Козёл счёл за лучшее промолчать. По понятиям, молчание после слов, не содержащих прямого вопроса, считалось за отсутствие возражений, но за согласие не канало. Септимий отлично знал, что нахнахи понятий не признают, но хотел оставить за собой хотя бы видимость правоты.
Обезьян развернулся, сделал знак своим воинам, после чего все молча покинули помещение. Первый нахнах, поднимаясь по лестнице, чуть было не вступил в аномалию, но вовремя перескочил через коварную ступеньку. Остальные взошли чинно, перешагивая опасное место. Козёл отстранённо подумал, что какая-то выучка у этих вахлаков всё-таки имеется.
Зато атмосфера в "Щщах" сразу разрядилась. Енот ожил, стукнул кружкой о столешницу и потребовал пивасика. Лёля посоветовала ему не снижать градус. Какая-то крупная птица спросила, где здесь туалет. Выдра сообщила, что удобства временно не работают и посоветовала облегчиться во дворе. Гиена достала из-под стула балалайку и, тихонько перебирая струны, запела бабскую песню "ой да наебенилась я, да наебенилася". Птица, призабыв о нужде, принялась нежно подсвистывать. Пьяненький ишачок внезапно взгреготал, встал в полный рост и показал Лёле налитой шишак. Та фыркнула и отвернулась. Жизнь, короче, налаживалась — но не у всех.
— Что, Септимий, не весело? Что головушку подвесило? — снова раздался ехидный кротовий голос.
Козёл встал и пошёл к кротовому столику. Без приглашения отодвинул стул, посмотрел на него, придвинул другой, потяжелее и повместительнее. Сел. Стал смотреть, как крот, шевеля усами, втягивает в себя очередного червяка.
— И что ты мне хочешь сказать? — наконец, поинтересовался кротяра, прожёвывая салатный лист.
— Да ничего, любуюсь, — в тон ему ответил козёл. — Шкурка у тебя хорошая, ровная. Это правда, что у кротов шерсть вертикально торчит, без скосов? Чтобы в норе удобно было шароёбиться туда-сюда?
— Правда, — крот отхлебнул из кружки. — Ладно, пошутили и будя. Больше дела, меньше слов. У тебя неприятности, брателло.
— Я заметил, — сказал козёл.
— Ты ещё не всё знаешь, — обнадёжил крот. — Так уж вышло, что за "Щщи" теперь отвечаю я. Считай, что я тут кризис-менеджер.
Козёл посмотрел на пижонский малиновый жилет, вспомнил смущённую выдру и решил глупых вопросов не задавать. Похоже, бывший защеканский кассир каким-то образом пролез в местное начальство.
— А ты, рогатенький, — продолжал кротяра, откровенно наслаждаясь ситуацией, — тот самый козёл, который моего друга убил. Смекаешь?
Козёл в этот момент именно что смекал. Кротяра его провоцировал. Но если он тратил на это время — значит, ему, как и Рахмату, было от него что-то нужно. Оставалось понять, что именно, и не продешевить с перепугу.
— Прости, не знаю, как тебя называть, — начал козёл с обычного в таких случаях захода.
— Римус... Карл Августович, — представился крот, немного запнувшись.
— Карл Римус, — козёл пропустил отчество, но имя-фамилию произнёс максимально уважительно, — я не убивал гуся. Он погиб... по неосторожности, — нашёл он нейтральную формулировку. — И он не был тебе другом, — сказал он уверенно.
— Ну, допустим, не был. Но теперь он мне друг, — ухмыльнулся крот во весь рот. — Ты даже представить себе не можешь, как мне его не хватает. Он был таким талантливым финансистом.
— Если нужно помочь в финансовых вопросах... — начал было козёл, но крот его перебил:
— Вот именно. Ты мне поможешь в финансовых вопросах. А я тебе помогу в экзистенциальных.
— Чочо? — не понял козёл.
— Жить хочешь? — прямо спросил Карл. — Тогда придётся покорячиться.
— До сих пор обходился без этого, — напомнил Попандопулос.
— Это пожалуйста, — осклабился крот. — Но тут видишь ли какое дело... До тебя докопались шерстяные. Уважаемый Рахмат изволит посещать наше скромное заведение уже третий раз. Как думаешь, чего ради? Или кого?
