| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Это не булгары, некоторые роды которых, пережив и Великую Булгарию, и Хазарский каганат, не уйдя ни в Булгарию Волжскую, ни в Болгарию Дунайскую, кочевали по окраинам Великой степи и нынче вошли в курени половецких орд.
"Торк видит кыпчака только на острие копья". С другой стороны... аналогично.
Чисто для знатоков: это не "вся правда". Позже мне пришлось, из-за Чарджи, разбираться с историей огузов подробнее.
После того, как держава древних ябгу распалась, часть огузов назвалась сельджуками и ушла в Хорасан и дальше. Другие же вернулись на свои старые места, "родовое кочевье праотца Огуза". Третьи, на всём пространстве от Алтая до Волги, признали власть кыпчаков. Арабы называли земли между Волгой и Яиком — "остров огузов".
Четвёртые, вместе с частью печенегов, ушли на запад. Именно эти, как "дикие", так и "мирные" торки упорно воевали с кыпчаками. Многие их роды осели на Роси у границ Святой Руси.
Только власть русских князей несколько притормаживает эту вражду. На Роси несколько половецких родов-"куреней" живут рядом с торками. Плохо живут, конечно, но в Степи их бы просто вырезали.
Ситуация меняется именно сейчас. Причина — женщины. На Рось, на Русь вообще, приходят слабые коши. В Степи слабый род — у кого мало мужчин. А женщин? — Их выдают замуж. За соседей. Которые — торки и печенеги. Не в рабыни, служанки, чаги — в жёны. "Чёрные клобуки" начинают родниться с "белыми клобуками". У половчанок осталась родня в Степи. Паутина родственных связей гасит вековую кровную вражду и, через поколение, торки будут раз за разом срывать походы киевских князей на половецкие становища. То просто не явятся на место сбора: "не пойдём на сватов!", то предупредят "сватов", и те успеют откочевать.
* * *
В Залесье кыпчаков мало живёт. А вот на княжьей службе... Боголюбский привечает свою родню по матери. Даже креститься этих "поганых язычников" — не заставляет. Для этих ребят живой торк — прямой вызов. Как волк среди овчарок.
Первая реакция — "убить!". Вторая: кому достанется такая честь — "убить торка"? Третья:
— Что?! Нельзя?! Совсем нельзя?!!! А мы потихоньку...
Присутствие торка среди моих людей сразу поднимает уровень моей "миссии". Это они так думают.
За моей спиной теперь маячит не только смоленский князь с гипотетическими поползновениями насчёт Волжского Верха, но и "сам" — Великий Князь Киевский.
Большинство торков служит Киеву. Есть ещё переяславские, черниговские, северские. В Чернигове только что, этой зимой после смерти Свояка, "власть переменилась" — сын его Олег сел. С какими-то новыми, собственными договорённостями.
Многолетний союз между Свояком и Долгоруким, скреплённый "основанием Москвы", кровью бедного Степана Кучки и женитьбой сына Свояка Олега (полного тёзки деда — Гориславича) на дочери Долгорукого — парень так здорово жонглировал мечом, что Долгорукий восхитился, прослезился и... и выдал дочь замуж, союз, который Боголюбский поддерживал — закончился. Новый Черниговский князь — Олег... Он, конечно, по-прежнему "зять". Но... Против отца-то своего он выступал вместе с его врагами. Черниговское княжение взял в ссоре со своими двоюродными и как-то... странно. Посидел и уступил братану, Гамзиле. Так — правильно, так по закону, по лествице. Но...
О чём-то они там договаривались тайно. И что теперь будет — непонятно.
Появление торка... Откуда? Из Торческа — киевский торк. Из Баруча — переяславский. Из Беловежска, куда полвека назад перебрались жители донского Саркела (Белой Вежи), разгромленного уходящими от ударов Мономаха половцами — черниговский. А там-то... всякой твари по паре. Не только торки с печенегами, но и хазары, аланы, славяне-бродники... Даже семьи кочевых булгар есть.
Да ещё из благородных... инал из рода ябгу... но — не владетельных... "чёрная лошадка"... с какой целью?
