В лапах Xviii века: Дочь кузнеца

— Что смогем, то лучше на торгу сейчас расторгуем, — пояснил Маше отец, — Ну а что останется — то опосля купцам сдадим. Уж дюже дешево они за товар-то платят...

Первые покупатели ждать себя не заставили. Судя по виду, это были обычные небогатые горожане, решившие прикупить себе недорогой керамической посуды, которую машин отец получил от крестьян в оплату своей работы. И хоть по внешнему виду сравнить ее с посудой настоящих городских мастеров было сложно, но по прочности она им практически не уступала, а по цене была гораздо дешевле. Поэтому небогатые горожане охотно делали выбор в пользу нее. Вскоре появились и другие покупатели. Кого-то заинтересовали и деревянные изделия, кто-то заинтересовался и 'огородной' продукцией — картошкой, морковью, репой, а кто-то и собственно кузнечной продукцией. Хотя именно в последнем конкуренции у них было хоть отбавляй! Тула давно стала уже традиционным центром металлообработки — так что железного инструмента здесь всегда было вдоволь, причем вполне достойного качества. Так что торговать приходилось по гораздо более низкой цене чтобы хоть так найти покупателя...

— А что поделаешь? — на вопрос Маши пожал плечами Василий Никитич, — Товар известного-то мастера всегда в цене. Его по клейму-то сразу узнают. А про меня-то кто знает? Так что проку-то большого нету в городе железным-то товаром продавать. Вот и не беру я многого с собой. Уж коль найдется кто, кто цену больше, чем в селе даст — так продам. А коль нет — так и суда на том нет.

Но больше всего удивило Машу то, как происходил торг. Лишь очень немногие покупатели расплачивались монетою. В большинстве случаев люди предпочитали расплачиваться бартером, меняя товар на товар. А коль тот товар продавца не интересовал, то часто выстраивались целые цепочки продавцов и покупателей. Приходил, например, один покупатель за горшком, а у самого в оплату был лишь овес. Так чтобы совершить сделку сначала поменял овес на деготь, дегтем расплатился за сахар, затем его поменял на железную полосу, а железной полосой расплатился за горшок! Нормальный такой бартер! Маша, как увидала такое, по-настоящему в шоке была. А вот для жителей XVIII века это было в порядке вещей! Обычное дело.

За то таким образом за время торга и сами раздобыли почти весь нужный товар — от пуда пшеницы на пироги до отреза льна качественной выделки — из такого шили лишь 'парадные' одежды — и напильника для кузницы. И лишь закончив с торгом Василий Никитич решил и сам прогуляться по лавкам. В первую очередь Василия Никитича интересовал металл и инструмент. Причем, с металлом в эти времена тоже интересная ситуация. Если в ее времена весь металлопрокат различался по маркам — и сталь одной и той же марки была одинаковой вне зависимости от того, была она произведена на Косогорском, Новолипецком или даже Магнитогорском заводах, то здесь было все не так. Здесь не было единых марок стали. Вместо этого была сталь липецких заводов, сталь мосоловского завода, сталь демидовского завода... Была сталь и импортная, немецкая. И каждая стоила свою цену!

