Для меня этот день начался как обычно — занятия, а потом работа с плановыми пациентами. Перед самым обедом поднялась суматоха, забегали врачи и другой персонал, к нам в операционный бокс хирургического отделения зашел заведующий и велел готовиться к массовому проведению экстренных операций. Тогда нам и стало известно о произошедшем в метро взрыве и многочисленных жертвах, самых сложных раненых везут в нашу больницу. У меня от предчувствия беды сдавило сердце — я сразу связал случившееся несчастье с Мелиссой. Улучив минуту, позвонил домой, разговор с Наташей только усилил тревогу — ее до сих пор нет, хотя уже должна была приехать. С немалым напряжением воли заставил себя оставить в сторону беспокойные мысли, вернулся в операционную ждать первых пострадавших.
Вскоре одна за другой стали прибывать скорые, раненных везли сразу в операционные боксы, минуя приемное отделение. Сначала в хирургию, а потом и другие, непрофильные отделения. Кроме дежурных хирургов работали сменившиеся, их всех экстренно вызвали в больницу. А поток раненых все прибывал, они уже не вмещались в операционных, их размещали в свободных палатах и коридорах в ожидании операции. Руководство отправило на помощь им почти весь свободный персонал больницы, врачи и медсестры поддерживали всеми возможными мерами жизнь и облегчали страдания до хирургического вмешательства.
Я работал одновременно с тремя бригадами в хирургическом отделении, впервые применил распределенное сразу на троих оперируемых поле воздействия. Работать последовательно с каждым просто не оставалось времени, дорога была каждая минута. В каком-то наитие, держа под контролем одного пациента, попробовал перенести часть внимания на другого и у меня получилось — я видел обоих подопечных, действия хирургов над ними. Сначала осторожно, точечными уколами оперативным лучом, опробовал параллельную процедуру, а потом уже более решительно перешел к фронтальной операции по всем пострадавшим органам двух пациентов. Как только освоился с ней, перешел к третьему раненному, с ним возникли некоторые трудности — с разтроением контроля и оперирования в первые минуты выходило сложнее и с путаницей, но потом наладилось и с ним
После первой партии так и продолжил работать, только предупредил работавших со мной специалистов, что они могут вести свою часть операции, не дожидаясь моего подключения. В основном их работа заключалась в вскрытии и удалении осколков, заживлением и восстановлением поврежденных органов занимался я сам. Операции пошли намного скорее, до вечера мы прооперировали более десяти человек. После них, когда завершили с потоком раненых, прошел по другим отделениям, где также проводили хирургическое вмешательство. Осмотрел пациентов, нескольким из них понадобилась серьезная помощь и даже повторная операция своими средствами, без повторного вскрытия.
В общей сложности в нашу больницу доставили два десятка пострадавших и никого из них мы не потеряли. Хотя были очень серьезные ранения, в условиях обычных клиник чаще приводившие к летальному исходу. Посчитал заслугой в подобном итоге как профессиональное мастерство наших специалистов, которое я действительно ценил высоко, так и свой уровень и новые возможности. С полным основанием считал, что во многом достиг тех способностей, приобретенных прежде — до потери памяти, а в чем-то превзошел. Как сегодня — одновременной работой с несколькими клиентами, а также большим запасом своей энергетики — моих сил хватило на всех оперированных, а не как раньше — двоих-троих в день.
Уже дома — увидев, наконец, Мелиссу, выслушав ее рассказ и осмотрев, — расслабился душой. Весь прошедший день, вернее, вторую его половину, провел в постоянном напряжении. Вид растерзанных страшными ранами людей, льющаяся кровь, страдания детей, женщин — давили на меня тяжким грузом. Сердце болело от мучений ни в чем не повинных людей, в нем прорастала ненависть к извергам, преступившим все человеческие нормы. Божьим даром в храме мне было завещано терпение и милость ко всем Сущим, но ведь должен быть предел всепрощению? Для себя решил — приму все возможное, пойду на любое прегрешение, но не дам безнаказанно творить подобные злодеяния!