— Был бы он, как ты говоришь, уважаемым — здесь уже была сплошная шерсть в три слоя, — заметил козёл. — Обыкновенный старый хрыч со своим выводком. Не особо впечатляющим, — не удержался он.
— Зря ты так. Во-первых, Рахмат — большая шишка в Гиен-Ауле. Ну не очень большая, — поправился крот, — но довольно заметная. Экс-зампредкомиссии по воспитанию культуры и традиций, член Совета Старейшин, ветеран-орденоносец и ещё всякое по мелочам. И во-вторых, с тебя хватит и его одного. С выводком тем более. Это всё-таки нахнахи.
— И чего этот ветеран на меня наехал? — спросил Попандопулос, с трудом подавляя раздражение. — Он откуда меня вообще знает?
— Сам-то как думаешь? — взаимно поинтересовался крот.
— Думаю, что он пришёл за тобой, а ты перевёл стрелки, — предположил козёл.
— Ход мысли понятный, но неправильный, — заметил Римус. — Шерстяные знают всех. Я имею в виду — причастных к тому делу. Однако же, — крот пошевелил розоватым носом и решительно опрокинул давно ждавшую этого момента рюмашку. — Однако же по основным фигурантам все вопросы урегулировны.
— В каком смысле урегулированы? — не понял Септимий.
— В прямом. Я так понимаю, на уровне Тарзана и владельца "Щщей". Настоящего владельца. В общем, они там наверху договорились. По мне все вопросы сняты. К бобиной команде у них остался негатив, но Боба со своими ребятами уже далеко, и всерьёз искать их не будут. Ну и кто у нас остался из участников событий? Весь такой красивый, кучерявый, бородатый?
— Я вообще ничего... — начал было козёл и осёкся. Карл посмотрел на него почти с жалостью.
— Тебя запомнили, — сообщил он. — Этого достаточно. Во всяком случае, для Рахмата. Он, конечно, понимает, что ты вообще-то ни при чём. Но его это не колышет. Он старый пень, для него традиции — это серьёзно. У него племянника убили. Теперь, чтобы спать спокойно, ему нужно тоже кого-нибудь убить. В общем, он не отстанет.
— Ну и что? — козёл постарался вложить в эти слова хоть сколько-нибудь иронии.
— Ну и всё, — крот обнаружил на тарелке последнего мелкого червячка, засунул туда рыло и с чмоком всосал его в себя. — Нет у нас хода против Рахмата. Прикончить его, допустим, можно. Боец он хороший, но ты тоже не промах. Но вот этот вопрос урегулировать никто не будет. Ответишь, значит, ты лично. Перед шерстяными. Какая у шерстяных справедливость, ты в курсе? И как они маналулят — тоже знаешь? Ах да, — крот сделал движение лапой, предупреждая мысль Септимия, — убежать тоже можно. Но вот куда? В Вондер? До первой няши? Ты этого хотел от жизни? Или в Директорию? У тебя в ихнем банке счёт открыт? По глазам вижу: нет. А как у тебя с образованием? Народные университеты? Тебе там даже права недочеловека не выпишут. Ну и работу предложат соответствующую — учеником помощника младшего черпальщика. В ассенизационной команде при верхних вольерах...
Козёл угрюмо молчал. Римус если даже и сгущал краски, то самую малость.
— Ничё, Септимий, не журысь, жизнь — она полосатая, — кротяра вдруг резко сменил тональность разговора. — А возьмём-ка по пивасику. Лёлька-а! — заорал он. — Два тёмных!
— Мне светлое! — закричал козёл.
— Платить за себя будешь? — удивился крот.
— Думаю, так вопрос не стоит, — козёл посмотрел кроту в глаза. — Что-то мне подсказывает, что заплачу я за всё и сразу. Да?
— Догада, — признал Римус. — Знаешь что? Сейчас по кружечке, а потом выйдем. Как, не срубит тебя от кружечки-то? Ты тут пьяный сидел.
— Скисла моя водка, — козёл потеребил бородёнку. — Ладно, чего ж не выйти. Мне до ветру надо, а у вас тут вроде как с удобствами проблема.
