— Они обсуждали вашу статью, мэтр. Ту, в номере прошлого месяца. Кажется, Гэгэус ему поверил, а...
— Достаточно. Я все уяснил, Иссет. Не надо повторять одно и то же по сто раз.
Пепти взглянула на него исподлобья и едва удержалась от грубости, на которую всем своим видом и поведением вынуждал ее этот ветхий старикан. Надо же, подумалось ей, высохший плевок, а что-то еще запоминает!
— Ступайте. В другой раз советовал бы вам собирать сведения более тщательно.
— Да я...
— Ступайте! — прикрикнул он и, дождавшись, когда она в раздражении покинет кабинет, сладостно проглотил свежую силу, улыбнулся, встрепенулся, приободрился и, озабоченный новостями, набрал номер директора. — Добрый вечер, господин Форгос!
— Добрый вечер, мэтр Сабати.
— Только что одна наша журналистка передала мне серьезные сведения — говорит, что сделала это по вашему поручению...
— А, Иссет! — легко рассмеялся Форгос. — И что она там разнюхала?
— И я могу рассказать вам это по телефону? — с удивлением переспросил "нянька".
— Конечно, мэтр, какая безделица! Говорите. Говорите-говорите. Видели бы вы, что творится в администрации!
Сабати оторопел. Когда все воротилы рвут на себе последние волосы, читая политические сводки, Форгос ёрничает и отпускает неуместные шуточки... Замред не ожидал такого от мэра. Или это индивидуальная реакция психики на стресс? Как бы там ни было, старик пересказал ему историю, поведанную Пепти.
— Интересно, — помолчав, заметил директор. — Гэгэус... Славно. От него я ожидал поступка меньше всего. Сюрприз. Что ж, мэтр Сабати, к вам у меня будет одна только просьба: поощрите вашу журналистку и продолжайте наблюдать с ее помощью за Сотисом и вашим начальником. Да, и пусть то, что вы узнали и узнаете еще, останется между нами троими.
— Я все понял! — кивая, заверил Сабати, как будто Форгос мог его увидеть... А впрочем — мог. В самом деле — мог.
— Ну, Святой Доэтерий вам навстречу, мэтр!
Голос директора звучал на удивление жизнерадостно. Замред еще долго таращился на динамик гудевшей "отбой" трубки и пытался сообразить, какое впечатление произвел его доклад на самом деле.
* * *
Гэгэус ехал в Тайный Кийар с очень нехорошим предчувствием. Но деваться было некуда: мэр вызвал его прямо к себе в кабинет.
Жителей восточной части города здесь, мягко говоря, не жаловали. Раскаленную от жара машину главного редактора остановили еще при въезде на главное шоссе и тщательно досмотрели. Гэгэус испытывал подобное не впервые, но привычка отчего-то никак не вырабатывалась — может быть, оттого, что эти черные и до зубов вооруженные парни из пустыни таили в себе что-то зловещее? Простому горожанину при взгляде на них неминуемо казалось: вот сейчас они сделают с ним все, что взбредет в их перегретые головы, пристрелят, обчистят, зароют, машину взорвут — и поминай, как звали. Всё! Никто ничего не узнает, а и узнал бы, так не пикнул.
Но парни пропустили Гэгэуса, и предчувствие усилилось. Мелькнула кольцевая при въезде в первый подземный сектор, на кольцевой — аляповатая современная скульптура. Перевернутый острием книзу конус, на плоском основании которого вращались друг вокруг друга пять окружностей, медленно проворачивался, и лозунг "Кийар — центр мироздания!" опоясывал его в точности посередине. Мелькнула кольцевая, мелькнуло глупое сооружение, да тут же и забылись.
Под землей стало прохладнее, и вскоре Гэгэус совсем отключил кондиционер. За это время его успели остановить шесть раз, и главреду приходилось демонстрировать заверенное лично Форгосом разрешение на въезд.
— Они помешанные! — простонал Юлан, заметив седьмой пост буквально через пару сотен кемов после предыдущего.
Эти ребята учинять обыск не стали. Для вида взглянув на его документы, они сели в машину и поехали следом в качестве сопровождения.