Не стал откладывать с поиском виновников трагедии — здесь дорог каждый час, пока еще свежи оставленные ими следы. Попросил Мелиссу представить шахидку из своей памяти как можно подробнее. Вижу как своими глазами совсем еще юную девушку, ее бледное лицо под капюшоном, беспокойный взгляд, мечущийся по сторонам. Всмотрелся в окружающую ее ауру, запоминая каждую линию и оттенок. Все, след взят. Отпустил Мелиссу, сам своим сознанием отправился к месту происшествия. Ночь, станция закрыта, в полусумраке дежурного освещения видны только силуэты нескольких мужчин, наверное, агентов ФСБ. Проследовал по перрону, среди тысяч следов аур ищу нужную. Прошел от края до края раз-другой, но нет ее. Обострил до максимума внимание в астрале и то далеко не сразу обнаружил едва заметное на фоне более ярких и эмоционально насыщенных следов искомое видение.
Казалось, призрачная картина таяла на глазах, при любом отвлечении тут же терялась. С большим напряжением, постоянно ведя частичкой сознания аурный след, поднялся наверх, покружился около центрального входа. По-видимому, шахидка перед спуском в метро присматривался к окружающей обстановке. А потом след повел меня почти строго на юг, в район новостроек и еще оставшихся частных домов, ожидающих сноса. Добрался к одному из таких хибар, готовому вот-вот развалиться, пролетел внутрь, но никого не обнаружил — дом оказался пустой. Только видны признаки спешного сбора — раскиданы ненужные вещи, везде мусор и грязь. Заметил и запомнил следы еще трех аур, не считая смертницы. Переключил поиск на них и отправился по направлению их последнего, наиболее четко различимого, пути.
Он вел за город, петляя по дороге. Проходил мимо коттеджных поселков и дач, деревень, где-то в тридцати километрах от города довел к небольшому особняку с высоким глухим забором на окраине самого обычного села. В общем зале за столом застал группу из десятка мужчин, по-видимому, празднующих свое злодеяние. Большинство составляли заросшие черной бородой выходцы из южных краев, но были и с явной славянской внешностью, принявшие чуждую веру. Особое внимание привлекли двое — один из них главарь бандитов, судя по уважительному обращению подельников, второй тоже не рядовой — ухоженный вид, дорогая одежда, бороды нет. Они говорили между собой на непонятном мне языке, так что надумал напрямую влезть в их сознание.
Взял под контроль их обоих — одновременным давлением из астрала на аурное поле продавил рефлекторное сопротивление объектов, захватил под свое управление нервную и иммунную системы, а через них и весь организм. Вся хранившаяся в их памяти информация потекла в меня. Я отсек не нужную мне ее часть, ограничился запросом сведений по последнему событию. Узнал о подготовке новых терактов, их исполнителях и соучастникам, местах хранения оружия и взрывчатки, снятых в аренду квартирах и домах для проживания членов банды. Кроме обнаруженной группы в городе действовали еще две, координатором действий между ними оказался второй из подконтрольных мне главарей.
От него я перенял информацию о широко разветвленной преступной системе, охватившей городские группировки, коррумпированных должностных лиц во всех органах власти, вплоть до высших — аппарата Президента, правительства, МВД, ФСБ. Узнал поименно каждого из них, сведения о их связях с криминалом и террористами с конкретными данными, цифрами, датами. Ясно представлял, что с такой информацией сам окажусь в реальной опасности, но оставить в живых бандитов и покрывающих их двурушников не мог, вынес им смертный приговор. Привлекать компетентные ведомства, помочь выявить сеть преступников посчитал преждевременным — излишний шум только распугает заправил, они опять уйдут от возмездия.
