Ругару

Вот так, коротко и ясно. Как эти слова запомнишь, если они похожи на бред? Кто бы за ней, Зиной, следил. Или следят все-таки за медальоном? И вообще, хорошо сказано: обратись к Чистякову. Это раньше просто было: платишь в справку двадцать копеек, и тебе выдают адрес и схему начертят, как дойти. Если повезет, в телефонной книге номер отыщешь. А теперь — защита личных данных. Телефон не раздобудешь, не то что адрес. И сколько было тому Чистякову двадцать пять лет назад? Либо помер уже.

Размышляя, она быстро почистила картошку, порезала в сковородку, открыла тушенку — подарок от мамы к первому мая. Десять банок подарила, восемь съели. Зина заглянула в стол. Сейчас откроет и останется одна. Но скоро ехать в деревню картошку окучивать, мама еще тушенки даст.

Так искать Чистякова или не надо? Сегодня она преследователя отпугнула. А что если завтра он снова появится? Так и будет в полицию каждый день стучаться? Надо, по крайней мере, попытаться связаться с этим Олегом Михайловичем. Если уж не найдет — значит, не судьба.

Едва дождавшись, когда от сковородки потянуло запахом жареной картошки с легким ароматом мяса, она позвала сына:

— Богдан, иди ешь!

На этот раз он появился почти сразу. Зина поставила перед ним глубокую тарелку, хлеб, заваренный чай, а сама выскользнула из кухни. Пока сыну дали модем, надо попробовать поискать в Интернете нужные сведения.

К ее облегчению имя Олега Михайловича Чистякова она отыскала быстро. Но, перейдя по ссылке, засомневалась: это оказалась страничка Вконтакте, принадлежащая некоему Елисею Чистякову шести лет от роду. Он опубликовал свою работу — генеалогическое древо. Олег Михайлович Чистяков значился там его прадедом. Тот или не тот? Посомневавшись, Зинаида отправила Елисею сообщение (благо сын тоже был зарегистрирован в этой социальной сети): "Здравствуй, Елисей! Пишет тебе тетя Зина (со странички сына Богдана). Мне очень понравилась твоя работа. Мой папа был знаком с Олегом Михайловичем Чистяковым. Скажи, жив ли он еще и как с ним можно связаться. Спасибо!"

Судя по дате последнего посещения, Елисей заходил сюда нечасто, раз или два в месяц. Но, может, ей повезет, Елисей прочтет ее послание, и это окажется тот самый Чистяков, и он еще не впал в старческий маразм и поможет ей... Сколько нужно везения!

— Я поел, выходи! — заявил Богдан, появившись в зале.

— Коробку поставь обратно сначала, — попросила она.

— Мать, ты офигела! — возмутился он.

— Поставь, а я тебе завтра пятьдесят рублей дам.

Богдан пофыркал, но все же легко — дал же Бог силу — закинул ящик обратно. А слезая с табуретки, потребовал:

— Сегодня дай, а то завтра забудешь.

Что любишь смотреть?

Почти всю ночь Олеся просидела за лекциями и конспектами — готовилась к экзамену. А утром с ней произошло то, что обычно бывает с невыспавшимися людьми: в полудреме машинально выключила будильник на телефоне, позволив себе полежать пять минуточек, а когда снова открыла глаза, до начала экзамена осталось всего полчаса. Она натянула длинную домашнюю футболку, почти прикрывающую колени, подхватила полотенце и галопом помчалась в ванную. Но дверь оказалась закрыта. Она отчаянно забарабанила:

— Пашка, выходи скорее, опаздываю! — дверь открылась, и она восхищенно выдохнула: — Фигасе!

Лекс в одних брюках смотрелся так, словно сошел с постера "Войны богов". На голом рельефном торсе поблескивали капли воды. На левом плече красовалась татуировка размером чуть не с блюдце: голова волка в пунктирном круге.

— Извините, — сказал "Тесей". — Я думал, ванна никому не нужна, — и поскольку Леся все так же с довольной ухмылкой его рассматривала, закинул на шею полотенце и попросил: — Разрешите, я пройду.

Девушка прислонилась к косяку и, когда он торопливо вышел, весело хмыкнула в безупречно красивую спину:

— Хам!

Она ругалась не всерьез. Но любой нормальный парень, если девушка им восхищается, хотя бы вежливо поулыбался. А с такой холодной вежливостью ведут себя либо какие-нибудь принцы из первой десятки в очереди на престол, либо мужчины, изнемогшие от внимания женщин (ну, как в том анекдоте про станки, только наоборот). И тех и других Леся недолюбливала. А тут вот довелось нос к носу столкнуться. Да, она худа и первой красавицей ее не назовешь, но это же не повод делать вид, точно ее вообще нет!

Ванну за собой Лекс оставил в идеальном порядке, и Олеся простила ему половину прегрешений. Она ненавидела мыть посуду и убирать грязь за чужими.

Когда она, уже одетая, спустилась в кухню, там сидел Лекс. Он дохлебал вчерашний борщ в два глотка, вымыл за собой посуду — вот же умничка! — и быстренько слинял.