Тайный Кийар нависал над чужаком особенной — тяжелой, мрачной и торжественной — красотой. Вся архитектура здесь была ориентирована на мысли о бренности бытия, погребальная символика вплеталась в узоры и орнаменты отделки старинных построек так, словно это были невинные светские украшения. "Все равно, что положить у себя на письменном столе череп любимой прабабушки", — всегда думал Гэгэус, проезжая эти места. Нынешний визит не был исключением. Разве только морды потусторонних чудовищ казались еще более зловещими, а сцены смерти — пророческими. Недаром у кемлинов так популярны анекдоты про некрофилов, пугавшихся подземных кийарцев.
Мэрия напоминала дворец — роскошный дворец... где прощаются с усопшими. Черные колонны устремлялись в темноту, под своды невидимого потолка. Вся постройка была попросту выбита в скале. Под огромным слоем песка эти часть Агиза была каменной. Мощная платформа позволяла вгрызаться в нее сколь угодно глубоко, и обвалы случались крайне редко. Плохой специалист-архитектор наказывал себя сам. Старые прорехи древнего города тайные давно отреставрировали. Заречный Кийар превосходил размерами не меньше, чем в два раза.
При входе в мэрию конвой сменился, и до кабинета Форгоса главред был провожаем троими охранниками здания. В отличие от дорожников, загорелых дочерна и сухощавых, эти, напротив, были бледны и рыхловаты. Роднило их только одно: ощущение, возникающее у чужака в присутствии тех или других.
Секретарем при городской главе был мужчина лет пятидесяти, седоватый и костлявый. Гэгэус всегда забывал его имя.
— Я доложу, — сказал секретарь одному из сопровождающих, по обыкновению даже не взглянув на главреда, и, докладывая, дверь за собой нарочно не прикрыл: — Мэтр Форгос, к вам главный редактор "ВК". Что ему ответить?
— Пусть подождет пару минут в приемной, — ответил приятный баритон невидимого мэра.
— Слушаюсь. Вам велено подождать.
Сесть он не предложил, и Гэгэус сделал это самовольно, получив несколько неприязненных взглядов от покидавших кабинет охранников. Но главред "Вселенского калейдоскопа" уже давно не впечатлялся такой ерундой, как чужие мнения.
Гэгэус кашлянул в кулак и закинул ногу на ногу. Кресла здесь стояли глубокие, и оттого его коротеньким конечностям было неудобно, и главред знал, что со стороны выглядит комично. Однако же, как было сказано раньше, чужие мнения Юлана нисколько не интересовали. Найдя позу поудобнее, он извлек из кейса несколько рабочих бумаг и принялся их штудировать, забыв о существовании желчного секретаря, который нет-нет да косился в его сторону.
— Пригласите, — проговорил наконец селектор, и седой небрежно указал Гэгэусу на дверь в кабинет Форгоса.
Быстро, но не суетливо главред закатился к начальнику.
Форгос отвел глаза от монитора своего э-пи и оглядел вошедшего с головы до ног.
При встречах с ним Гэгэус всегда думал: "Сразу видно, что он из Восточного!" и ощущал тень гордости "за своих", хотя, по большому счету, был к этим мелочам равнодушен. В Форгосе не было ничего от местных рахитичных заморышей — потомков каторжан, из поколения в поколение существовавших под землей. По сравнению со своим секретарем мэр выглядел живым. И все же Гэгэус хорошо знал, что на поверхности Форгос уже не может находиться без специальных очков с усиленной фильтрацией солнечных лучей, да и стерильный воздух подземелья с годами вызвал у него склонность к поллинозу, одному из видов аллергии, которая начиналась, стоило мэру оказаться на открытом пространстве. Пыль, загрязнение атмосферы, цветочная пыльца — все, что угодно, могло спровоцировать у него жестокий приступ сенной лихорадки.
— Добрый день, мэтр Форгос, — сказал главред.
— Добрый, добрый, — мэр поднялся и подошел к нему. — А что ж это вы не сообщили мне такой интересный факт, как присутствие в штате моего издательства Сэна-Тара Симмана, господин Гэгэус?
