Он обернулся, встретившись глазами с говорящей, метнул непонимающий взгляд на землю — тело убитой лежало на месте, а та, что говорила с ним, как две капли воды походила на предыдущую.
— Он настырен и живуч, — сказал кто-то еще, и эльф увидел, что перед ним стоят пять совершенно одинаковых женщин.
Он попятился, но цепкие руки обвили его сзади, лишая возможности двигаться и сопротивляться. Одна из женщин подошла к нему и, бесцеремонно взяв за волосы, откинула голову назад так сильно, что несчастному пленнику пришлось открыть рот.
— Почему ты не ушел? — недвижные глаза уставились на него. — Ты терял своих людей, лошадей, силы, но раз за разом возвращался сюда. Это поступок глупца. Сколько еще таких придут за тобой? Сколько алчущих безумцев отправятся к нашей обители в поисках великой силы? Мы предупредим это, и ты нам поможешь. Мы сделаем так, что ты внушишь всем живым ужас перед этим местом и никогда сюда не вернешься...
Эльф не мог ответить и лишь обреченно двинул губами. Скосив глаза, он увидел, как одна из пленительниц обхватила голову убитой соплеменницы, рванула ее, разорвав последний кожаный лоскут и, перевернув срезом вверх, поднесла к нему. Эльф не мог вырваться, даже мотнуть головой — тонкие, холодные и невероятно сильные руки сковали его движения, другие такие же руки поднесли мертвую голову к его губам и вылили в раскрытый перекошенный рот несколько капель искрящейся крови.
— А теперь позабудь все и уходи, — стальная хватка ослабла, и эльф рухнул лицом в землю.
— Чтоб вам провалиться, твари! — прохрипел он, корчась от боли и хватаясь руками за шею. — Что вы сделали со мной, мерзкие ведьмы?
— Мы дали тебе бессмертие, то чего люди, сами того не зная, страшатся больше всего на свете. Ты станешь ужасом этих лесов и будешь хранить наш город от ненужных гостей. А теперь иди прочь, Ардан....
...Тианар вскочил с постели и, обливаясь холодным потом, принялся ожесточенно обтирать губы. Лишь поняв, что на его лице ничего нет, он остановился. Видение, покинувшее его несколько секунд назад, оказалось столь явным и реалистичным, что принц не сразу пришел в себя. Какое-то время он оглядывался по сторонам — в магическом освещении ночных покоев чудился зеленый лесной сумрак, а вода в декоративном фонтане казалась шоколадно-черной...
Эльф подошел к окну — далеко на востоке край небосклона окрасился багряным. Кровавое у земли и рыжее по краям зарево стояло стеной уже несколько дней. Тианар догадывался о его причинах, и душу его терзали беспокойство и гнев. Миния. Эта самодовольная, беспринципная девка все делает по-своему. И угораздило же ей стать Королевой. С такими союзниками не нужны и враги...
В дверь постучала горничная, хотела сказать что-то, но мимо нее в покои принца бесцеремонно протиснулась драконья предводительница. "Легка на помине" — подумал эльф, отходя от окна и кивая Королеве на кресло.
— Я с хорошими новостями, — промурлыкала драконша, демонстративно игнорируя приглашение принца и по-хозяйски разваливаясь на кровати, — Ликия пала.
— Думаешь, я тебя за это похвалю? — раздраженно ухмыльнулся Тианар, — не нужно много сил и ума, чтобы захватить город, у которого нет защиты.
— Зато нужна решительность и ловкость. Не так-то просто было попасть во дворец и добраться до мятежной принцесски...
— А ну-ка повтори, — резко поменявшись в лице, Тианар вскочил и, подхватив Минию за грудки, стащил ее с кровати. — Добраться до принцессы? Что ты сделала с ней? Овечай!
Драконша зашипела в ответ, тщетно пытаясь вырваться из его сильных рук. Ее сознание опалили неукротимые всполохи гнева, словно огонь, рвущиеся в голову из груди. "Он набросился на меня из-за этой? Какие планы были у него насчет отверженной королевской дочки? Уж не хотел ли он жениться на ней и сам завладеть троном?" Суматоху озлобленных мыслей нарушил грубый толчок в грудь и свирепый рев Тианара:
— Где она? Отвечай! Быстро! — заорал он, швыряя Королеву на пол и надвигаясь на нее с видом сумасшедшим и кровожадным.
— Я взяла ее в плен, чего тут такого? — умиротворяющее пропела Миния, придав голосу самый нежный и благожелательный оттенок. — С ней все в порядке, небольшая рана, но это поправимо.