В одной из лавок торговали всяческим металлообрабатывающим инструментом, что вызвало у Маши наибольший интерес. На широком прилавке она впервые увидела, какой инструмент применялся в металлообработке в XVIII веке — и увиденное ее немало расстроило. Уже знакомые ей по отцовской кузнице напильники, коловороты, ножи, зубила, пробойники, различного вида и размера клещи, точильные камни... Кроме этого, были здесь и весьма непривычного вида токарные резцы с длинными ручками для удерживания резца во время работы, шаберы, удививший ее достаточно привычным видом здоровенный — на глаз не меньше, чем 40 мм диаметром — метчик. И больше всего удивившие Машу сверла. То, что привычных ей спиральных сверл еще не изобретено, она и так понимали. Изобретение спирального сверла тесно связано с изобретением фрезеровки и, в частности, делительной головки с дифференциальным делением. Но эти сверла мало походили и на виденные ей в прошлой жизни перьевые сверла. Все сверла были коваными, с разной формой режущей части. Были здесь сверла и с треугольной рабочей частью, напоминавшие по заточке скорее расточной резец — с прямой режущей кромкой и канавкой. И с прямоугольной режущей частью и цилиндрической направляющей в середине, напоминавшие скорее не сверло, а цековку. И странное сверло с треугольной режущей частью и 'топорообразной' заточкой, что показалось Маше и вовсе дикостью. Как оно сверлить-то будет? Взяв в руки пару сверл и с удивлением рассмотрев их поближе, девушка даже машинально пощупала пальцем режущую кромку. Как ж таким-то чудо-юдом работать по металлу? Все равно как пытаться железо гвоздиком просверлить... Но самое удивительное ждало ее дальше — когда она увидела ложечное сверло... И лишь когда Маша наконец-то оторвалась от изучения ассортимента товара, то, судя по взгляду отца, поняла, что, похоже, Штирлиц провалился...

Закупив нужный инструмент, кузнец наскоро покидал все в телегу — и они снова отправились на ночевку к его знакомому, а утром следующего дня, погрузив полученный от Ивана Федоровича в уплату за зерно металл, вместе с частью односельчан они направились в родную деревню. И хоть за все это время Василий Никитич так и не обмолвился ни словом о произошедшем, но не заметить несколько удивленных, и в тоже время каких-то заинтересованных взглядов, что бросал на нее отец, Маша не могла. А, значит, по возвращению домой придется и объясняться. Благо, что неизбежность прокола девушка осознавала буквально с первого же дня, а оттого заранее позаботилась придумать легенду...

Глава 7.

В деревню возвращались уже под вечер — поэтому сразу отправились домой.

— Завтра надо будет к приказчику барскому заехать, за землю деньги отдать, — когда они проезжали мимо барской усадьбы, произнес машин отец.

— Завтра так завтра, — согласилась Маша.

Откладывать уплату денег за аренду Василий Никитич явно не собирался. Да и смысла в том не было никакого. Вскоре, проехав околицу, они направились к дому, где Машу встретила зашедшая напоить скотину подруга.

— Здравствуй, Кать, — соскочив с телеги, поздоровалась с подругой девушка.

— Здравствуй, Мариш, — улыбнулась в ответ подруг, — Ну как расторговались-то?

— Батя говорит, что удачно, — ответила Маша, — И спасибо тебе. Хоть в город

— Это хорошо коль так. Мои-то не приехали еще?

— Приехали, — кивнула в ответ Маша, — Брат твой с нами вместе ехал. Так что беги встречай...

Тем временем машин отец принялся распрягать телегу, а сама девушка побежала перетаскивать домой тот товар, что может испортиться от стояния на улице. То есть практически все, кроме железа, которое назавтра предстояла отвезти в кузницу. Затем накормить-напоить лошадь — и лишь после этого идти домой, растапливать печку и ужин согревать...

— Ну что, рассказывай, — когда они наконец-то сели ужинать, произнес машин отец.

— Про что? — уже догадываясь, о чем пойдет речь, на всякий случай уточнила девушка.

— Про все, — коротко ответил отец, — Знаешь, я ведь давно стал за тобой странности замечать...

— Так заметно? — удивилась девушка.

— Да, — согласился Василий Никитич, — Заметно. Поначалу-то я думал, что то ты после того, как под лошадь попала, изменилась. Что-то забыла, что-то стала иначе делать, чем обычно. Мать-то твоя тоже такая отчасти была. Только не могла она тебя такому научить. Сама не знала. Потом... Всякое думал... Даже козни дьявольские заподозрил было. Но бред это, боится дьявол молитвы да воды святой. Нет в тебе ничего дьявольского. Но знаешь то, чего и я не знаю. Видел я, как на сверла ты те смотрела. Как мастер опытный...

