Главная моя ошибка состояла в том, что поддался гневу и не мог более трезво оценивать свои действия. Именно в нем покаялся в ходе причащения, а Господь простил мою вину и дал свое благословение на добрые дела. Оно сказалось в самом скором будущем, а пока я возвращался домой по заснеженной дороге, буквально через километр от храма стал свидетелем дорожной драмы. Едущий впереди меня грузовой автомобиль вдруг резко ушел влево, на встречную полосу, по которой к нам приближался патрульный автомобиль милиции, а за ним автобус. Водитель патрульной машины мог избежать столкновения, уйдя на обочину, но он стал резко тормозить и подставил под удар многотонного грузовика левый бок.
Видел как в замедленных кадрах — грузовик бьет легковушку, а затем, отклонившись от удара вправо, цепляет краем встречный автобус, а потом останавливается. Сам затормозил, остановил минивэн на обочине и побежал к месту аварии. Автобус к этому времени уже встал, а его водитель со всех ног мчался к отброшенному за кювет патрульному автомобилю. Я подбежал чуть позже, когда тот дергал заклинившую дверь, вдвоем вырвали висевшую на одной петле преграду, а потом осторожно вытащили из машины окровавленное тело водителя, потерявшего сознание. Второй милиционер, сидевший справа, был в лучшем состоянии, во всяком случае, находился он в сознании и следов крови на нем не заметил.
Положили раненого на мою расстеленную на земле куртку, я немедленно взялся за операцию. Даже беглого осмотра хватило, чтобы определить крайне сложное состояние пострадавшего. Он практически уже умер — сердце остановилось, дыхания нет. Вся левая сторона тела травмирована, множественные переломы и ушибы. Срочно взялся за реанимацию сердца, пробитого кусочком ребра, параллельно восстанавливал оборванные сосуды, легкие, другие органы, травмированные от удара. Работал в интенсивном режиме, сразу со всеми повреждениями, помог наработанный опыт сотен подобных операций. Много времени не ушло, вскоре заработало сердце, раненый задышал, а потом пришел в сознание.
Глава 15
Меня поразила самоотверженность милиционера, рискнувшего своей жизнью ради спасения других. Конечно, это его долг — защищать людей от беды, но все равно — когда на твоих глазах совершается подвиг, он не может оставить равнодушным. Такое же отношение видел и в глазах окруживших нас людей — пассажиров автобуса, водителей, остановившихся возле нас. Восхищение поступком героя, переживание за его жизнь — эти чувства сплотили всех присутствующих. Они стояли рядом молча, казалось, даже затаили дыхание. И когда милиционер открыл глаза и едва слышно прошептал: — Что с автобусом, все живы? — все облегченно перевели дыхание, кто-то выкрикнул: — Жив! Слава богу, выжил!
Водитель автобуса поспешил успокоить очнувшегося раненого:
— Сержант, не волнуйся, все живы, никто не пострадал. Спасибо тебе, спас нас всех!
По моим указаниям мужчины подняли сержанта на руки и перенесли в минивэн. Туда же доставили второго милиционера, впавшего в болевой шок. Я провел ему минимум восстановительных процедур — состояние не представляло опасности, а после отвез в ближайшую больницу в районном центре. А потом заехал в райотдел милиции — оба пострадавших оказались его сотрудниками, рассказал о случившемся происшествии. Дежурный капитан тут же связался с отделением ГАИ, там объяснили, что к месту аварии уже отправлена следственная группа. Капитан вызвал своих сотрудников — следователя и криминалиста, попросил меня проехать с ними туда же.
К нашему возвращению большинство людей разъехалось, остались только очевидцы происшествия. Следователи ГАИ уже приступили к своей работе — отмеряли, фиксировали следы, снимали показания очевидцев. Мои попутчики также принялись за следственные действия, я же, оставив им свои данные и показания, отправился домой. Почти всю дорогу меня не оставляли мысли о происшедшем, героизме и самоотверженности рядовых милиционеров. В памяти всплывали другие — холеные, в высоких чинах, продавшие бандитам свою совесть и офицерскую честь. Ясно осознаю, что нельзя судить о милиции по отщепенцам. Большинство сотрудников, как тот сержант, отдадут жизнь ради других. И служба у них на переднем краю, они первыми встречают опасность. Как бы то ни было, милиция заслуживает уважения, сегодняшнее событие лишний раз подтвердило мне эту мысль.
После того, как побывал в храме, в душе как-будто наступило просветление, чувствовал необыкновенную легкость и ясность. Что бы я ни делал — оперировал больных, учил науки или дома возился с детьми, — все давалось непринужденно и свободно, даже в самые трудных ситуациях находил лучшее решение. Можно назвать такое чувство вдохновением, я видел отчетливо всю картину происходящего, варианты его развития, моментально их просчитывал и выбирал оптимальный. И удача шла мне навстречу, все получалось так, как задумывал. Конечно, я не рассчитывал на слепой случай, любое дело продумывал и тщательно готовил, но и везение не подводило меня. В таком настрое и подъеме я вел операции, которые еще совсем недавно считал проблемными, и они все завершились успехом.
