Я выстрелил. И в это же время Залиба рванулся от меня и освободился. Я выстрелил еще раз — во второго — сразу же обернулся, но никакого Залибы уже не было.

Из дверей на меня бежали человек пять с мечами. Залиба куда-то пропал. Все происходило как во сне. Мыслей не было совсем. Времени тоже. Стрелять приходилось почти в упор.

Трое или четверо упали. Остальные успели добежать — расстояние было мизерное. Я оттолкнулся от стены, рванулся в сторону, успел выстрелить еще в кого-то, но тут началась свалка, и я совершенно обезумел.

Единственное, что я в тот момент помнил, это нажимать на спуск. И — о счастье! — неожиданно сумел обрести свободу движения. Рванувшись из-под навалившихся на меня тел, я приподнялся на колене, продолжая посылать пулю за пулей, расчищая вокруг себя пространство — и тут вдруг в голове у меня словно что-то взорвалось...

* * *

Это было огромное облегчение: все пропало, ничего больше не беспокоило, я прямо-таки блаженствовал. Потом я немного пришел в себя, и мне стало невероятно стыдно. За всю ту глупость, что я сумел натворить.

Но еще чуть позже я вспомнил все остальное. Голова тупо болела. Шевелиться не было сил. И все ясней и ясней становилось, чем же прошедшая свалка у дверей закончилась. По крайней мере для меня. Я испугался.

Мне даже тошно стало. Ведь не хотел же я ни во что вмешиваться! Не хотел же!! С моими-то цыплячьими способностями!... Идиот дерганый! Герой, понимаешь, благородный! И не помог ведь ей все равно, болван. Рыцарь дурацкого образа действия...

Вокруг меня раздавались какие-то звуки, голоса, шаги. Я сосредоточился и с некоторым трудом стал понимать смысл.

— Очухивается...

— Смотри, осторожней — он же навылет человека прошибает!

— Ниче, небось! Пусть только трепыхнется — наколем на копье, и все!

— Зови Потура: скажите, что очнулся!...

Я еще не очнулся и хитро обрадовался тому, что проткнуть меня просто так им не удастся: надо, чтоб я трепыхнулся! А трепыхнуться-то я и не могу! Я вообще тела не чувствовал. Так, одно сознание с головной болью.

Но тут как раз включилось тело. И я от неожиданности застонал. Так, оказывается, больно чувствовать все эти мышцы, кости... А особенно почему-то печень. Как будто я накануне перепил.

— Смотри — шевелится! — выдохнул кто-то с испугом. Другой голос тут же отозвался угрожающе:

— Небось, небось! — скрежетнуло железо о камень.

И тут же донесся звук множества идущих, и чей-то голос объявил у меня над головой:

— Потур!

Опять зашевелились. Стало тихо. И вдруг ледяной водопад обрушился мне на грудь, голову. Вода хлынула в нос, я захлебнулся, содрогаясь, закашлялся — каждое движение отдавалось отвратительным ощущением. Сил не было.

— Подымите его, — раздался голос.

Несколько рук подхватили меня и вздернули куда-то в вертикальное положение. Это движение было поразительно: разбитое тело совершенно не могло держаться и поднималось, свисая, как флаг в безветрие.

Ну и досталось же мне, подумал я совершенно машинально. Даже висеть неподвижно на державших меня руках и то было мучительно. Я сделал попытку опереться на то, что должно было быть моими ногами.

К моему удивлению, что-то вроде бы получилось. Дрожа, я выпрямился. До отвращения, до тошноты хотелось опять потерять сознание, но я откуда-то чувствовал, что сделать этого мне не удастся.

Никогда у меня ничего не получалась, у растяпы! Никогда... Кой черт занесло меня еще и на эту галеру?! Вот только деваться теперь было уже совершенно некуда.

Я содрогнулся от напряжения, и от предчувствия, что сейчас снова упаду. Собрал все силы, сосредоточился. Напрягся еще раз... И с невероятным усилием, с трудом, вспомнил наконец, как нужно разлеплять веки.