Конечно, уподобляться Дон Кихоту и воевать с ветряными мельницами я не собирался — гидру преступности никому не одолеть, только всем миром и то с переменным успехом, но сделать то, что мне по силам — посчитал нужным. В эту ночь я совершил страшный суд — лишил жизни свыше двухсот живых душ, террористов и их пособников. Убивал по-возможности без мучений — останавливал сердце, вызывал обширное кровоизлияние в мозг, перекрывал дыхание. Знал, что совершал смертный грех и он воздастся мне, но не мог и не хотел остановиться — совесть и боль за невинных погибших, пострадавших оправдывали меня, звали к беспощадному мщению. Отдал за ночь все силы, последних из числа приговоренных убирал уже теряя сознание, а после отключился.
Не чувствовал, как из кабинета, где я проводил свои акции в астрале, меня перенесли в спальню, а утром пытались разбудить. Первое, что испытал, придя в себя, — бесконечную усталость, не было сил даже поднять голову. Лежал и пытался вспомнить, что произошло со мной, но многое расплывалось как в тумане. Последнее, что я четко запомнил — это выход на базу террористов, а все последующее выпало из памяти. Меня пробрал страх — неужели снова повторяется прежняя беда, когда я как малый ребенок учился всему с самых азов. Но тут же успокоился отчасти — остальное ведь знаю. От напряженных раздумий разболелась голоса, постарался отвлечься и незаметно уснул.
Проснулся в темноте, за окном уже стояла ночь. Рядом лежала Мелисса, спала, тихо посапывая. Прислушался к себе — вроде в порядке, пусть даже относительном. Прежней слабости нет, хотя и заметного прилива сил также не чувствую. Голова работала легко, мысли текли сами, без болезненных ощущений. И я вспомнил все то, что недавно ускользало из внимания, вплоть до последних мелочей. Двойственное представление о совершенном мной сдавило душу — удовлетворение от суда над преступниками и вместе с тем угрызение — нет, не совести, она поддерживала меня, — а осознания высшей ценности. Кто я такой, чтобы судить кого-либо?! Неужели возомнил себя правым в делах человеческих и божьих? В этих вопросах я чувствовал суд над самим собой и приговор был вовсе не оправдательным, несмотря на все кажущиеся благими мотивы. Кто-то свыше произносил в моих мыслях — покайся, только истинное покаяние освободит твою душу. Иначе больше не будет тебе святого благословения!
Разумом понимал — тот, кто осуждал меня, возможно, частица духа святого Сергия Радонежского, — прав, но сердце говорило о другом — добро не должно быть беззащитным. Я целитель, но в час невзгод должен стать против зла как воин, бить врага всеми доступными средствами. Если суд человеческий, те ведомства, что должны защищать мирных людей, сами погрязли в кривде, то я буду свершать свой выбор по закону совести, а не божьему. И никакого покаяния в душе не чувствовал, зрела только решимость отстаивать свое право, даже если оно не по нраву святому покровителю. Пусть он лишит меня дара, не смогу творить чудо, но останусь самим собой, в ладу с душой и совестью. С такой мыслью вновь отдался умиротворяющей волне тихого сна, без тревог и сомнений.
Проснулся на рассвете, свет из окна только начал развеивать ночную тьму. Осторожно встал, стараясь не разбудить спящую Мелиссу, вышел во двор. Размял затекшие за сутки мышцы, чувствовал, как они с каждым движением наполняются силой. Поднимающееся солнце пробивалось лучами через затянувшее небо облака, грело мою мятущуюся в глубине душу. Все же нелегко мне дался выбор — готовность отказаться от всего наработанного и возможности помогать отчаявшимся людям стоила дорого. Привычно, как устоялось по утрам за последний год, предпринял выход в астрал и только потом с восторгом осознал — у меня получилось! Прежние силы вернулись ко мне, никто их меня не лишил. Наверное, я выдержал какое-то испытание, наведенное святым духом, или он проникся моими доводами.