А за дастарханом есть ещё рязанский князь. У которого свои очень... непростые игры. И с половцами, и с Киевом. И — с Суздалем.
Бряхимов — сожгли, Стрелку от булгар освободили — рязанцы бы уже по домам пошли. Долг вассала-Рязани сюзерену-Суздалю — исполнили, "чести" — поднабрали, войско эмирово развалили. Хватит?
Муромские... тоже. Муром больше волнуется о своих язычниках. Режут, поганые, то князей, то воевод. А уж попов...! Ещё — о соседях, о мордве-мокша. Мокша замирилась — и нам домой пора.
Это только Боголюбский вокруг своей Богородицы пляшет, да песни поёт, да слезьми рыдает. Хабара особого не намечается, идти куда-то дальше... "Правду" его искать-доказывать? Оно надо? А тут смоленские... да не простые... и торк-ханыч... как бы на "удар в спину" не нарваться...
Это я прикидываю только кусочек размышлений Боголюбского. Глубже понять... мне это не дано — надо в этом вариться годами.
— Асадук, чего ты мальца вопросами донимаешь? Давай-ка лучше глянем. Да и Володше надо шапку храбрецу болезному отдать. Старшина пусть тут посидит — неча от застолья людей добрых отрывать. Коня мне.
Типичная манера Боголюбского: то сидели тихо-мирно, выпивали-закусывали, то — "коня мне!". И все — повскакали.
Не ехать с князем... Как минимум — не "ближник", государю и без тебя славно. А за что тогда тебе давать "княжескую милость"?! Как максимум — гос.измена.
* * *
Так просто, для памяти. Тамерлан берёт какой-то очередной город. Приказывает выгнать всё население в поле и перебить всех мужчин старше 14 лет. Войско исполняет без вопросов — нормальная процедура для кочевников. "Зачистка населения". Потом приказывает отобрать у женщин детей до семи лет и велит воинам топтать конями толпу младенцев. Воины отказываются. Тамерлан спрашивает:
— Кто из вас посмеет не последовать за мной?
И гонит своего коня на детей. Войско кидается за ним.
Кавалерийская бригада в галопе атакует детский сад на прогулке в чистом поле... Куча разбитых копытами голов и тел дошкольного возраста. Месиво...
Воинская клятва похожа на венчальную: клянусь быть всегда вместе, в горе и в радости...
"За честь Руси, как вождь, веди нас в бой -
Я ж следую, как ратник, за тобой!".
Дополнительное условие — "за честь Руси", вкладываемое здесь в уста Годунова — куда более поздняя обработка. Феодализм — "культ личности".
* * *
Коней — всего пара десятков. В половине сёдел — охрана, гридни Боголюбского. Остальные: шесть князей, поп для принятия присяги боярской, инициатор разборки — половец Асадук, Сигурд в помощь Володше и я.
Я как-то... к княжеским кавалькадам не привык. Да ещё и коневод... то ли — лопух, то ли — специально? Точно: ещё и своего коня так поставил, что не подойти. И ведь отдельной команды — гадить мне — не было! Просто — стиль жизни, просто... не любят "янычары" — земских.
Андрей иронически наблюдает как я разглядываю правый бок подведённого мне жеребца. Не с той стороны. Обходить? Конёк нервничает, они уже все в сёдлах — меня ждут...
Увалень сиволапый, мурло деревенское... Это я-то?!
Эх-ма!
И я вскакиваю в седло. Справа!
Абзац... В смысле — ездец...
Никто!!! Никогда!!! Ни в Степи, ни на Руси! Так на коня не садится.
Это как лезть на место водителя авто через правую дверь.
— Мужик, ты чего?! Болезнь такая — "перепел"?
"Это ж все знают!".
Кроме меня. Учитесь... Аборигены...
Вскакиваю не касаясь ногой стремени — высоко подвязаны, неудобно ногу задирать. Усаживаюсь, выбираю повод, поворачиваю конька... Чудак упрямиться вздумал. Строевой выученный конь... По сравнению с Гнедко... барышня под присмотром классной дамы. Посадка... степная. Вот кто бы сомневался! И седло нерусское — арчак. А я только на таком и умею!