Чтобы взглянуть, наконец, с безнадежностью в глаза судьбе.

* * *

Никакого лица я не увидел. Передо мной маячили какие-то человеческие фигуры, но я не мог никого признать.

— Так что же ты хотел от меня, колдун? — раздался голос, и я различил человека посередине, держащего в руках мой пистолет.

Я попробовал что-то сказать, но из горла вырвались только какие-то жалобные звуки. Впрочем, что тут было говорить?

— Что ты говоришь? — откликнулся Потур, словно уловив мои мысли.

— Я не колдун... — собравшись с силами, смог произнести я. От слабых звуков своего голоса у меня даже слезы выступили от жалости.

— А как же действует твое оружие? — наверное, он усмехнулся. Но я этого не видел. Потур довольно правильно поднял пистолет, держа его за рукоятку и нажал на спусковой крючок. Выстрела не произошло. — Почему теперь оно не работает?

Я попробовал усмехнуться, но губы не слушались, и тогда я ответил просто так:

— Патроны кончились.

— А ты можешь сделать так, чтобы действовало?

Я только пожал плечами. Говорить было трудно. Конечно, я мог — у меня ведь были запасные обоймы, в карманах. Я посмотрел на себя и увидел, что абсолютно гол. Без единой ниточки. Синяки и кровоподтеки производили жуткое впечатление.

— Тебе нужно вот это, да?... — раздался вкрадчивый голос. Я поднял голову и увидел рядом с Потуром еще одного человека. И этот человек показывал мне пистолетную обойму. Залиба.

Ну конечно, на этот раз они догадались меня обыскать. Что делать? Как заинтересовать их сейчас? Пообещать завалить их таким оружием? Так я этого не могу. Попытаться еще раз все объяснить? Поздно...

Что еще? Порох? Вряд ли поверят. Да и слишком долго рассказывать и еще дольше делать... А время шло и колдун с Потуром безусловно уже поняли по моему поведению, что их догадка верна. Я молчал.

Не то что бы я принял какое-то решение, нет. Просто я дико устал, у меня страшно разболелась голова и сейчас хотелось одного: наплевать на всех, лечь прямо на землю и тихо полежать с полчасика.

Каждое же слово требовало прямо-таки титанических усилий. Молчать было просто приятней. Хотя можете мне в этом не верить. Мне и самому было слегка странно.

А если Потур с колдуном такие умные, пусть сами во всем разбираются. Ну их всех...

Разумеется, я понимал, что меня может ждать впереди. Но я так измотался за все это время, что мне уже казалось все равно. Попытка вырваться на волю закончилась. Пускай и полным обломом.

И на меня все больше и больше начала наваливаться апатия. Туман... Чувство приближающегося беспамятства. Окружающий мир словно отдалился куда-то в другую комнату.

Стал нестрашным и неважным. Пусть даже и бьют — все равно потом опять будет тихо... Краем сознания я еще соображал, что это слишком уж может походить на смерть, но даже сил реагировать уже не было.

А если еще молчать и не слышать голоса говорящих...

Но эти кретины все время мешали. Они трясли меня, дергали и вместе с возвращающейся головной болью окружающее снова прояснялось. Залиба перед самым моим носом держал снаряженную обойму.

Свет факелов неожиданно ярко отблескивал на толстых цилиндриках девятимиллиметровых патронов. Значит уже вечер. Или даже ночь. Долго же я валялся в отключке.

— Что нужно с этим сделать? — донесся до меня навязчивый, как муха, голос. — Что? Нуж-жно?... С-с-с?... Э-этим?... С-сде-е-елать?...

— Отстань, — сказал я ему. Все-таки он вынудил меня шевелить языком, скотина. Жаль, что я не пристрелил его в потасовке. Зудит, как муха на стекле, гипнотизер хренов. Не знает, что я не гипнабелен. — Да отвяжись ты! Надоел!