— Милле грацие сеньору Базилио, — буркнул крот сердито, но без личной обиды.
Выдра ступила и принесла три кружки — два тёмных и одно светлое. Недовольный крот посулил ей за это выеб по самые гланды. Бесстыжая наградила его томным взглядом со смыслом "ах, вы всё только обещаете", и, грациозно обмахнувшись пышным хвостом, вернулась за стойку.
Пиво произвело на козла странное действие: он не то чтобы захорошел по новой, но все чувства куда-то провалились. Стало всё равно, на себя в первую очередь.
Карл повёл Септимия через биллиардную. Там лежал на своей подстилке жираф — судя по всему, единственный, кто остался из старой команды. Он занимался тем, что осторожно прокаливал на спиртовке какую-то длинную блестящую вещицу. Рядом на чистой тряпице лежала мелкозернистая шкурка и здоровенная кувалда.
Увидав козла, жираф демонстративно отвернулся. Козёл не удивился. Жирафа он знал давно и симпатий не питал. Когда-то тот продал Попандопулосу разряженный "барометр", из-за чего козёл чуть не провалился в "аскольдову могилу". Вернувшись, Септимий недобросовестного торговца сначала уестествил, а для закрепления урока забил ему тот "барометр" в пострадавшее место. С тех пор они не общались.
В кладовку крот спускаться не стал. Вместо этого отворил неприметную дверцу и выпустил козла во двор, в неуютную вечернюю темноту.
Приглядевшись, козёл понял, что стоит в огороженном углу возле поленницы. За ней угадывалась решётка тесла-приёмника. На земле валялся мусор, в основном объедки и старые кости. Остро пахло помоями и чем-то горелым с кухни. Козёл осторожно пробирался среди всей этой дряни, стараясь не запачкать копыта.
— Присаживайся, — сказал крот, показывая на лавочку, точнее — доску на двух столбиках. Козёл посмотрел на неё с сомнением, но решил рискнуть. Досочка чуть хрупнула, но не подвела. Кротяра, не обинуясь, пристроился рядом на корточках.
— Значит так, слушай сюда, — начал крот. — Всё, что я тебе там говорил — правда. И что Рахмат — существо уважаемое. Но есть нюанс. Существует такое мнение, что он со своими традициями может не вписаться в новые реалии. Не тому он учит молодёжь. То есть тому, но не так. Или так, но не вполне. В общем, конфликт старого с новым.
— Новое — это Тарзан? — уточнил козёл.
Крот нервно повёл рыльцем — мол, понимай как знаешь.
— И насколько он может не вписаться? — Септимий хотел ясности.
— Может совсем не вписаться, вместе со своим выводком, — Карл Аугустович наставительно поднял коготь и потудысюдыкал им у козла под носом. — То есть в Гиен-ауле по нему не заплачут. Если, конечно, они просто куда-нибудь денутся. Скажем, на Зоне сгинут. Могут они сгинуть на Зоне?
В этот момент сухо заскрипела дверь и не улицу протиснулся жираф — в попоне и с кувалдой под мышкой.
По-прежнему не глядя на Попандопулоса, он обратился к кроту:
— Ну и где у нас чего?
— Решётку проверь, — сказал Римус. — С теслой какая-то хрень, — пояснил он для козла. — Мариус сейчас посмотрит.
Козёл пропустил всё это мимо ушей.
— Во-первых, Рахмат на Зону не пойдёт, — начал он объяснять кроту.
— А это как поставить вопрос, — кротовьи щщи заметно усложнились. — Смотри, какой план. Ты завтра разговариваешь с Рахматом. Наплети ему чего хочешь. Скажи, что узнал, где кот прячется. Или что от кота что-то слыхал, про какое-то убежище. Короче, настаивай на том, что поймать кота реально. Но тебе нужны его нахнахи, а без него они слушаться не будут. Это, кстати, так и есть. Они преданы ему лично и только ему. Традиции, воспитание, всё такое. В общем, без него от них нет пользы. И упирайся на этом — или идём в Зону вместе, или пусть режет тебя прямо здесь и сейчас. Говори это при нахнахах, чтобы они слышали. Рахмату придётся пойти. Иначе позор, а этого он боится...
