, как и эра карусели. Лазоревые глаза, казалось, не замечая двух сжавшихся, по-хозяйски осмотрели помещение — не пещеру жалкую какую. Через отломленный зуб, растекшийся по потолку, света лилось существенно меньше, чем могло бы быть, но гораздо больше, чем хотелось бы некоторым, все видящими сквозь плащ. Изящные пальцы новоприбывшего заплясали джигу телора — нёбо. Потолок вздохнул, позволив ему выпрямиться в полный рост, раза в полтора превышающий любого из двух жавшихся друг к другу. Причудливо сплетая разлитую в чрезмерном достатке маэну, он рельефные руки особо не напрягал — кружева как бы сами липли к клыкам, обозначив один выбитый, не выпавший. Источник воды оказался бурлящей глоткой, ровный пол обзавелся канавкой, ставшей бороздкой языка, замеревшего у десен — кипящая вода текла по проложенному руслу, облизывая каждый клык и переливаясь наружу. Реакциями на происходящее участвовавшие в созидании Пинг и Понг оказались прижатыми к щеке — напротив точно левая. На нёбе заструились бороздки, направляя пар к верхней челюсти, а точно над глоткой образовались две группы отверстий, собирающих основную дозу испарений и выводящую их через образовавшиеся где-то там ноздри. В ониксовом рту посвежело и еще сильнее прояснилось. Сочетающая пару-тройку оттенков шпинель зазмеившихся жил угрозы и страха не внушала, как и огненный цитрин, которым эльф собственноручно, не боясь родной кожей горячей и едкой воды источника, выложил гортань и язык — чем жарче вода, тем ярче он светился множеством донных граней, разукрашивая пасть текучими огненными всполохами безобидно внушающего трепет света.
Поршень выдавливал маэну, не успевающую рассосаться — теперь ее сворачивали, свивали, складывали, трамбовали. Виртуозно. Маленький комок лепил из громадин энергетических кусманов с размахом, недоступным ранее. Воплощались малейшие детали. Камень оживал в блистании творческого начала, рождающего шедевр на новом для себя уровне. Казалось, маэна сама стремилась воплотить замысел скульптора, образ художника, сонату музыканта. Лик дракона, отвечающий завывающему ветру грозным рычанием. Не страх. Уважение к мощи, восхищение могуществом. Не Кокетка, не Властелин. Вулкан. Краешек драконьей морды рисовал в воображении монументальность и незыблемость изменчивого бытия.
Латунь волос гармонировала с оранжевым окрасом бликов — косы подчеркивал мужественность спины. Постепенно приближающейся. Не торопясь, любующийся сотворенным подобрался к той же стене. Ему удалось уговорить камень притягивать разлитую силу, а родник ее использовать, увеличивая объемы. В эти моменты сближения поток фонтанировал гейзером прямиком в брешь, пульсируя в ритм Панга, реагирующего на малейшие движения, преобразующие их уголок тоже. Сливающийся с окружающей обстановкой эльф долго сидел, облокотившись о стену и распрямив ноги, довольно и устало любуясь.
Вдруг потерявшего бдительность Пинга выдернули с места — эльф подвинулся, приторочив его с другого своего боку. Обнимаемый им дуот Панг выплеснул много силы, пытаясь освободиться, но руки не отпускали, а маэна прошла через него в пол и к роднику. В ответ их облили любовью, чистой, отцовской. Пинг и Понг пару раз дернулись, а потом прижались с двух сторон к теплой груди, оказавшейся вдруг лежачей. Сильные руки плотнее прижали, подставляя мягкие мышцы плеч для нежных ушек. Сверху их укрыл плащ — второй под головой.
Панг переживал за отцов, оставленных, ушедших, умерших. Вспоминал их необъятные груди, широкие ладони, крепкие шеи, их лбы и уши из редких воспоминания о катании на плечах. И мелко дрожал, впитывая никак не могущее согреть тепло любви. Умственная деятельность сошла на нет, перенапрягшись — произошла акселерация чувственного жития.
Эльф погрузился в транс, чутко регулируя свое эмоциональное состояние. Каждый хотел любви, особенной. Для себя. Он дарил ее, не скупясь. Всем стараясь поровну. Хрупок баланс. Потому подстегнутая эмпатия нежно и осторожно прощупывала вибрации, ища волну резонанса экстремальным способом. Ни пылинки сочувствия или жалости, гнева, понукания, больше жизнеутверждающего умиротворения. Никогда прежде цео не погружался в эмосферу столь всеобъемлюще, отринув разум. Никогда прежде его фибры души не трепетали столь надрывно, отбрасывая аналитику, но помня о чувстве меры.