— Определенно хам! — снова хихикнула Леся, но на этот раз тише.

...Экзамен она сдала быстро. Запыхавшись, влетела в аудиторию, где сидели последние из ее группы, подмигнула Наталье, схватила билет и почти сразу пошла отвечать. Оттарабанила все о сестричках-душечках Бронте. Что, вот Шарлотта — да, неплохо, реализм с элементами романтизма, а Эмили — чистый романтизм, и никуда не годится, положа руку на сердце. После того как грозный Виталий Борисович, завкафедрой, вбил им эти определения так крепко, что они во сне ей снились, анализ произведения большого труда не составлял. Дело было за малым — прочитать. Она прочла. Второй вопрос она знала хуже, но остатки лекций застряли в голове, так что, поплавав немного, она все-таки выложила достаточно. И молоденький преподаватель с трогательной фамилией Млечко, очарованный первым вопросом, поставил ей таки пять. За оценками Леся особо не гналась, но повышенную стипендию получать было приятно. Особенно когда для этого не требовалась часами загибаться над учебниками. Она подождала Наталью — та заработала четверку. Кратко поведав ей о новом постояльце и забавном столкновении, она отдала конспекты по русской литературе, и они расстались — подруге надо было переписывать целые тома к экзамену.

С Натальей они подружились на первом курсе и теперь расставались только на время сессии. Вот если бы она со Светкой поделилась этим происшествием, непременно началось бы что-то вроде: "А можно адресок?" или "Ну, ты, Леска, не теряйся, таких парней надо сразу арканить. Замуж не выйдешь, так хоть развлечешься, не каждый же день такие красавчики у тебя жить будут". А Наташка только посмеялась: "Эту сцену можно использовать в твоем романе. Ну, помнишь, где у тебя мужик непонятно откуда в родной город возвращается и ищет комнату снять, а то даже переночевать негде".

Да-да, Леся именно в этом романе и хотела описать эту встречу. Глядишь, когда-нибудь и роман допишет. Вот придет домой обязательно набросает еще один эпизодик в копилку. Так, потихонечку и наберет материал... Пока у нее из завершенного лишь несколько коротких рассказов.

На кухне она снова застала постояльца. Родители сегодня собирались в гости к тете Гале, а Павел, вероятно, смылся куда-то. "Все ушли и одного дома заперли его... Бедный, бедный Лешик". При виде Леси он дернулся, явно хотел остатки пищи выкинуть и мчаться в мансарду, но она остановила парня:

— Алексей, вы что от меня прячетесь? Я вас так пугаю? Ешьте спокойно, я не буду вам мешать. Обещаю не смотреть на вас.

Он задумался на миг и продолжил обед. Леся пристроила сумку на подоконник, включила телевизор и демонстративно уставилась на экран, сев боком к гостю. Показывали новости, и поэтому девушка лукавила: нет-нет да и бросала взгляд на Алексея. Он ел быстро, почти не жуя. Когда парень подошел к раковине, Олеся не выдержала.

— А вы что, отцовскую одежду носите? Или старшего брата?

Он даже не глянул в ее сторону, ответил, словно точно знал, что она имеет в виду. Может, к нему не в первый раз по поводу одежки приставали.

— Это моя одежда. Я не люблю, когда она стесняет движения.

— А вы что, йогой занимаетесь? Или акробатикой?

Пауза, затем так же ровно:

— Нет. Я вообще не люблю, когда одежда стесняет движения. Всегда. Я постирал ее в вашей машинке. Это ничего?

— Это замечательно! — заверила Леся. — Вы замечательный гость. Дарю вам дополнительный день в нашем доме от себя лично.

— Спасибо, — он вдумчиво вытирал руки, и лицо оставалось непроницаемым. Не понял иронии или сделал вид, что не понял?

Олеся поймала себя на том, что будь гость не таким дегенератом, прояви он хоть каплю эмоций или внимания к ней, и она бы ни за что так свободно себя с ним не вела. Последнее общение с таким красавчиком обошлось ей месяцем депрессии, из которой она не смогла выйти без транквилизаторов. Хорошо, что переживания пришлись на лето, а то вылетела бы она из университета, охнуть не успела бы.

Алексей, так же не глядя ей в глаза, направился из кухни к лестнице. Но по пути он скользнул взглядом по экрану телевизора, и на него будто столбняк напал. Олеся с изумлением взирала, как исчезло его равнодушие, а вместо него появилось странное выражение: восторг, густо сдобренный тоской. Так дети из бедных семей смотрят передачи о Диснейленде: рай, в котором им никогда не суждено побывать, но можно прикоснуться краешком сознания.

Поначалу она решила, что это реакция на сам телевизор, но потом догадалась, что зацепило его кино. После "Новостей" показывали "Кубанских казаков". Ей и самой нравились некоторые фильмы такого рода или небольшие эпизоды из них. Иногда там показывали никогда не существовавшую колхозную жизнь так, что зритель невольно заражался оптимизмом, верой в большую и светлую любовь, желанием сделать что-то для беспутной родины. Леся Россию любила, в отличие от Павла, но в этих фильмах ее любили как-то по-особенному, как любит романтический подросток, не замечая никаких недостатков у своей избранницы... В любом случае реакция Алексея на фильм явно была неадекватной.