Ирония, насмешка на лице Андрея сменяется удивлением, уважением. Князь-кавалерист прекрасно видит все мои огрехи. Но видит и стиль. Отнюдь не типично "святорусский".
— Показывай — где там твой петух. С кобылячьим хвостом.
Конечно, никакого галопа. Шагом. Пляж наполнен людьми, лодками, кострам. От костров орут "славу". Больше и прежде всего — Боголюбскому. Тот, поворачиваясь в седле всем корпусом, высокомерно чуть склоняет голову. Хотя причём тут "высокомерие"?! Ему просто не наклониться — позвонки в шее болят.
Как я понимаю, оптимальная поза для него — встать на четвереньки и задрать голову. Положение молящегося перед иконой. Вот так — боль отступает. Тотальность остеохондроза на Руси...? Поэтому так много чудотворных икон и церквей Покрова Богородицы?
* * *
Из всех известных в России православных храмов, церквей Покрова — 7-8%. Больше только у Николы Угодника. Что понятно: Св. Николай считается покровителем земледелия и пчеловодства, всякого домашнего скота и диких зверей. Его культ связывают с загробным миром и соотносят с реликтами культа медведя. Наследник Велеса.
Я уже говорил: перебить в почитании русских крестьян "могилу и корову" — никому не дано. Даже Пресвятой Деве.
* * *
Ребятишки из моих тверских и смоленских сперва несколько растерялись, но быстро были приведены в норму. Чарджи сам по себе — аристократ, инал ябгённый, пробу ставить некуда. Ивашка — со Свояком смолоду вдоволь находился, на всякое княжьё нагляделся. А Николашка — и обдуривать рюриковичей ухитрялся. Если не врёт. Ноготку с Мараной — вовсе пофиг. У них взгляд профессиональный: если с этого чудака всё снять, то останется говорящий кусок мяса. Ну и что в нём может быть интересненького?
Андрей, оглядев наш лазарет, толкнул, не сходя с коня, коротенькую прочувственную речь. С благодарностью за проявленную храбрость от лица "Святой Руси" и лично Царицы Небесной. На корню пресёк поползновения "а может мы того... по домам?", поскольку — "Враг сокрушён, но не уничтожен". "Раздавим гадину в её гадском логове. Овхо". Поманил богатым хабаром, громкой славой и вечным спасением.
А вот Володше пришлось слезать с коня — Лазарь встать не мог. Пришлось тверскому князю пасть перед лежащим юношей на колени, вручить ему шапку, произнести и выслушать положенные слова и подставить плечико для поцелуя.
Я уже говорил, что поцелуйный обряд в "Святой Руси" чрезвычайно развит, разнообразен и повсеместен. "Целовальник" — заведующим кабаком — из более поздних и весьма простых вариантов. Поцелуй в плечо фиксирует отношения младшего — брата или сына — к старшему. "Почитать в отца место" — формула вассальной присяги на Руси.
Исполнять все эти процедуры с лежащим было непривычно. Володша занервничал, решил, что выглядит не только необычно, но и смешно. Споткнулся, зацепился... Мои парни — деревенские. Припаданию с придыханием не выучены. Смешки пошли. Не так чтобы хохот в голос, но слышно.
Тут Сигурд что-то бормотнул Володше на ухо. Тот раздражённо фыркнул, отмахнулся, но Боголюбский услыхал. Отцепил с пояса саблю и велел отдать Лазарю:
— Новооглашённый боярин Лазарь! Бился ты ныне с супостатами славно. Даже и саблю свою об них сломал. Верю я, что и дальше будешь рубить ворогов наших. И для того дарю тебе свою добрую саблю. Чтобы и впредь служил ты верой и правдой. Мне, Святой Руси, и Царице Небесной.
"Вассал моего вассала — не мой вассал". Володша — тверской князь, Лазарь — тверской боярин. А Андрей не только вручает оружие отличившемуся бойцу, но требует службы, верности через голову тверского князя. Это как поступая на службу в армию "родимой Эстонии" — клясться "не щадя живота своего" в верности НАТО.