Он улыбался, а глаза оставались мертвыми.
— Да так как-то... — замялся Гэгэус. — Всё как-то не к месту. Тем паче все это время он был в отъезде, а потом ситуация с Лигой...
— С Лигой, с Лигой... — задумчиво выпятив нижнюю губу, протянул Форгос, но быстро очнулся: — Присядьте.
Юлан сел возле его стола.
— Итак, вы поверили мальчишке, господин Гэгэус?
— Насчет чего?
— Насчет этого... Ко мне!
"Ну начинается!" — захлебнувшись страхом и удушливой болью в грудине, простонал про себя главред. Он видел улыбку Форгоса, и тот молча указал пальцем ему за спину. Только тогда Гэгэус понял, что стоит на ногах, и последовал совету мэра оглянуться.
— А-а-а! Нет! — заорал он во всю мочь и не услышал себя.
Позади него, привалившись к столу, полусидел в офисном кресле... он сам. Что-то тонкое и серебристое тянулось от груди сидящего (и, кажется, спящего) Гэгэуса, уходя куда-то за спину Гэгэусу невесть как оказавшемуся в центре кабинета.
Потом все померкло и снова включилось.
— Воды? — уточнил мэр, как ни в чем не бывало.
— Значит, всё так и есть... — пробормотал главред, на этот раз гораздо скорее взявший себя в руки, но все равно испытывавший неслабое желание напиться.
— А теперь скажите, вам есть куда уехать из страны?
Юлан удрученно кивнул.
— Отлично! Слушайте же меня, мэтр Гэгэус, слушайте внимательно и всё запоминайте!..
* * *
Ноиро помог матери подняться в электровоз и сам не без труда вскарабкался следом.
Покидающих Кийар было очень много. Люди осаждали электрички, толкая взятки проводникам и втискиваясь в вагоны правдами и неправдами. Поезда с каждым днем ходили все реже и при этом — абсолютно непредсказуемо по времени. Понимая, что ни сама она, ни покалеченный сын с такой обозленной толпой не сладят, Гайти Сотис уговорила старого друга семьи, железнодорожника, занимавшего какой-то начальственный пост, отправить их хотя бы в электровозе. Тот попытался найти для них место в пассажирской части состава, но вскоре убедился воочию, что там творится кошмар, и признал свою неправоту.
— Я же всего этого не вижу, Гайти! — виновато вздыхал он, ведя их с Ноиро какими-то нехожеными путями, доступными только обслуживающему персоналу станции. — Клиника для психов!
Разговор с машинистом электрички до Тайбиса был недолгим, и рабочий проводил их к заднему электровозу.
— Только там ни сесть, ни лечь, — предупредил он.
— То же самое и в вагонах, — вяло махнула рукою госпожа Сотис. — Там еще и нечем дышать, знаете...
До Тайбиса было шестнадцать часов езда по ночной пустыне. Гайти забралась на высокий стул, напоминающий насест и прикрученный к металлическому настилу пола, и поставила ноги на отключенную приборную панель. Окошки здесь были странными: чтобы смотреть через них перед собой на дорогу, нужно было заглядывать сверху, стоя. Иначе в поле зрения попадало только небо.
Ноиро устроился на каком-то ящике в углу кабины машиниста и задремал. Состав плавно покачивало на рельсах.
— Может быть, не нужно тебе потом возвращаться в Кийар, Ноиро? — помолчав пару станций, не выдержала мать.
Молодой человек вздрогнул и с трудом разлепил набрякшие веки.
— Мам... — он потер лицо. — Я же уже говорил, что не могу оставить Нэфри и госпожу Иссет. Да и кто присмотрит за нашим домом? Ты же сама знаешь, сколько сейчас мародеров — по ним Тайный Кийар плачет горькими слезами...
— Да и Святой Доэтерий с ним, с домом. И Нэфри своей ты теперь ничем не поможешь, раз она в подземелье... Подумай, каково будет нам с Веги.
— Я буду отзваниваться. Каково будет мне, если я сбегу?