Мне удалось справиться с частью заболеваний, которые считались неизлечимыми, особенно в запущенной стадии — раком различных органов, артериальной гипертонией, полиомиелитом и бронхиальной астмой. С другими подобными недугами — сахарным диабетом, вирусным гепатитом, артритом, СПИДом — только начал работать, но первые клинические испытания давали надежду на успех и с ними. Планировал еще в скором будущем приступить к экспериментам с наследственными и другими заболеваниями, связанными с нарушением генной структуры. По всем болезням изучал имеющиеся материалы, наблюдал за пациентами, очень аккуратно проводил с ними проверку гипотез максимально безопасными пробами. Свои опыты не афишировал, кто же даст согласие на них с живыми людьми?! Но я был уверен в полной безопасности клиентов, а результаты обещали превосходные перспективы.
Все новые работы и исследования велись для личного применения, именно для моих возможностей. В общей лечебной практике они особого значения не имели. Но некоторые выводы и наблюдения могли помочь лучше понять природу и причины заболеваний, до сих пор недостаточно изученных медицинской наукой. На будущее, после окончания института, предполагал заняться исследовательской работой с их излечением традиционными средствами, доступными любому практикующему врачу. Пока же записывал в отдельной тетради свои мысли, прогнозы и выводы, результаты клинических испытаний. Эти записи позволяли более последовательно и методично планировать работу, оценивать ее итоги, а также вносить исправления — ошибки, пусть и незначительные, я все же допускал.
Тем временем с наступлением весны пришли новые хлопоты — меня дополнительно обязали принимать пациентов в клинической больнице Главного медицинского управления, обслуживающей аппарат Президента и Правительства, городской мэрии. Как-то утром вызвали прямо с занятий к главврачу, тот без обиняков объявил:
— Евсеев, на тебя пришло предписание из горздрава. Направляешься в распоряжение правительственной больницы, будешь там один день в неделю вести прием больных. В остальные дни продолжишь работу и учебу здесь, как и прежде. Вот направление, завтра же поезжай туда оформляться. С деканатом института все согласовано. Есть вопросы?
Переспрашивать главврача не стал, все прояснится в самой клинике. Следующим утром отправился по указанному мне адресу в парковой зоне на Лосином острове. Здешнее место мне понравилось, чувствовал как на отдыхе в живой природе — чистый воздух, вокруг обширный березовый лес с островками ели и сосны, кустарниками, ухоженные пруды. Сама больница находилась в глубине острова на огороженной, довольно просторной территории. В главном корпусе меня принял курирующий зам главврача, после собеседования и оформления направил в хирургическое отделение ассистентом хирурга. Но оговорил, что могут привлечь к приему амбулаторных больных в поликлинике.
В тот же день приступил к новой работе — познакомился с персоналом, обсудил со специалистами предстоящую практику совместных действий, провели первую операцию, со своими трудностями и слаживанием. В последующем дело у нас наладилось, да и каких-то сложных операций в первый месяц не было, больше занимался приемом больных в поликлинике. Особой необходимости в моих способностях я здесь не видел, наверное, кому-то вздумалось привлечь набирающего известность чудодея в угоду власть предержащим, для лечения их болячек. Правда, высокопоставленные чины — руководители управлений и департаментов, — ко мне еще не обращались, пока только рядовые работники, редко кто из среднего уровня. Причем больше доводилось работать не с самими сотрудниками аппарата, а их родственниками.
Не раз пришлось испытывать свое терпение от капризов избалованных жен и чад чиновников, требующих от меня почтительного внимания к их недомоганиям, зачастую воображаемым, внушенным самим себе. В конце концов не выдержал, стал давить на их психику, эмоциональный настрой установкой — "У меня все в порядке, чувствую себя хорошо". Но, против ожидания, поток пациентов только возрос и именно с психическими заморочками — депрессией, нервными срывами, даже плохим настроением. Практически исполнял роль психотерапевта — успокаивал, внушал положительные эмоции, восстанавливал психическую устойчивость. Не мог отказать в той малости, что они ждали от меня — внимания и сочувствия.
Первое более-менее серьезное вмешательство пришлось на втором месяце работы, у одной из сотрудниц аппарата правительства обнаружили рак легких. Правда, в начальной стадии, можно обойтись обычным удалением ракового образования. В больнице такие операции проводились, но она обратилась ко мне. Следующий случай оказался гораздо сложнее, больной перенес инсульт с обширным кровоизлиянием. Интенсивная терапия в реанимационном отделении не дала улучшения, меня вызвали ночью, когда пациент уже впал в кому. При первом осмотре выявил отек мозга, началось отмирание тканей. Процесс еще не зашел далеко, но надежды на полное восстановление практически нет, речь идет только о минимизации потерь мозговой деятельности.