Лазарь подарок обхватил как ребёнка. К груди прижал, на глазах слёзы:
— Княже! Андрей Юрьевич! Да я...! Да за тебя...! Клянусь! Это ж такая честь...! Это ж...! Живота не пожалею! Хоть — где...! Хоть когда...! Всей душой...!
Володша влез на коня весь красный. Сам дурак: послушал бы Сигурда — себе верного человека приобрёл. А так... клинка пожадничал? Это-то люди и скажут. Лопухнулся и сам уже понял — винить некого.
Он бы так и погнал вскачь прочь! От места где стыдно. Но пока Андрей не сдвинется — терпи. Боголюбский внимательно осмотрел лагерь, велел одному из гридней спешиться — отдать коня Чарджи. Пригласил инала к дастархану:
— Ваши в наших местах — нечасты. Посидим-потолкуем-послушаем. Как оно там, где чего творится.
Увидев Мару аж завис:
— Эт... это у тебя что?
— Марана. Лекарка наша.
— Кто?! М-Марана?! Лекарка?!
— Ага. Из самых лучших.
Андрей удивлённо оглядел толпу моих людей, вдруг прищурился:
— Эй, ты, а ну выдь сюда. Та-ак... А почему у тебя, боярич, девки в хоругви? Да ещё в таком непотребном виде — в мужеской одежде?
— Так Марана ж — баба. А это прислужницы её.
Любава, прятавшаяся до того за спинами бойцов, была вынуждена выйти вперёд и поклониться. От резкого движения свёрнутая под шапку коса её развернулась во всю длину. Она была чрезвычайно смущена всеобщим разглядыванием. Пришлось успокаивающе ей улыбнуться и отвлечь "высокоблагородное" внимание на себя:
— Любава, служанка моя. Добрая душа. От её голоса страждущие души смятенные — успокаиваются, и боли телесные — утишиваются.
— Я ж велел! Никакого бабья в хоругвях не держать! Гнать метлой поганой!
Князь Володша высказался. Экий же... межеумок. Да ещё и злобно-вонький!
Пытается своё смущение и неловкость исправить дурным наездом на меня. Меня — любимого, прогрессивного и... и лютого. Ну ведь понятно же, что твоя... "обкорзнённость" на меня не действует. Уважения не вызывает, подчинённости не обеспечивают.
Ты уж... или — руби, или — терпи. А ты разговаривать вздумал.
— Велел. Было дело. Ну так отвелей. Из твоего-то шатра бабы каждую ночь шастают...
Вся княжеватая компания уставилась на Володшу:
— Что, вот так прям — каждую ночь?!... А сколько их? И чего он с ними делает? — В ладушки играет... А ты спрашивал — чего тверские так долго тянутся? Всю-то ночь е...лом махавши — днём веслом не наработаешь... — Да и седни его гридни... вяловато. Я от нурманов большего ждал... — Так они что? Все — одну?!... — И вот так всегда — из-за одной какой-нибудь... Потому и черемисов упустили — не спавши, глаз не продравши...
Андрей помалкивал, а Володша закипал всё круче. Пора осаживать. И выводить своих из-под грядущих... "негораздов". А как? — А как обычно — обращая внимание на мелочи:
— Княже, девки идут со смоленской хоругвью. Не с тверской. Или ты себя почитаешь на Святой Руси — самым главным? Твоё слово мне, смоленскому сыну боярскому — не указ.
А теперь посмотрим Боголюбского:
— Государь, прошу принять под свою высокую руку охотную хоругвь смоленского боярина Акима Рябины под командой отпрыска его — Ивана. Меня, то есть. Клянусь служить тебе в этом походе честно и храбро, приказы твои исполнять, о чести твоей и Святой Руси — радеть.
Это — про моих смоленских. Теперь про моих тверских. А то загонят их в "пристебаи":
— Дозволь принять под стяг свой, на время похода, людей добрых из хоругви боярина Лазаря. Ибо осталось их мало. С тем, чтобы иметь о них заботу вровень с вновь пришедшими.
Андрей продолжал лениво, полуприщуренно оглядывать наш стан. Не поворачиваясь, практически не двигаясь в седле, заставлял коня чуть преступать на месте. Так, как будто случайно, осматривал всё вокруг.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