Она тяжко вздохнула, еле-еле угадывая в полутьме исхудавшее лицо сына.
— А ты все практикуешь эту шаманистику...
— Нет, не до того...
— Ой, не ври мне, пожалуйста! Будто я не слышу, как ты орешь по ночам.
Ноиро опустил голову. Он слушался запрета Та-Дюлатара и со дня их последнего разговора в сельве не покидал свое тело ни на мгновение. Ему хотелось бы узнать, где сейчас Учитель-Незнакомец и что с ним, но он не смел нарушить приказ, не имея достаточно веского повода. А кошмары снились ему независимо от выхода в "третье" состояние, изредка очень удачно под это состояние маскируясь и не позволяя разобрать, где сон, где явь, а где внетелесное существование.
— Меня пугает, что тебе не становится лучше. Гинни говорит...
— Мам, избавь меня хотя бы здесь от нужды выслушивать о Гиене! — у него даже скулы свело мучительной болью, как если съесть что-то чрезвычайно кислое. — Я не пойму, как она стала нашей соседкой? Где были ваши глаза?
Госпожа Сотис вздохнула:
— Это было уже так давно! Мы с твоим отцом были еще такими молодыми... И вот у нас появилась возможность обзавестись своим собственным углом. Конечно, мы бросились искать жилье, ведь всего через полтора месяца у нас родился ты. Помню эту страшную жару... Я едва переставляла ноги — вот такие, представляешь! — она показала, какими распухшими были ее ноги тогда. — Здесь как будто аквариум с водой, на спине — мешок с цементом, не меньше! Каракатица, иначе и не скажешь. И вот я вижу наш будущий дом. Такой милый, я сразу в него влюбилась, но Эрхо не понравилось, что он на двух хозяев. А иначе нам не хватило бы денег! "Всё, — говорю, — Эрхо, мы пришли!" Тут выскочила Гинни, усадила меня, напоила водой, все показала и рассказала. Я не понимаю, за что вы все ее так невзлюбили... Мы с нею подружились с первого слова. Но твой отец не хотел оставаться: то одно не нравилось ему, то другое — ты ведь сам помнишь, каким он бывал, когда что-то происходило не по-его...
— И он был прав... — проворчал Ноиро.
— А может быть, ты?
— Я?! При чем здесь я?
— Твой отец уже категорически хотел сказать "нет", и я сдалась. Но ты вдруг заметался — и ка-а-ак пнешь меня ножкой сбоку! Вот мы и решили, что это твоя воля, знак — остаться. И сказали "да".
— И только?! — журналист расхохотался. — А может, это я хотел сказать: "Сматываемся отсюда побыстрее"?
— Что теперь говорить. Что случилось, того уже не изменишь.
Ноиро угрюмо кивнул. Госпожа Сотис привстала и выглянула в окно, пытаясь хоть немного разобрать, что делается снаружи.
— Так долго стоим... — сказала она. — Ничего не видно, темно... Даже не знаю, какая это станция.
— Сейчас узнаю.
— Нет! — почти вскрикнула она. — Не надо!
И тут, словно кто-то услышал их, электричка тронулась. Госпожу Сотис едва не сбросило на приборную панель.
— Святой Доэтерий! — выдохнула она. — По-моему, там что-то случилось.
Скорость нарастала. В кабине машиниста все гремело и скрипело.
— Я посмотрю, — не вытерпел Ноиро.
— Только не высовывайся сильно!
— Угу.
Журналист с трудом вытолкнул забитую дверцу и попытался заглянуть вперед по ходу движения. Состав поворачивал, по большой дуге огибая глубокий овраг, и Ноиро сумел разглядеть, что происходит в ближайших вагонах. Хотя правильнее было бы сказать, чего там не происходит. В них не было ни одного пассажира, а свет горел ярко, делая внутренность вагонов отлично видимой снаружи. А ведь они с мамой и их знакомым железнодорожником собственными глазами видели, как набивались в поезд люди перед отправкой из Кийара!
— Там пустые вагоны, — возвращаясь в кабину электровоза, сказал журналист матери. — Никого нет.