От этих усилий дурнота прошла по всему телу. Боль острым железом вонзилась в череп, внутри все нестерпимо замутило, и я ощутил неудержимую тошноту. Голоса на какое-то время отдалились, и я сразу почувствовал облегчение.

А хорошо бы, мелькнула мысль, облевать стоящего передо мной Залибу. Вот жаль только, сил нет даже на то, чтобы для этого прицелиться. Ишь чего захотели! Обучи их с пистолетом обращаться!

Кстати: сами-то что — разобраться не могут? Там ведь всего-то и делов, что одну обойму из рукоятки достать, да вторую вставить. Но потом я вспомнил, насколько ехидная у "макарыча" защелка и только внутренне усмехнулся.

Да, не для слабых умов. Похоже конструктора специально постарались, чтоб просто так открыть ее было невозможно...

Ох, да не трясите вы меня! На что вам пистолет? Запасных обойм все равно всего три штуки. Двадцать четыре патрона. А потом можете им гвозди забивать! Или — орехи колоть! Патронных фабрик здесь у вас нет!

Сейчас мне было очень даже хорошо. Безопасно! Я ничего не боялся, поскольку Потур с Залибой были далеко. И добраться до меня никак не могли. Тычки и толчки охраны поддерживали меня в реальности все меньше и меньше.

И можно было позволить себе на все наплевать. И еще понаслаждаться напоследок тем, как я ловко провел своих мучителей, ускользнув от них буквально "во внутренний мир", ха-ха!...

И я совсем было отключился напрочь, но тут оказалось, что что-то меня еще не пускает. Причем не с моей, а, скорей, с противоположной стороны. Внешней. Что-то такое зацепило мое внимание, покуда я еще был достаточно вменяем.

Но что? Собрав оставшиеся силы я с недовольством стал перебирать в памяти смутные картинки, увиденные перед тем, как потерять сознание. Что? Что я вообще такое мог увидеть без своих очков — в ближайшем-то метре?

Потур. Залиба... Смутные тени вокруг в свете факелов. Да, факелы... Обычные факелы, ничего особенного. Что? Нет, не они. Но что-то близкое, очень близкое. Буквально под самым носом...

А что у меня могло быть под носом? Залиба. Нет, не то. У алжирского бея под носом — шишка!... Надо же. Нет. Не это. Но что? Может, померещилось, просто? В отблесках факелов на патронах в обойме. В обойме?

Ну и что? Ну, обойма. Действительно — ближе ее под носом и не было ничего, Ну так и что? Вороненая железка, в ней восемь штук патронов. Чего уж в них такого особенного?

Я еще немного посоображал напряженно, пытаясь понять. Потом почувствовал, что начинаю отчаиваться. Я совсем готов был уже освободиться от всего этого издевательства, и вдруг в самый последний момент — на тебе!

Так же как в свалке у ворот: я уже отбился от всех, навалившихся на меня, перестрелял, поднялся на ноги — и тут получил чем-то по башке! Обидно. А ведь уже почти вырвался... Стоп!

Стоп.

Не может быть. Не может...

Я сообразил, в чем дело. Но открытие это меня нисколько не успокоило. Скорее наоборот. Я стал лихорадочно соображать, проверяя, не ошибся ли я.

В голове с треском разорвалась петарда и я опять увидел вокруг себя в неверном свете факелов окружающие меня устрашающие фигуры. И чей-то голос в очередной раз спросил, доносясь откуда-то из поднебесья:

— Будешь говорить?

Но теперь я их уже не боялся. Спасительная темнота, куда можно было убежать и спрятаться, продолжала оставаться рядом — всего лишь одно незначительное движение, и все.

Я ощутил это почти сразу же, не успев еще до конца очнуться и сумел подавить начавшийся было страх, разламывающую головную боль и тошноту. Теперь уже не обязательно было блевать на колдуна Залибу.

Я хихикнул — со стороны это, наверное выглядело придурковато — с радостью выдохнул:

— Идите вы все ... к ядреной фене! — и быстренько юркнул в небытие. Теперь я был для них недосягаем!