Прижавшиеся к нему дрожали мелко и часто, взбрыкивая коленками в его паху в ответ на поддерживающие поглаживания, не дающие сползти. Огненные слезы редкой капелью проникали внутрь, а цео-отец не замечал. Заиндевевшие мышцы лиц и челюстей лишали плач привычных звуков. Перелом в завиток. Движение к цели длилось мучительно долго — оно того стоило. Он знал. Не сдюжит — потеряет. Запишут в сломавшиеся. Как? Почему? Вопросы тряслись на задворках сознания, боясь нос высунуть. Черепаха эмоций добралась до финиша победительницей, выведя хвостик чудовищно перемешанной гаммы чувств. Дрожь во всхлипывающем дыхании и ручеек, столь же теплый и благоухающий, как отраженная морем капля любви. Она капля — она море. Они свечки — они солнце. Они Листья — все мы Древо.
Глава 26. Такая разная ночь
— Ай, отпусти! — Больно, не хочу!
— Надо Енго, надо!
— Ссс! Ну пусти! — Мы на отдыхе, так нельзя!..
— Я тоже на отдыхе, между прочим.
Неол и Ноег быстро уразумели бесполезность трепыханий. Не спеша пошедший по большей дуге цео цепко их поймал и крепко держал подмышками — позы ярили. Но встречающие камень кулаки, коленки и локти, а так же не выученные новые и не помогающие старые извороты не помогали — выскользнуть из захвата не получалось. Однако сдаваться не их кредо — упирались ногами, тужились, пыхтели.
— Куда ты нас? — буркнул Неог, повисая. — Ц, Жмых! — одновременно выдал не сдававшийся Неол, покрасневший на смешки столь же ярко, как и его торчащая попа.
— Вместе искать ответ на дне, — подпрыгивая и удобнее перехватывая ношу.
— Да мы там все обшарили!. — зло и плаксиво выкрикнул Неол и еще пуще засопел, переворачиваясь к боку спиной, чтобы как-то ногами упереться в хват.
— Ихи-хи! — захихикал Ноег, когда цео ловко прижал и ноги, заставив брата зарычать от досады, злости и стыда.
— Цыц! Все да не все. Или ты решил записать нового друга в обманщики?
— Он не друг нам! — Они!.. Они!.. Шмыг...
— Уй!..
— Конечно, Пинг и Понг не захотели дружить с прямолинейными чурбанами.
— Кривые выискались! — Отпусти, цео, пожалуйста...
— Ладно, Ноег, поверю, — легко согласился старший, аккуратно ставя.
— Ай! Ты чего?! Ссс! Жмыыых! Прибью!
— Не хули моих друзей! — отвешивая доступному заду эльфика очередную оплеуху. — Без них Деика вообще бы не было! Никогда! — добавляя кулаком так, что брат задохнулся словами.
— Ноег, — сделал шаг вперед цео и приглашающе повел рукой. Тот шмыгнул и вложил руку в ладонь. — Что ж ты раньше об этом не подумал?
— Отпусти! Я цену пожалуюсь! — Не знаю...
— Какой вредный! Вот бросим тебя и не скажем потом ответ. Останешься без феникса.
— Вы не посмеете!
— Вы? Учту.
— Брат, ну чего ты уперся рогами?
— А тебе я всео-о припомню!.. Уй! — неожиданно для себя упав и зашибив плечо.
— Только память и останется, — туманно бросил быстро зашагавший прочь цео, ведя за руку перешедшего на бег Ноега, бросившего странный взгляд на поднимающегося брата.
— Он опять возомнил себя самым главным, да? — пожевав губами спросил мальчик.
— А ты не скучаешь?.. — замедляясь.
— Эм, меньше брата...
— Потому что эльф всегда верховодил? — приседая.
— Угу...
— А у Панга и Эёуха?
— Совсем не так! Лучше. Ну, эм...
— А Тирл?..
— Подражалы! Извини, — и поджал откровенные губы, дернув ухом на приближающегося брата.
— Да, Неол? — издали окликнул подходящего к пляжу, успокаивающе потрепав Ноега лежащей на поясе рукой.
— Прости меня, цео, — пряданув ушами.
— За что? — удивился тот, не спеша вставать. Пока один брат ковылял, морщась от поставленного в неудобном месте синяка, второй оказался прижатым спиной к груди и объят живыми теплыми руками. Ноег удивился, но брыкаться и сопротивляться не стал — нравилось неимоверно, о чем свидетельствовала прокисшая физиономия близнеца.
— Я чувствовал, думал и говорил... плохое, — с трудом выдавил из себя эльфик, топорща уши, играя кулаками и желваками. — И ты, брат, извини, — пролив жгучую слезинку, через пару ниций выжидающего молчания.
— Простим, Ноег? — заглядывая в его упрямо-сомневающиеся глаза.
— Я его обещаниям не верю! Поклянись никогда-никогда не подставлять меня и не понукать мной! — правильно среагировал альфарчик на эманации скрывающего свое довольство цео, не раз выправляющего что-то похожее, переступающее край. Обилие новичков продемонстрировало цео разность методик в разных гим-каэлесах. Задуматься не успел, но подсознание и чувства не дремали. С одним, хвала Свету, каким-то чудом получилось — на волне отключенного разума цео взялся за второго дуота-чародея, устроившего бедлам на поляне. Куй железо, пока горячо — такая, кажется, любимая присказка дварфов? Думать потом, вспоминать о полости дракона потом.