— Понимаю, — кивнула головой Маша, — Наверное, бать, это выглядит дико... Но я побывала в будущем. Пока без памяти лежала тут — словно жизнь новую прожила... В далеком будущем.

— Вот оно как, — задумчиво произнес Василий Никитич, — И как там в будущем? Все также преследуют люд православный никониане?

— Нет, не преследуют,— помотала головой Маша, не этот вопрос она ожидала первым, — В 1905 году последний российский царь подписал указ о признании, как нас равными в правах с никонианами, а вместо 'раскольников' нас велено было называть 'старообрядцами'.

— 'Старообрядцы', значит, — усмехнулся Василий Никитич, — И как, выполнили царь с никонианами свое обещание?

— Насколько выполнили — не знаю, — пожала плечами девушка, — Но никониане дюже недовольны были. Иные так и вовсе считали, что сей указ их собственные права ущемляет.

— Еще бы...

— Только не поверили царю 'старообрядцы'. Царь-то — он хозяин своего слова. Сам дал, сам обратно взял. А раз так — нужно продолжать борьбу до победного конца. В 1917 году случилось и две революции. Сначала свергли того царя собственные министры и генералы. Только недолго они у власти продержались. Через полгода случилась и новая революция, которая во многом была на деньги 'старообрядцев' организована, а вскоре войн гражданская началась — и большинство старообрядцев поддержали в ней пришедших к власти большевиков.

— Услышал Господь наши молитвы, — перекрестился машин отец, — Кончилось антихристово царство проклятых Романовых!

— Новое общество во многом стали строить именно старообрядцы — многие революционеры в их семьях родились, а их нравственные заповеди легли в основу тех законов, по которым оно и строилось. Только, — тяжело вздохнула девушка, — Где-то, видно, закралась ошибка... Свергли в 1991 году году большевистскую власть, а новые правители России вновь на поклон перед чужеземцами кинулись... А вот никониане лишь в 1971 году клятвы былые отменили, признав их ошибочными.

— Три века, значит, никониане нас в расколе обвиняли, сколько душ невинных загубили, сколько книг древних да икон святых уничтожили, а тут отменили вдруг клятвы свои, — покачал головой Василий Никитич, — Ну бог судья им... Чувствую я, что не просто так Господь чудо такое сотворил, будущее тебе открыл. Знать есть в том деле умысел какой... Расскажи про себя теперь. Кем ты была там, в будущем?

— В будущем, — задумчиво произнесла Маша, от заранее заготовленной речи не осталось практически ни следа, — Розмыслом я на заводе большом была там, машины всякие хитроумные из железа изобретала, которые мастера потом делали... Оттого и прознала многое про работу с железом.

— Теперь понятно все, — кивнул в знак согласия машин отец, — Далеко, знать, ремесло наше за прошедшие столетия ушло?

— Далеко, — согласилась Маша, — Так далеко, что и сравнить-то мне трудно. Вся жизнь в будущем другой шибко стала... Нет там давно ни кузниц таких, ни кузнецов. Все, что людям надобно, на заводах на больших делают. Работу там всю почти силы воды, ветра да пара делают. Машины сделали такие, что мастер на них точнее ювелира любого деталюшку сделает...

— Видел я как-то машины, на которых круглые детали резцом специальным да напильником точили, — заметил Василий Никитич, — Вон и в лавке той резцы-то для них были...

— Те машины у нас станком токарным называют... Да только на таких-то в будущем только деревяшки и точат какие. Резец на них уж не руками держат, а в приспособу специальную зажимают да винтом металлическим к детали подводят. На станках таких размер до десятой доли от точки сделать можно, а есть станки и еще более точные...