Но ребята оказались упорные! Они принялись вытряхивать меня обратно с настойчивостью, достойной великого дела! Они жутко досаждали и надоедали, никак не желая оставить меня в покое.

Тайна, вишь, пистолета, им понадобилась! Ха-ха-ха! Но я все время оставлял их с носом, удирая опять и опять. И каждый раз это получалось гораздо лучше, чем в предыдущий.

В своем роде это оказалась полезная тренировка. Правда, сперва я еще побаивался, как бы чего-нибудь не сбилось, но потом успокоился и даже развеселился. Тщетность усилий этих идиотов доставляла огромное наслаждение.

Они, конечно, могли вернуть меня к нормальному восприятию окружающего. Это было в их силах. Но вот удержать в нем меня они уже не могли. Я уходил от них снова и снова, честное слово, даже жалко было их усилий!

Я даже было, подумал, не вступить ли теперь с ними в переговоры. Но, поразмыслив, решил повременить. Пусть они лучше сначала малость успокоятся. Тогда и поговорим. К тому же мне вовсе не хотелось терпеть дикую головную боль, слабость и тошноту. Похоже, у меня было сотрясение мозга.

Закончилось это состязание, в конце концов, моей победой. Я погрузился в свое ничто настолько далеко, что все усилия моих, так сказать, собеседников перестали достигать своей цели.

В крайнем случае, ощущались только какие-то отдаленные толчки и невнятные звуки — наподобие помех в радиоприемнике. Меня уже не выдергивало в нормальный мир.

Теперь я мог вернуться к своей так ошарашившей меня мысли. О патронах. А оно того стоило, сколь бы не странно звучала тема в существующих обстоятельствах. Поскольку наблюдение и впрямь выходило интересное.

В обойме у "макарова" восемь патронов. Восемь! Я это хорошо помнил. И когда палил в камере, захватывал Залибу и шел по двору — я свои выстрелы еще считал. А потом — забыл!

Когда началась свалка у дверей — у меня просто всякое соображение отшибло. Надо думать, от страха. Я только нажимал и нажимал на спуск. Никакой перезарядки, естественно, не делал.

Но к тому моменту должно было вообще оставаться не более пары-тройки патронов! Это я могу сказать совершенно точно! По сути, пистолет был пуст! Но я стрелял из него! Причем много! Не меньше двадцати раз!

Это уже ни в какие ворота не лезло! Ну, положим, мой приход сюда, в этот мир, тушенка, пистолет, консервы, фляжка с выпивкой, даже вафельный торт и перстень-зажигалка — это как-то еще понятно.

Время от времени тот, кто все это придумал, должен был бы снабжать меня предметами первой необходимости. Время от времени, подчеркиваю! Потому что еда у меня появлялась не каждый день.

А только тогда, когда я уже исходил от голода — где-то раз в пару суток. Фляжка с бренди объявилась, когда я сутки мок под дождем и у меня зуб на зуб не попадал.

Наконец пистолет я получил не раньше и не позже того, как избитый и помирающий от ужаса был брошен в подвал.

Но здесь — все более-менее понятно. Повторяю: если исходить из того объяснения, что кто-то следит за мной и время от времени мне... Ну, скажем, содействует.

Гм. А ведь в этом случае безразмерность восьмизарядного магазина вполне, кстати, объясняется. Действительно ведь, затруднительное положение-то имело место. Но не совсем понятно тогда, как быть с сигаретами, спичками...

Ну, пожалуй, спички, кажется, тоже вполне объясняются — попадая в категорию крайне необходимого. А бренди? Я не алкаш, постоянной тягой к спиртному не обладаю, дождей последнее время не было.

И если относительно сигарет еще можно согласиться, что у меня неодолимая тяга к куреву, то с фляжкой это не проходит. Почему же тогда, в таком случае, она не опорожнялась?

Впрочем, ладно. Это, в конце концов, просто непонятно. Куда серьезней другое. На первый момент менее бросающееся в глаза.