— Брат!.. Ноег... я... я клянусь не подставлять тебя и не понукать тобой! — на одном духу выпалив.
Цео расцепил хват, поймал и приглашающе развел руки Ноега, вставшего прямо.
Потом дуот, сидя на коленях цео, докладывал о поисках, откинувшись на грудь и плечи. В такой связке они плыли под водой в пузыре, стараясь мирно беседовать и не срываться.
Вот плавник-рыба. Три кольца красивейших плавников и ни единого глаза. Потрясающая скорость и противодействие течениям, огрубевший от врезания в камни и песок нос в поисках съедобных водорослей. Вот спираль-рыба. Три витка палочкообразного тела, утыканного бусинами глаз. Куцый, но прекрасный магический хвост перпендикулярен продольной оси. Единственный плавник причудливо волнуется, пытаясь преодолеть течение вод реки и ее маэны, чутко реагируя на то и другое. Ей тоже трудно решать проблему питания. А вот кто-то догадался вставить первую во вторую. Одна видит, другая получает направление и гребет торчащими между витками плавниками — оба симбионта жирные и сытые.
Енго долго плавал, ловя одиночек и делая пары, а уловивший безрассудную идею цео подбирал аргументы и слова. В результате любимая привела держащих фениксов Хоана и Хуана, уговоренных под присмотром помочь Енго — ведь уже подгоняли его, правда? И все получилось. Только теперь Неол и Ноег должны сами захотеть забраться вверх по бесконечной лестнице с птицами в руках. А там, в небесах, братьям следует уговорить и разъяснить обеим парам — козам надо проглотить суть фениксов и хранить ее в себе, пока те будут взрослеть. Вместе в тварном мире им уже нельзя будет пребывать, зато в астрале их дружная компания не заскучает. Как проглотят поднятое наверх нечто, следует обязательно позвать фениксов туда, обласкать и познакомить. Потом спуститься и по очереди вызвать сначала Иубекрупа с Уибекрупом, потом отпустить их и позвать Доенкутупиростакдра и Деикльпипироцакдром. Вот тогда, временно переселив фениксов в астрал, они наделят их новыми способностями, и огонь изменит свои свойства, перестав жарить окружающее. Точно-точно. Панг обиделся, но если разгадаете его загадку и поверите в ответ, значит докажете свое желание дружить лучше извинений. И вас обязательно простят. Да, с ними сложно, они иные. И не надо, если трусишь. Вы вначале дело сделайте, потом без нас наговоритесь. Когда оба дуота ушли в медитацию, цео их покинули, вернее, один цео подхватил на руки вторую и скрылся в неизвестном направлении.
Пепельно-голубые глаза расширились и не удержали свечение истинного зрения, когда увидели левитирующего супруга, как младенцев держащего на руках дуота Панга, прикрытого поддерживаемыми магией мужа плащами. Невероятно! В переданном предельно эмоциональном образе он сравнивал себя прежнего с мензуркой с дистиллированной водой, а теперь стал полновесным кубком со столетней выдержки вином из огненного винограда и пьяной лавровишни(!!!), почти Граалем с амброзией! Супруг наконец-то понял ее эмообразы про поддерживающий ее и помогающей во время полетов воздух — он опирался на Гео, которую постоянно ощущал даже в воздухе. На ней он держался. Он был там с Нею! В ее родном Аэре!
Муж попросил поставить полог тишины еще над лесом, и остаться посидеть у изголовья, зримо поддерживая его. Изнемогающая от тревог и любопытства смерила чувства, поделившись с Аэром. Подхватив один плащ, свернула подушкой, подхватив второй плащ, укрыла тут же оплетших друг друга спящих, нехотя отпустивших ее мужа.
Она возмущена, заинтригована, польщена, поражена. Ее не по детски штормило — Аэр растворял в себе, чтобы в будущем все вернуть, обновив. Тем и спасалась, зная о своей ветрености. Ха! Еще бы аэроманту, пусть и слабому эфирным телом, но с глубоким проникновением в стихию, не быть ветреным во всех смыслах! Больше всего во время предложения неожиданного партнерства ее согрело обращение к супружеской паре целиком, а не конкретно к ее мужу, с коим дуоту Пангу и предстоит проводить подавляющую часть времени. Согрело и расположило, вместе с проявлением заботы о так пестуемых предателем цен-Капринаэ даровитых лидерах это перевесило чашу весов с сотрудничеством. Впрочем, без сообщения, миновавшего приглянувшийся браслетик, о том, что Кюшюлю принимает всех четырнадцать дуотов из Эхнессе по инициативе того самого Цандьбауна, о котором она сразу захотела узнать подробнее, сплавившего шлак для освобождения мест, из-за чего в нижерасположенном гим-каэлесе появились даровитые.
