Читал только что доставленную депешу Генерального штаба с донесением от командования Юго-Западного округа, в котором кратко излагались события, происшедшие с войсковой группировкой в Сербии. В приписке от себя командующий округом Тормасов добавил, что ведет переговоры с австрийскими властями о поставке через их территорию провианта, боеприпасов и оружия для оставшихся на Балканах русских войск. О том, чтобы выводить тем же путем экспедиционную группу, не переговаривал, на то имелась веская причина — вряд ли император Австрии Франц I разрешил бы нахождение в своей стране столь крупных сил недавнего противника, способных устроить какую-либо бучу. Да и в предстоящей, более, чем вероятной, войне с Османской империей группировка Сабанеева имела бы стратегически важный выход на юго-западные земли Балканского полуострова — Болгарию, Боснию, Черногорию, Македонию, — разве что следовало ее усилить горно-егерскими полками.
Лексей догадывался о замыслах своих генералов, пусть и не высказанных вслух — была бы их воля, ввязались в войну за освобождение братьев-славян от османского ига! Тот же Кутузов, в мудрости которого нет никаких сомнений, не прочь покуситься на Бессарабию и Молдову — о том объявил без обиняков, прознав о приключениях войск Сабанеева и возможной войне. Что уж говорить, самые ближние сподвижники шли на поводу каких-то идеалов, единственный довод, чем Лексей мог их переубедить — что от того будет иметь Россия, кроме головной боли, какая ей выгода?! Вот и в прошлом году, когда восставшие сербы позвали на помощь, большого труда стоило остановить соратников, даже грядущая война с французами и их сателлитами не охладила горячие головы — мол, надо идти и спасать братьев по вере от мученической смерти! Тогда едва удержался и не выговорил рвущиеся из сердца слова — да пусть турки перережут всех сербов, не стоят они жизни одного русского солдата!
На созванном в середине декабря Государственном совете после долгих споров и убеждений все же приняли предложение канцлера о мирном разрешении конфликта с Османской империей — предложить ей солидные откупные и вывести свои войска из Сербии. Если же власти Порты откажутся, то тогда ничего более не остается, как готовиться к войне — по всей видимости, ее следует ожидать весной или летом следующего года. Не только Лексей, но и остальные мужи осознавали — боевые действия с отчасти ослабшей за последний век державой, но все еще грозной, с огромными людскими и финансовыми ресурсами, обойдутся России в не меньшие траты и потери, чем с французской коалицией. Две подряд разорительные войны стали бы слишком серьезным испытанием для страны, потому согласились искать более мирный выход в сложившейся непростой ситуации и постараться сладить с обиженной стороной всеми возможными мерами, притом, конечно, не теряя собственного достоинства.
Почти вся зима прошла в переговорах с доверенными людьми султана Махмуда ІІ, два года назад свергнувшего прежнего правителя Мустафу IV. Казалось бы, дело складывалось к лучшему, османы сами не очень хотели войны с могучим противником, справившимся с непобедимым прежде Наполеоном, да и своих внутренних забот у довольно юного, едва достигшего четверти века, султана хватало. Уже стали договариваться о сумме откупных, как вдруг турки прервали переговоры, а главу русского посольства в Константинополе (*Стамбул) Италинского заключили в тюремную башню за надуманную попытку покушения на султана. Как позже удалось выяснить, не обошлось без козней британцев, подговоривших Махмуда наказать русских и обещавших свою помощь не только деньгами и оружием, но и прямым участием в сражениях. Впрочем, забегая наперед, участие англичан свелось к предоставлению инструкторов и советников для реорганизации и обучения регулярной армии по европейскому образцу.
В марте 1811 года посол Османской империи Кара Ахмет-паша вручил министру иностранных дел графу Румянцеву фирман (*указ) султана Махмуда ІІ, объявившему войну вероломной России. Уже через месяц начались боевые действия на Днестре, перешедшие вскоре в Бессарабию под натиском русских войск. Командовал ими фельдмаршал Кутузов, а армиями Дохтуров и Тормасов, поправившемуся к тому времени от ранения Багратиону поручили особое задание — начать наступление на османские земли в Закавказье, занять Эриван (*Ереван), а затем все армянские земли и Колхиду вплоть до Карина (*Эрзурум) и Трапезунда (*Трабзон). Как ни странно, османы, объявившие войну, сами не были готовы к ней — на Дунайском направлении против 80-тысячной группировки Кутузова выставили лишь 60-тысячное регулярное войско и еще тридцать из числа мусульманских волонтеров, а также вспомогательных войск провинций, силой набранных из местных христиан.
Равной с русским воинством боеспособностью не могли похвалиться даже янычары и сипахи (*регулярная кавалерия), составлявшие основу османских сил на линии фронта, а об остальных следовало выразиться одним словом — сброд. Да и к началу боевых действий противник просто не успел перебросить более обученные войска из Порты, они еще находились в долгом пути через Балканы. Кутузов сыграл на опережение, не стал дожидаться готовности неприятеля и сам ударил двумя клиньями под Сороками и в местечке Буджак на юге Бессарабии. Через неделю боев его армии прорвали оборону и стали громить по частям османское войско — от него осталась едва ли треть, сумевшая избежать окружения и уйти на запад. После стремительным маршем, обходя стороной турецкие крепости, прошли Бессарабию, в начале лета вышли к Пруту и Дунаю, здесь встали перед новой оборонительной линией осман на правом берегу, гораздо более укрепленной, чем на Днестре.
Бессарабия и Молдова в начале 19 века
Собственно, русским армиям не ставилась задача освобождения балканских стран, слишком она была бы затратной и долгой по времени. Следовало в течении этого года нанести максимальные потери основным силам противника и, как вспомогательное, но не менее важное, значение придавалось соединению с группировкой Сабанеева и дальнейшие операции уже с ней. Потому две армии разошлись, северная под командованием Тормасова пошла на прорыв в Сербию через Молдову и Валахию, а южная генерала Дохтурова принялась разрушать Дунайскую линию осман и ее оплот — Измаил. Эту крепость уже не раз брали русские войска, последним отличился Суворов в 1790 году, притом взял ее малыми потерями. Тогда особо отметился нынешний командующий — Кутузов, так что для него подобный подвиг не в новинку.
Правда, за минувшие двадцать лет крепость существенно перестроили, сделали более неприступной, прежде всего от артиллерийского огня, но нет такой твердыни, которая устояла бы от русского солдата, да еще с таким командующим! Две недели потратили на осаду и подготовку к штурму, заготовили впрок фашины, веревочные и штурмовые лестницы, тросы с крючками, отобрали верхолазов-лазутчиков и специальные группы прорыва, провели тренировки на реальных макетах и стенках, приготовили всякие хитрости с подсказки фельдмаршала. После трое суток днем и ночью бомбардировали стены, бастионы и внутренние постройки как пробойными снарядами, так и разрывными и зажигательными, нанеся серьезные разрушения и пожары. В последнюю же ночь перед рассветом под шум продолжающейся канонады начали штурм, верхолазы со специальными крючками-когтями первыми поднялись на стены на разных ее участках. Дальше пришел черед групп спецназа, тихо снявших караулы и занявших наиболее важные позиции и подходы к ним, за ними пошли уже остальные бойцы из числа лучших в каждом полку.
К рассвету основные укрепления на стенах были уже в руках штурмующих практически без единого выстрела, а дальше пошла баталия, продолжавшаяся весь день. Выбивали осман из бастионов и башен, бои шли за каждый дом, шаг за шагом воины со всех четырех сторон сходились к центру крепости, пока не пал последний защитник. В плен никто не сдавался, то ли от фанатизма или иной причине, единственно, кроме раненых, кого застали живыми и сравнительно невредимыми — сидевших в зиндане заключенных, в большинстве христиан, среди них женщин и детей. Как позже выяснили, посадили их в подземелье за разные провинности — от несвоевременной уплаты податей до оказания сопротивления властям, кого-то из женщин за прелюбодеяние или, напротив, отказ от близости с важным чином. Оставили в Измаиле коменданта с гарнизоном наводить здесь порядок, остальная армия переправилась через Дунай, принялась зачищать другие крепости и укрепления на этой стороне.
Штурм Измаила
Армии Тормасова выпала задача не легче — прорывать оборону противника на Пруте, а после идти почти шестьсот верст до границы Сербии по вражеской территории. Переплавлялись близ Яссы, столицы Молдавского княжества, османы на этом участке выстроили довольно мощную, ненамного уступавшей Дунайской, оборонительную линию. Да и войска здесь собрали изрядно — около шестидесяти тысяч, — против сорока русских. Сама переправа через реку вылилась в целое сражение — после часовой артиллерийской подготовки авангардные полки прорвались на правый берег в нескольких местах и заняли плацдармы, а затем по выстроенным саперами понтонным мостам перешли остальные. Наступление развивали по ширине и глубине, продвигались медленно, в день всего на несколько верст, ломая отчаянное сопротивление противника, в течении недели выбили в полосе выдвижения основные его силы.
В Яссы не заходили, миновали его южнее, оставив за спиной находившийся там османский гарнизон. Так и шли дальше, обходили стороной вражеские крепости, не вступая без нужды в сражения. Уже в Валахии близ Плоешти передовые полки столкнулись в горной долине с османским войском, идущим из метрополии. Бой почти сразу перешел в рукопашную схватку, в немалой мере нивелировав огневое преимущество русских солдат. Благо еще, что турки уступали числом вдвое, но все же потери были слишком большими, даже больше, чем на Пруте. Бойцы крепко усвоили полученный урок — на марше не расслабляться, особенно в горах, и не допускать близкого боя, — в последующем не теряли осторожность. Дальнейший путь пролегал через Карпаты, несколько раз сбивали заслоны противника на перевалах, брали штурмом Голубацкую крепость на Дунае, возведенную османами на границе между Валахией и Сербией. В середине августа, выйдя на Дунайскую равнину, армия Тормасова наконец-то соединилась с группировкой Сабанеева, завершив успешно столь долгий переход.
С заметным нежеланием Сабанеев подчинился приказу Главнокомандующего Кутузова о переводе его группировки в состав армии и выводе из Сербии. Еще высказал Тормасову свое беспокойство:
— Александр Петрович, без нас сербы не устоят, османы их сомнут, если навалятся большим числом! Они уже этим летом подступали с юга к Белграду, лишь с нашим участием удалось отбить. В этом году вряд ли, но в следующем неприятель непременно объявится и как мы будем смотреть людям в глаза, ведь скажут — бросили нас на погибель!
Тот же ответил сочувственно:
— Понимаю тебя, Иван Васильевич, ты за год уже сроднился со здешним народом. Но у нас есть приказ и мы должны его исполнить, нравится ли он нам или нет. Впрочем, могу тебя немного успокоить — как я слышал в ставке, канцлер, он же Верховный главнокомандующий, заверил, что Россия на произвол судьбы Сербию не оставит, возьмет ее под свой протекторат, пусть и на правах османской автономии. Если турки примутся за бесчинства, то мы обязательно вступимся — можешь эти слова передать своим людям, да и сербам. Хоть так им будет спокойнее, когда мы уйдем!
Тормасов ненадолго прервался, вглядываясь в глаза собеседника, как будто пытался прочесть его мысли, после продолжил:
— Да и с Валахией с Молдовой будем о том же договариваться, когда османы запросят у нас мира. А для того нам надо хорошо постараться и побить супостата крепко, тогда будет гораздо сговорчивее ...
Сабанеев задал давно беспокоивший вопрос, над которым не раз за минувший год задумывался:
— Александр Петрович, ты вот лучше меня знаешь, поясни — почему бы нам все эти земли не взять под свою руку, зачем османам оставлять? Как, к примеру, с той же Бессарабией — мы же ее не отдадим, ведь так?
И услышал ответ, не слишком его удовлетворивший:
— То политика, Иван Васильевич, в котором мы оба слабы. Есть другие страны, та же Австрия или Франция, да и Британия тоже, которые имеют здесь свой интерес, и с ними приходится считаться. Ладно еще, ближний кусок, как-нибудь переживут, а уж больше — ни-ни!
Тем временем происходили не менее важные события в Закавказье — армия Багратиона, наступавшая по двум направлениям, за лето и начало осени заняла все крепости на Черноморском побережье от Сухум-кале (*Сухуми) до Батума, на Армянском нагорье Эриван, Кумайри (*Гюмри) и Карс. Дальнейшее продвижение к Трапезунду и Карину стало невозможным из-за обильных снегопадов рано наступившей зимы, заваливших перевалы, да и османы перебросили сюда большие силы, не уступавшие в численности русской армии. Собственно, Багратион исполнил задуманные планы с лихвой, захват того же Карса стоил многих усилий прежде всего из-за его труднодоступности. Доставили тяжелые орудия по горным тропам практически на плечах бойцов, взяли ночным штурмом после недельной бомбардировки считавшейся неприступной твердыни, самой крепкой в азиатских владениях Османской империи.
Осада крепости Карс
Война затягивалась, ее не удалось завершить за один год, как планировали Лексей и его ближние люди. Султан Махмуд ІІ не торопился запрашивать мир, несмотря на немалые потери своих войск и существенной части земель на Балканах и Закавказье. Возможно, в том сказалась не объявленная поддержка Порты со стороны Франции, Британии и их союзников, на этот раз объединившихся против экспансии России. От них пошел поток денежных вливаний, поставок оружия и даже воинского контингента — инструкторов, советников, наемных отрядов из числа авантюристов и любителей больших вознаграждений. Правда, никто из заинтересованных монархов открыто не заявил о вступлении в войну на стороне Османской империи, но легче от того России не стало, по факту ей противостояла вся Европа, а оттоманы стали слепым орудием в руках сильных мира, точнее — пушечным мясом, пусть и щедро оплаченным. Самим же напрашиваться на заключение мира означало бы потерять уважение к себе и все достигнутое кровью своих людей.
Все отчетливее вырисовывалась отнюдь не радужная перспектива бессмысленной войны до победного конца или полного истощения ресурсов, вероятнее всего — своих, если трезво оценить возможности сторон. Собственно, случилось то, чего боялся Лексей, до последнего стараясь избежать войны на Балканах ради мифического славянского братства. Но судьба на сей раз повернулась неприглядной стороной и следовало найти хоть какой-либо приемлемый выход. Не раз обсуждал с важными людьми, вместе ломали голову, но толком ничего не придумали, кроме того, что придется воевать дальше. Однажды, уже зимой, в канун Рождества, в слабой надежде промелькнула мысль — а не устроить ли заводилам на Темзе и Сене Варфоломеевскую ночь, столкнуть их лбами, пусть бьются между собой и не лезут в чужие дела! Позже эта идея все крепла, наполнялась детальными схемами и вариантами, уже не казалась отчаянной авантюрой игрока, идущего ва-банк. Когда же построил более-менее реальный план многоходовой операции, вынес его на суд соратников, так вместе проработали до практического исполнения.