Разговор о технологиях будущего затянулся надолго. Не раз отец переспрашивал Машу о тех или иных заинтересовавших его вопросах — и тогда она начинала подробнее рассказывать то, что знала на эту тему. Впрочем, интересовали его не столько всевозможные высокоточные станки, которых, как он прекрасно понимал, у него, скорее всего, не будет никогда, а по большей мере вопросы практические. То, что можно было б самому применить на практике. И тут Маша постаралась вспомнить как можно большее из того, что ей было известно про кузнечное дело XXI века, термообработку сталей, литье... Мельком упомянула и про ныне еще неизвестные металлы, которые, однако, получат значительное распространение в будущем, про легирующие добавки к стали. Спать в этот день легли далеко за полночь — успев к этому времени изрядно устать.

Новый день встретил уже давно ставшими привычными хозяйственными заботами. Вчерашние разговоры за завтраком не вспоминались, а вскоре Василий Никитич собрался в поместье.

— Схожу я к управляющему, за землю деньгу отдам, — одеваясь, сказал он Маше.

— Хорошо, бать.

Напрашиваться идти вместе с отцом девушка не стала. Возможно, конечно, это и дало бы ей какие-то полезные сведения для прогрессорских начинаний — однако в этом Маша сильно сомневалась. А поскольку хозяином — точнее говоря, арендатором — был ее отец, то и делать там ей было нечего. Сама цель ее визита к управляющему будет попросту непонятна. Ну зачем молодой девке в мужицкие-то дела лезть? Правильно, незачем!

Так что лучше пока хозяйством заняться. Тут и скотина не поена не кормлена, и щи не сварены, и хлеб не испечен, да и стирать да убираться пора тоже. Быт XVIII века — он такой... Не засидишься. Эх, а может быть машину стиральную построить? Хоть часть повседневной работы механизировать?

Конструкцию обычной 'круглой' стиральной машины Маша знала прекрасно. Знала и более сложные — доводилось как-то машинку-полуавтомат российско-китайского производства ремонтировать. И ведь ничего сложного, в отличие от стиральной машины! Бак можно сделать даже из пропитанного олифой дерева. Выковать металлический активатор особого труда тоже не составит. Даже отбалансировать его особого труда не составит. А, может быть, и ковать не надо — хватит и пропитанного той же олифой деревянного. Небольшую проблему составляло лишь изготовление оси активатора вместе со втулкой, но ведь их всего один комплект нужен. Да и гнаться за малым диаметром нет нужды — пойдет ось диаметром даже в 50 миллиметров. Так что отлить бронзовые ось со втулкой — и дело с концом... Также и со шкивами. Вот только одна проблема оставалась нерешенной... Источник энергии. Электродвигателей-то не изобрели пока, да и электростанции поблизости никто не построил. А раз так — остаются лишь силы воды, ветра, лошади да свои собственные... Хотя если сделать велопривод? Но, так или иначе, идея девушке понравилась. А раз так — стоило обдумать ее повнимательнее.

Отец пришел домой недовольным. Быстро раздевшись, он прошел в дом и с размаху плюхнулся на стоявшую у стола лавку.

— Совсем энтот немчик-то барский обнаглел, — недовольно проворчал Василий Никитич, — Со следующего года шестьдесят копеек платить требует, на восемь копеек аж цену-то поднял, Ирод!

— Это с чего ж он так-то? — удивилась Маша.

— Да все то же, на что и в прошлый-то год намекал, — тяжело вздохнул машин отец, — Дочка-то у тебя красивая, говорит. Вот пускай она мне постель погреет — а я, дескать, прощу тебе выплаты-то. Крепостных-то крестьянок ему мало как будто, сколько уж девок-то он да барчук-то перепортили... Сволочи пакостливые...

— Ничего, пробьемся, — улыбнулась Маша, — Чай не привыкать.

— Да так-то оно так, — согласился отец, — Да только шестьдесят копеек-то барину отдай. Рупь сорок подать царскую в двойном-то размере1 заплати... Словно чужие мы у себя же на родине. Всюду немцы всем заправляют.