Как бы то ни было, но этот и последующие дни шли по-прежнему, после занятий вел операции, причем с последней наработкой — параллельными процедурами со всеми пациентами. Конечно, они проводились не в столь интенсивном порядке, как в день теракта, но позволили принять существенно больше нуждающихся в хирургической помощи. В нашу больницу направляли плановых больных не только города и области, но и с других краев, график был занят на месяцы вперед. Так что теперь с ожиданием необходимой операции намного ускорилось, мы принимали ежедневно десяток пациентов, иногда больше. Сверх того еще экстренных и по особым спискам, так что у меня набиралось в день до полутора десятка операций. Такой довольно напряженный режим я выдерживал сносно, без особого утомления, причем с течением времени все легче — сказались полученный опыт и отработанные многократно навыки.
Со временем после теракта прояснились события, связанные с моей зачисткой замешанных лиц. Массовая смерть как явных бандитов, так и считавшихся добропорядочными высокопоставленных чинов в первые дни вызвала замешательство в криминальных и властных кругах, немалый интерес в СМИ. Никто точно не знал, как такое могло произойти, разные эксперты строили свои догадки и предположения в аналитических статьях и кратких справках. Вскоре по материалам следствия появилась информация о раскрытых базах террористов, причастии громких имен к проведенным и готовившимся терактам, выявились новые банды и связи как в нашем городе, так и в других областях. Пошла цепная реакция по всей стране, компетентные органы под давлением обстоятельств предприняли какие-то меры по ее очищению от нелюдей.
Никто не связал произошедшую историю со скромным студентом, пусть и с неординарными способностями. Интереса со стороны заинтересованных в этом деле кругов к себе и своей семье я не обнаружил, жизнь у нас продолжалась своим чередом. Сам больше не прибегал к подобным акциям. Да и прежде не ставил себе цели карать кого-либо, пока судьба не столкнула меня напрямую с извергами. Но если вновь возникнет необходимость, то в стороне не останусь, в этом не было сомнения. Продолжал работу со своим полем в астрале и реальном времени, выявлял и изучал новые возможности. Здесь у меня шел постоянный прогресс, ежедневные занятия давали постепенный прирост потенциала, закрепляли практические навыки, готовили мне базу для новых прорывных проектов.
Так у меня шли день за днем, встретил с семьей Новый год, на каникулах выезжали в загородний дом отдыха на Истре. Перед самым Крещением съездил в храм Сергия Радонежского, внутренний голос позвал меня туда. Вместе с паломниками и местными прихожанами отстоял обедню, а потом причастился к святому Таинству. Вновь испытал благодать святого места и духа — почувствовал душевное обновление и покой, прежние сомнения и тревоги ушли в небытие. Хотя я не признавал в себе какого-либо тяжкого греха, даже в том массовом лишении жизни, но тягость на душе оставалась, как будто я запятнал ее грязью и кровью. Теперь же на нее бальзамом снизошли прощение и благословение свыше. На сердце стало легко и отрадно, я готов был объять весь мир таким, каким он есть — добрым и злым, прекрасным и уродливым.
Нельзя сказать, что возлюбил врага своего — бил и буду бить его, но принял большее терпение к слабостям ближнего, даже идущим во вред окружающим. Я не пастырь, ведущий заблудшую овцу, перевоспитывать кого-либо не собираюсь, но и карающим мечом нельзя наказывать провинность, если есть возможность обойтись без него. Такой вывод принял после причащение, внесшего некоторый компромисс в мою реакцию на зло. Сейчас, вспоминая свою смертную кару преступникам, лучше понял, в чем же был не прав. Я пошел самым радикальным путем, тогда как нужно было действовать более разборчиво с каждым отступившим, а не огульно. Кто-то действительно заслуживал вынесенный мною приговор, другим бы хватило иных мер, не столь кровожадных.