Работал с больным несколько часов, дольше, чем обычно при подобной патологии. Остановил дальнейшее разрушение тканей, убрал отек, потом восстановил лопнувшие сосуды, очистил от тромб и бляшек. Больше времени ушло на реабилитацию коры мозга, передачу нейронных цепей от пострадавших участков на соседние. Понадобились еще дополнительные сеансы для восполнения мозговой активности, но я их провел позже, а пока ограничился необходимыми реанимационными процедурами. По окончании операции перевел пациента из бессознательного состояния в глубокий сон. Последующими сеансами в течении недели в значительной мере восстановил все функции головного мозга. Больной после окончания лечебного курса даже смог приступить к работе, правда, с некоторыми трудностями в первое время — отчасти пострадала память.
Эти и еще другие сложные операции привлекли ко мне внимание высшего руководства, с мая меня все чаще стали вызывать для лечения особо высокопоставленных чинов — от мэра города и министров до руководителя аппарата президента. В начале июня у меня состоялась первая встреча с президентом страны, у него серьезно занемогла жена. За мной приехал нарочный, когда я проводил операцию в своей больнице. Сразу по ее окончанию меня вызвали к главврачу, в его кабинете увидел молодого, моего возраста, человека в штатском, но с заметной выправкой. Главврач представил нас друг другу, а потом обратился ко мне:
— Сергей, сейчас поедешь с лейтенантом, он объяснит подробности. Операции на сегодня отменяются, проведешь их завтра с утра. Все, поезжай, тебя ждут.
С посыльным я почти не разговаривал, он особенно и не старался общаться, только сказал, что могу называть его Максимом и едем мы за город, на дачу Президента в Горках. Вместе прошли к ожидавшей нас машине, внешне ничем не приметной, даже без мигалок. Почти в полном молчании — водитель тоже оказался молчуном, выехали из города на запад, вскоре добрались до лесного массива и поста на въезде в охраняемую зону, окруженную высоким глухим забором. После проверки моих документов проехали через парк к большому двухэтажному дому, Максим проводил меня в одну из комнат для гостей на первом этаже. Ждал недолго, минут через десять позвали в приемную. Там помощник президента провел со мной небольшой инструктаж — что можно делать и что нельзя, а потом разрешил пройти в кабинет главы государства.
В первый момент не узнал Мельцина — обмякшее усталое лицо оказалось разительно отличающимся от тех портретов, что печатались в газетах и журналах, или показывали по телевизору. Разве что крупное сильное тело напоминало о харизматичном лидере, взявшем в свои руки власть больше десяти лет назад в переломный для страны момент. Насколько я понял из истории той поры, именно нынешний президент стал одним из инициаторов поднятой тогда бучи, фактически свергнул правящий коммунистический режим, а потом в отчаянной, с жертвами, борьбе спас страну от полного развала и разрухи. Сейчас тянул за уши Россию из самого дна к прежнему величию, постепенно восстанавливал разворованное хозяйство, поднимал армию, науку, дух народа.
У меня самого о Мельцине сложилось мнение в большей степени негативное. Я считал его главным виновником происшедшей со страной вакханалии. Соглашался в том, что прежний режим, как сформулировали историки, погряз в застое, потерялась динамика роста, но доводить до случившегося беспредела посчитал преступлением. В моем прежнем мире тоже были сложности в экономике и идеологии, но советская власть выдержала все трудности. Пришедшие на смену послевоенной партократии молодые руководители сумели коренным образом реформировать командно-административную систему хозяйствования, постепенно, без революционных наскоков, развили многоукладную экономику и свободу совести. У людей появился интерес к творческой и активной позиции, часть из них занялась предпринимательством, другие вкладывали свой ум и труд в государственном предприятии.
Общий подъем народной воли сказался на росте экономики, Советский Союз вышел в мировые лидеры как по общим показателям, так и по большинству стратегически важной и наукоемкой продукции. Мы экспортировали в страны Европы, Азии самые разные товары — от автомобилей и компьютеров до обуви и одежды, причем они успешно конкурировали на рынке с самыми лучшими зарубежными аналогами. А в этом мире почти ничего своего нет — все привозное. Редкие оставшиеся предприятия дышат на ладан, не выдерживают жесткого давления гораздо качественных и дешевых товаров из Европы и Китая. Правда, в последние годы идет небольшое оздоровление национального производства за счет государственных кредитов и льгот, введения таможенных барьеров для импортной продукции. Но оно еще слишком незначительно в общем товарообороте, так что путь к экономической независимости страны предстоит еще долгий.
Президент встретил меня настороженным взглядом, как бы оценивая — заслуживаю ли я той надежды, что вынужденно должен питать ко мне. Сухо ответил на мое приветствие, а потом медленно, придавая вес каждому слову, выговорил:
