Он спрятал платок и подстегнул лошадь.
Дарин понял, что переспорить Дадалиона не удастся и умолк, решив отложить разговор на утро.
Басиянда, сидя за спиной Дарина, возился, пыхтел, вздыхал, явно намереваясь тоже высказаться, да так и не осмелился.
Дадалион говорил еще что-то, но Дарин уже не слышал его. Он снова задремал и мечтал только о том, как бы не свалиться с лошади. Сквозь сон слышался только мерный стук копыт, лошадиное фырканье, да звяканье удил. Когда он, наконец, открыл глаза, небо было уже совсем черным. Басиняда клацал зубами от холода и жалобно сетовал на свою нелегкую судьбу, стараясь, однако, чтоб Дадалион этого не слышал.
— Приехали, — объявил тот. — Слава небесам, добрались благополучно!
Они слезли с измученных лошадей. Дарин с трудом разлепил глаза и прямо перед собой увидел высокую стену, сложенную из грубого камня. Дадалион приблизился к наглухо запертым воротам и стукнул дверным молотком.
— Господин, — робко проговорил Басиянда, с опаской взирая на крепкие дубовые ворота. — Как только нас пустят внутрь, ты должен сразу же озаботиться о ночлеге и ужине для своего раба.
— Отвали, Басиянда... Дадалион, так что это за монастырь?
— Да самый обычный монастырь, — небрежно ответил тот. — Самый обычный!
— Зачем мне тут оставаться? Я же тебе сказал...
— Это ненадолго! Ненадолго! Тебе нужно отдохнуть, а тут все условия: покой, свежий воздух и...
В воротах приоткрылась маленькая калитка.
— Приветствую вас, путники! — радушно проговорил низенький и толстенький монах средних лет. — Желаю процветания! Вы, верно, Дадалион? — он расплылся в улыбке. — Я так и знал! Наш настоятель подробно вас описал, не узнать невозможно! А это кто? Это и есть тот юноша, о котором нам надлежит позаботиться?
— Он самый, — кивнул Дадалион. — Позаботьтесь о нем как можно лучше!
— Ты же заплатишь, добрый человек, так что не сомневайся, — добродушно сказал монах. — Уход будет хорошим, а молитвы братьев помогут ему исцелиться!
Дарин насторожился.
— Исцелиться? От чего?
Монах обменялся с Дадалионом понимающим взглядом.
— Ну, — бодро сказал Дадалион, потрепав Дарина по плечу. — Пойду я поищу отца-казначея. Потолкую с ним.
— Стой! Сначала потолкуй со мной. Ты меня привозишь в какой-то монастырь, а сам собираешься вернуться в Лутаку и с повелителем ламий разговаривать?!
Дадалион небрежно пожал плечами.
— Завтра поговорим! Мы всю ночь провели в седле, нужно отдохнуть и поспать, да и лошадям дать отдохнуть. Переночуем здесь, выспимся, перекусим утречком — тогда и потолкуем. А?
Он с надеждой посмотрел на Дарина.
— Сейчас, — твердо сказал тот.
Дадалион насупился.
— Не думал я, что ты будешь так бессердечен! Я еле на ногах держусь, а тебе и горя мало! Ты-то молод, здоров, что такое усталость и не знаешь! Где уж тебе понять, что мне, старику, надо бы с дороги передохнуть! Погоди, вот доживешь до моих лет...
Он потер поясницу и страдальчески вздохнул.
— Эх, молодость, молодость! Ну что ж, если хочешь, поговорим прямо сейчас. Только давай присядем куда-нибудь, а то здоровье мое уже не то...ну, да раз тебе приспичило, будь по-твоему!
Дарин удивился: говорить про свой возраст Дадалион не очень-то не любил, а уж считать себя стариком ему и вовсе никогда в голову не приходило. Но, возможно, он действительно, устал так, что и на разговор сил не осталось? Тогда настаивать на немедленной беседе, конечно, не очень хорошо.
— Ладно, — сказал Дарин, пожав плечами. — Тогда завтра утром. Идет?
— Идет, идет! Отправляйся отдыхать, а я пока за ночлег заплачу!
Не успел Дарин и глазом моргнуть, как Дадалион, мгновенно забывший о больной пояснице, исчез. Монах проводил его взглядом, потом посмотрел на Дарина.
— Пойдем, брат мой, покажу твою келью. Здесь, в спокойной обстановке, здоровье твое быстро пойдет на поправку.
Дарин остановился. Басиянда, шедший, как и подобало хорошо воспитанному рабу, позади хозяина, натолкнулся на него и громко ойкнул.
— А что с ним случилось, с моим здоровьем?
Монах ничего не ответил, лишь вздохнул и скорбно покачал головой.
...Утро началось необычно и даже как-то странно: кто-то бубнил над ухом у Дарина невыразительным и скучным голосом, будто твердил заклинание.
Дарин приоткрыл один глаз: рядом с кроватью на корточках сидел раб Басиянда.
— Господин, уже наступило утро, господин! — обрадовался раб, увидев, что хозяин, наконец-то, соизволил проснуться.
— Утро? Какое утро? Чего ты бубнишь, Басиянда? — сиплым спросонья голосом спросил Дарин, попробовал было повернуться на другой бок и охнул.
— Господин болен? Как самочувствие? — заботливо осведомился раб.
Дарин прислушался к ощущениям и ответил честно:
— Господин чувствует себя так, будто его вчера палками били. Все тело болит...
Басиянда встревожился.
— Не угодно ли господину позвать лекаря? Я уверен, что тут можно отыскать хорошего лекаря и он вылечит хворь!
— Отвали, Басиянда, — невежливо сказал Дарин и попытался сесть на кровати. С третьей попытки это ему удалось. — Никакая это не хворь. А болит, так это потому, что я вчера первый раз в жизни на лошадь сел и полночи верхом ехал. Вот и ноет все с непривычки.
Он, кряхтя, поднялся на ноги и пару раз присел, разгоняя мышечную боль.
Басиянда с беспокойством следил за ним.
— Ты, господин, вчера свалился на постель и заснул, как убитый, — сообщил он. — Я пытался было разбудить тебя, напомнить, что мы, хоть приехали в монастырь поздно ночью, ты должен был в первую очередь покормить своего раба ужином. Но ты не просыпался, — Басиняда почесал в голове. — И я, твой раб, остался без еды!
Он посмотрел на Дарина с осуждением.
— Пришлось голодать. Потом я подумывал о том, чтоб раздеть тебя, не гоже господину спать в дорожной одежде! Но, поразмыслив, решил этого не делать.
— Вот это правильно, — одобрил Дарин. — Не надо меня раздевать. Вот был бы ты девушкой, я б не против был, — он мечтательно вздохнул. — Но ты не девушка, так что — не надо.
— Но я, господин, снял с тебя сандалии.
Басиянда пошарил под кровать, вытащил пыльные башмаки и придвинул Дарину.
— Гм, — проговорил тот. — А я вот в книжках читал, что рабы своим господам обувь чистили и все такое...
— Я хотел, господин, — с достоинством поклонился Басиняда. — Но мысли об ужине отвлекали меня.
Дарин обулся и снова вздохнул.
— Понятно...
— А недавно, — продолжал раб. — В нашу келью заглянул один из монахов и... кстати, господин! — перебил он сам себя. — Ты почивал, а я, твой верный раб, пробудился ни свет ни заря и уже разузнал, что к чему!
— Да? — без особого интереса сказал Дарин. — И что же ты, мой верный раб, разузнал?
— Все, господин! — надуваясь от гордости, хвастливо сообщил Басиянда. — Вспомнил двадцать пятое правило: 'Хороший раб должен быть наблюдателен, проницателен, любознателен'!
— И что?
— Выяснил кое-что про то, куда мы попали, — понизив голос, сообщил Басиянда. — Это монастырь кесаниктинцев, господин!
— Кесаниктинцев? — Дарин подумал немного. — Где-то я слышал уже про них... но не помню — где? Кто-то рассказывал. А чем они занимаются?
— Здесь содержатся душевнобольные люди, — драматическим шепотом сообщил Басиянда, округлив глаза. — Но не просто обычные сумасшедшие, нет! А пострадавшие от магии!
Дарин встрепенулся.
— А! Вспомнил! — воскликнул он. — Фендуляр мне рассказывал. Тут публика особенная:
чародеи, у которых крыша поехала, люди, нечаянно попавшие под заклинания и прочие бедолаги, которые начали магию изучать, да умом тронулись. То-то Дадалион вчера говорил, что монастырь этот Гильдии магов Лутаки содержит! Ладно... молодец, что разузнал. А монах-то зачем приходил?
— Он сообщил, что все обитатели собираются в трапезной на завтрак, и что если мы опоздаем, то останемся без пищи до полудня, — раб выразительно посмотрел на Дарина. — И я, господин, взял на себя смелость разбудить тебя. Поспешим же, господин, ибо без еды твой верный раб до полудня может и не дожить!
— Поспешим, — согласился Дарин: ему тоже очень хотелось есть. — Перекусим. Дадалиона, опять же, найти надо...
Он покинул келью и в сопровождении 'верного раба' вышел на небольшой, вымощенный булыжником монастырский двор.
Посреди двора Басиняда остановился и деловито принюхался.
— Нам туда, господин, — решительно сказал он и ткнул пальцем в сторону невысокого длинного флигеля, сложенного из грубо обтесанного горного камня.
— Откуда знаешь?
— Мой нос еще никогда не подводил меня, — с гордостью сообщил раб. — Особенно, когда дело касается еды!
И Басиняда оказался прав. Через минуту они оказались в большом сумрачном зале, где тянулись длинные некрашеные столы, сновали монахи с деревянными мисками, разнося еду, а возле дымящихся котлов, наблюдая за порядком, степенно прохаживался пожилой человек — тоже в монашеском облачении, но с серебряной цепью на груди.
— Вот так угодили мы, — пробормотал Дарин, пытаясь отыскать среди обитателей Дадалиона. — Надо бы поскорей отсюда свалить, а то и глазом моргнуть не успеешь, как эти монахи-психиатры диагноз подходящий подберут!
Он уселся в самом конце стола и тут же один из монахов поставил перед ним деревянную миску и деревянную же ложку. Басиянда, тоже получивший свою порцию, мгновенно выхлебал суп, вылизал плошку, умял большой кусок хлеба и огляделся по сторонам. Увиденное ему не понравилось.
— Господин, у меня нехорошие предчувствия! — тревожно объявил он, подробно рассмотрев зал, очаг вдали и огромные котлы с похлебкой, возле которых толпились монахи.
— Опять? И какие на этот раз? — без особого интереса спросил Дарин, вылавливая в жидком супе куски репы и выкладывая их на край миски.
Раб понизил голос.
— Предчувствие, что здесь, в монастыре, не едят мяса! И твоей верный раб, господин, не получит на обед ни куска мяса, ни мясной похлебки!
Дарин тяжело вздохнул.
— Надоел ты мне, Басиняда...
— Не говори так, господин! А! — подскочил раб. — Вот идет монах, может ли господин подробно разузнать у него насчет мяса?
— Тебе надо, ты и спрашивай, — отмахнулся 'господин', приступая к похлебке.
Подошедший монах, наголо бритый средних лет невысокий человек, с внимательными черными глазами, своим видом изучал радушие и гостеприимство.
— Приветствую, желаю процветания! Если не ошибаюсь, вы поступили в нашу обитель вчера ночью?
— Не ошибаетесь, — буркнул Дарин, отламывая кусок хлеба и вымазывая опустевшую миску: порции в монастыре были весьма умеренными.
— И если не ошибаюсь, плату ваш почтенный родственник по имени... — тут он заглянул в засаленный свиток. — По имени Дадалион внес лишь за одного человека?
Монах вопросительно уставился на Дарина и перевел глаза на Басиянду. — А я вижу, вас двое. Кто из вас... — он снова заглянул в свиток. — Кто из вас Дарин?
— Это я, — ответил тот, одновременно с Басияндой, который поспешно сказал:
— Это мой господин!
И увидев удивленное лицо монаха, быстро добавил.
— Я — его верный раб!
— Раб?! — монах почесал в затылке. — Насчет раба Дадалион ничего не сказал. И откуда в Лутаке — раб? Странно как-то...
— Это мой слуга! — решительно объявил Дарин. — Обычный слуга. Басиняда его зовут.
— И вовсе я не...
— Но у него такое помешательство, понимаете? Помрачение рассудка, — вдохновенно продолжал объяснять Дарин. — Неизвестное науке заболевание, передается от человека к человеку! Вот Басиняда заразился недавно и с тех пор утверждает, что он — раб!
— Ах, помешательство! — понимающе протянул монах, сворачивая свиток. — Понятно. Так бы сразу и сказали! Ну что ж, тогда все в порядке. Возможно, наше прогрессивное лечение поможет тебе, брат!
Он ободряюще похлопал Басиянду по плечу.
Тот забеспокоился.
— Лечение? К чему мне лечение?
— Это монастырь для душевнобольных, брат Басиняда! Здесь всех лечат. Холодные ванны, обливание ледяной водой, необременительный труд...
'Брат Басиянда' окончательно запаниковал.
— Труд?! Это еще зачем? Да я здоров!
— Умеренное питание и воздержание от мяса...
— Вот! Вот! — в отчаянии вскричал раб. — И это вы называете лечением?! Воздержание от мяса?! Но почему?
На лице монаха появилось выражение благочестия.
— Мясо разжигает страсти и сластолюбие, — назидательно промолвил он. — Оно мешает вести духовную и молитвенную жизнь. К тому же оно дорого стоит и поэтому противоречит обету бедности, который дают все братья нашего монастыря!
— Не согласен! — категорически заявил Басиняда, вылезая из-за стола. — Я, хоть и раб, но иной раз и мне доводилось отведывать мяса! И это не мешало мне вести жизнь исключительно духовную и молитвенную!
— Умолкни, Басиняда! — велел Дарин. — Видите, он не в себе, — пояснил он монаху. — Опять вообразил себя рабом! Тяжелый случай...
— Очень рекомендую холодные обливания, — солидно произнес тот, глядя на взъерошенного раба. — Можем начать прямо сегодня.
— Обливания?! Господин, ведь ты не допустишь этого?
Дарин махнул рукой.
— Да заткнись же ты! Послушайте... э...
Он вопросительно уставился на монаха.
— Брат Чивага, — охотно подсказал тот.
— Брат Чивага, ага. Лечение, это хорошо, но дело-то в том, что мы уезжаем сегодня, — Дарин развел руками. — Мы с Дадалионом сперва остаться решили, а потом передумали. Не подскажете, где мне его найти?
Монах благодушно улыбнулся.
— Твой родственник, почтенный Дадалион покинул монастырь рано утром, — сообщил он. — Отдав все необходимые распоряжения на твой счет, и внеся необходимую плату!
Дарин онемел. Басиянда уставился на монаха, вытаращив глаза.
— Господин Дадалион покинул...
— Умолкни, Басиянда, — велел пришедший в себя Дарин.
— Так я и знал! Подозревал, что что-то он задумал! Потому он и говорить вчера со мной не захотел! Но... брат Чивага, а на какой срок мой родственник Дадалион, чтоб ему пусто было, меня сюда упек?!
Тот снова развернул засаленный свиток и пробежал глазами записи.
— Уплачено за две недели. Возможно, после того, как срок истечет, брат Дадалион захочет продлить его? Многие так поступают.
— Две недели?! — воскликнул Дарин, мысленно пожелав Дадалиону свалиться с лошади. — Две? Нет, я не могу... у меня дела! Скажите, а раньше срока можно отсюда уехать? А деньги, что уплачены, оставьте себе! Они все равно не мои.
Брат Чивага сердечно улыбнулся.
— Нет, брат Дарин, даже и не пытайся. Скажу сразу: если и есть такие мысли, лучше забудь их!
Дарин с досадой закусил губу, а монах невозмутимо продолжил:
— Добавлю еще, что некоторые пациенты пытались самовольно покинуть наш монастырь...
— Сбежать? — уточнил Басиняда, не любивший неясностей.
— Сбежать, — подтвердил брат Чивага. — Но еще не было такого, чтоб это им удалось! Сам понимаешь, брат Дарин, мы принимаем меры, — он добродушно потрепал его по плечу. — Подопечные у нас — бывшие чародеи и, хоть заниматься волшебством они перестали, на территорию монастыря наложено особое заклинание!