Идея козлу не понравилась категорически, причём с обоих концов сразу — и субъективно, и объективно. Чуть подумав, он решил начать с дальнего, объективного.
— Не сработает, — сказал он. — Допустим, Рахмата я бы завёл в "карусель" или в "жарку", но их шестеро. И что я им не друг, они тоже понимают. Так что пасти меня будут конкретно.
— Ошибаешься. В Сонной Лощине им будет не до тебя.
Попандопулос выпучил глаза: этакого он давно не слыхивал.
— Идти в Сонную Лощину? К мутантам в самое гнездо? Может, лучше сразу об стену убиться?
— Зачем об стену? — удивился крот. — Мы и так обойдёмся.
Этого Септимий уже не услышал: страшный удар, обрушившийся на затылок, единым духом вынес его из текущей реальности.
Крот посмотрел на распростёртое тело. Почесал нос.
— Мариус, ты не перестарался? — поинтересовался он у жирафа.
— Ничего, он крепкий, Карл, — жираф аккуратно положил кувалду на относительно чистое место.
— Ну тогда вбивай, — разрешил крот. — Только антисанитарию не разводи, нам ещё воспаления не хватало.
Жираф помотал головой. Присел на задние, сбалансировался, сжал-разжал кулаки, так похожие на копыта, и принялся разминать пальцы. Добыл из попоны нечто вроде круглого зеркальца с дыркой и вставил себе в глазницу.
Крот устроился поудобнее. Он любил смотреть, как другие работают.
— Кости толстые, Карл, — пожаловался жираф, поднося к козлиный голове длинный блестящий предмет.
— Накерни, — посоветовал крот. — Какой всё-таки длинный костыль... Сантиметров десять будет. Ты ему там ничего не проткнёшь ценного?
— В крайнем случае он сдохнет, Карл... — Мариус сосредоточенно водил блестяшкой, что-то ей время от времени подковыривая. — Ага-ага, вот где-то здесь можно попробовать, Карл... — он достал салфетку, плюнул на неё и аккуратно протёр грязную шерсть.
— Ты не пробуй, ты точно делай, — подал крот очередной полезный совет. — Сосуды смотри не задень.
— Нахуй сходи пожалуйста, Карл, — пробормотал жираф, примериваясь и занося кувалду.
Раздался уверенный сухой стук. Блестящий предмет вошёл в козлиную башку. Не мешкая, Мариус вторым ударом загнал его туда полностью. Брызнуло немного крови, тут же впитавшейся в шерсть.
Несчастный козёл, не приходя в сознание, заплакал — совсем по-детски: тоненько, жалестно.
— Худо тебе, рогатенький? — крот потрепал козла по щеке. — Ничего-ничего, будет хуже.
Глава 36, в которой благородный пилигрим упускает чуть ли не из рук нечто такое, о чём как бы не пришлось посожалеть впоследствии
18 октября 312 года о.Х. Вечер.
Страна Дураков, Зона, северо-восточный сектор
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
Кровососы чтят свою историческую память и традиции. В их число, однако, входит и своеобразный индивидуализм, отрицающий многие формы взаимодействия субъектов, характерные для полноценного общества. Как ни парадоксально это звучит, но мы вынуждены констатировать: упыри культурны, но не цивилизованы... Это накладывает непреодолимые ограничения на развитие общности — но, как утверждают сами кровососы, "кровушку из горла пить в одиночку слаще".
Кларентина фон Махер-Задок. Зона как социальный организм. — См. в: Экстремальная социология. Выпуск 2. — Издательство Понивилльского ун-та. Понивилль, 271 г. о.Х. — С. 20
Что-то прекрасное начиналось там, вдалеке — но всё ближе, ближе. Что-то чудесное сияло, наступало, всходило — неземной восторг, от которого кружилась голова и сладко щемило в груди. Базилио потянулся к этому сияющему счастью и проснулся.
Несколько секунд потребовалось на сведение рассинхронизованного зрения в оптический диапазон. За это время он успел осознать, что находится в незнакомом месте под открытым небом. Это его слегка обеспокоило, но именно что слегка: никакой опасности кот не чувствовал. Вокруг было тихо, пусто, сиротливо.