— Любишь старые фильмы? — осторожно поинтересовалась она.

Парень отмер и смутился так, будто его застали за порнухой. Во всем видна борьба: надо идти и ноги оторвать от пола не можешь.

— Да, — выдавил он.

Леся уступила ему стул.

— Садись, смотри. Ты же никуда не торопишься?

— Нет, — он упал на сиденье. — Спасибо, — впервые это прозвучало очень искренно.

После этого выпал из реальности.

Олеся посмеялась, разогрела приготовленное мамой пюре, медленно съела его, наблюдая исключительно за Алексеем. А он, словно ребенок, не шевелясь и еле заметно дыша, весь устремился в экран. Улыбки так и не появилось. Только в одном месте, он закрыл рот ладонью, шумно втянул воздух носом и снова замер.

Тут уже Олесе смеяться расхотелось.

"Надо бы спросить у Павла, кого он в дом притащил, — мрачно размышляла она. — Есть ли у этого гостя справка из психушки — вот в чем вопрос".

По субботам пекли пироги и блины, а по воскресеньям их ели. Как-то так получилось, что после пропесочивания у председателя в кабинете, он прочно обосновался у Устиныча на сеновале, проводя ночи с его дочкой. Домой изредка заглядывал, чтобы отчитаться: его еще не уморили на работе.

Он женился бы на Анне без вопросов. Вовсе не потому, что жалел. А потому что, вопреки мнению Устиныча, был не совсем дурак, а только так, слегка. И прекрасно понимал, что гормоны в нем долго плясать не будут. Лет десять. Может, пятнадцать. И если сейчас ему порой казалось, что девушки одинаковые: две руки, две ноги, одна хм... голова, то тогда и подавно он будет думать не о пухленьких губках и длинных ресницах, а о том, что внутри ее черепушки. Всю жизнь бок о бок с человеком прожить, детей воспитывать, это же надо, чтобы умная была, чтобы поговорить было о чем. Анна умная и добрая. Он нутром чуял, что они прекрасно поладят. И детки у них хорошие бы родились — Анна-то раньше красавицей была. А ожоги — что ожоги? После пятидесяти все девки сморщатся и блеск потеряют, от старости не уйдешь. А вот ум, если его нет, в лабазе не купишь.

Лешка так Анне и попытался объяснить, только с ней случилась истерика. Она выпихнула его с сеновала в одних трусах, швырнув штаны с рубашкой вслед. Дня через три отошла. Они снова встретились на том же месте в тот же час, неплохо отдохнули. А когда он начал прежний разговор, сказала сурово:

— Леха, заткнись и не трави душу!

— Нюр, ты не подумай... — он собрался растолковать свои соображения. Что не из жалости ей предлагает, что дело совсем в другом, но она не позволила.

— Еще раз пасть откроешь, можешь забыть дорогу на сеновал.

Вот дуреха. Другая побоялась бы такие условия ставить. Опасно же это: Лешка замену быстро отыщет. Для нее, наверно, не это было самое страшное. А он на самом деле боялся ее оттолкнуть. Поэтому отложил беседу. Матери вон расскажет, она с тетей Жанной, Анькиной мамкой покалякает. Глядишь, все и сладится.

Он выбрался из-под теплого Аниного бочка ранним утром, поздоровался с Устинычем, который по-прежнему сердито топорщил усы, но не ругался: его устраивало, что спать Лешке не давали в родном колхозе, и можно надеяться, что волчицам, караулящим его на дороге, ничего не обломится.

Время поджимало, позавтракать он не успевал, и тетя Жанна вынесла ему теплый пирог с картошкой и крынку молока.

— Крынку верни, охламон! — с притворной строгостью предупредила она.

— Обижаешь, тетьжан! — приложил он руку к груди и помчался к грузовику.

Вертя баранку по холодку, он снова и снова обдумывал женитьбу. У них ведь как - свадьбы после сбора урожая. В один месяц всем колхозом гудят, а потом жди одиннадцать месяцев. Можно бы еще годик, потерпеть, но чем раньше, тем лучше. У ругару семьи большие, четверо ребятишек, как у него в семье, — это даже мало считается. У Устиныча вон десять. Было. Семеро попали под всеобщий призыв — пацаны-тройняшки, три девочки и старший сын. Вернулась одна Анна. Вот он и подсчитал: если не хочет, чтобы детей война сожрала, в ближайшие восемь лет надо всех родить, а затем пять лет переждать. А через эти тринадцать лет Анне будет уже тридцать пять. То ли родит еще, то ли нет. Да и что если сразу не получится? Кто его знает? Не всегда же дети в первый же год после свадьбы рождаются. Он недавно узнал, что мама тоже все высчитала, только поэтому из Антиповых никто на фронт не попал. Вот он из-за выговоров может первый такую глупость сделать, если не образумится.