— Какая рана? — взгляд Тианара, безумный и жуткий, остановился на переносице драконьей предводительницы. — Говори быстро и не вздумай солгать.
— В..всего лишь рука, — замялась Миния, отползая задом к выходу и судорожно сглатывая.
— Что — рука? — эльф замер, словно парализованный, глаза его расширились, а нижняя челюсть нервно дернулась. — Что с рукой?
— Она потеряла ее во время штурма, и в том нет моей вины. Ее поранил кто-то из своих. Видимо, слуги-мародеры решили воспользоваться ситуацией и, убегая, решили прихватить драгоценности госпожи, не снимая их с рук...
— Дура! Проклятая дура! — не дослушав, заорал Тианар, замахиваясь кулаком на взвизгнувшую от ужаса Королеву.
Сокрушительный удар обрушился на дверь — Миния успела-таки выскользнуть в коридор, спасаясь от обезумевшего принца Высоких эльфов. Не сбавляя ходу, она бегом вылетела из дворца и, окликнув стражу, спешно покинула Владыческую столицу. Весь путь до Королевства ее била дрожь, а перед глазами стояло перекошенное лицо Тианара. Впервые за многие годы расчетливая и уверенная в себе и своих действиях Миния прибывала в панике, ведь Тианару она соврала — уже несколько дней царственная пленница была мертва.
Дочь Короля погибла не от рук драконов и не от потери крови. Понимая ценность пленной принцессы, Миния искренне собиралась сохранить ей жизнь, но все пошло не так, как запланировала драконша: когда драконы-штурмовики ворвались в покои Лэйлы, та уже была на последнем издыхании. Серая, обескровленная кожа, покрытая кровавыми трещинами, красноречиво подтверждала — хозяйка Ликии приняла смертельный яд....
Миния пыталась собраться с мыслями. Поспешная самостоятельность, обернувшаяся роковым просчетом, поломала все намеченные планы и выверенные заранее ходы. Кто знал, что дело пойдет так? Все сложилось неудачно, но нужно было выбираться из сложившейся ситуации, а для этого стоило забиться в теплое и безопасное логово, окруженное надежной армией и верными, адекватными телохранителями. Из любого лабиринта можно найти выход, в том Миния не сомневалась, поэтому, приказав своему сопровождения поторопиться, поспешила под крылышко к супругу, решив отсидеться там первое время, а заодно просчитать новый план, еще более успешный и продуманный, чем предыдущий.
* * *
Тропа ликийского сада терялась среди пальм. Чем дальше беглецы уходили от дворца, тем тоньше и прозрачнее становился синий морок. Деревья словно поглощали его, не пропускали, встав стеной из стройных стволов. Ощетинили клыки мраморные химеры и львы, подняли луки белые амуры на капеллах, и тонкотелые дриады посуровели лицами и сжали кулаки.
Сфинкс шел осторожно и бесшумно, и Тама, до белизны в костяшках сжавшая ремни шлеи, почти не дышала, боясь издать лишний звук. Когда впереди, за кустами сиреневой гортензии хрустнула ветка, девушка чудом сдержалась от вскрика, но тут же выдохнула облегченно, увидев людей, жителей разрушенной Ликии, которые нашли убежище в ее садах. Бросив все, оставив имущество и дома, не взяв с собой ничего, даже самого необходимого, люди украдкой уходили прочь. Завидев огромного сфинкса они пугались и прятались, но потом, узнав одного из телохранителей Лэйлы, выходили из укрытий и молчаливо провожали Шакит беспокойными взглядами.
Так, в постоянном напряженном движении прошло несколько дней. Оказавшись далеко на юге от разгромленной Ликии, Шакит рискнула подняться в воздух. Тама зажмурилась и некоторое время боялась открыть глаза. Наконец, собравшись духом, рискнула взглянуть и ахнула, увидев, как далеко внизу разноцветной мозаикой раскинулась земля, а у самого горизонта черным зеркалом уже заблестели Темные моря.
Первое время девушка дрожала как осиновый лист от холода и страха, но постепенно мерные взмахи могучих крыльев и монотонный свист ветра успокоили ее. Она старалась не смотреть вниз и вглядывалась вперед, туда, где кучевые облака складывались в причудливые формы, образуя белые ватные замки и фигуры.
Окончательно освоившись на спине Шакит, Тама покрепче вцепилась в ремни и решилась посмотреть назад. Громко охнув, она моментально отвернулась: небо позади летящего сфинкса окрашивало кровавое зарево, длинными алыми щупальцами расползалось по сторонам, протягивалось к белым облакам, подсвечивая из изжелта-розовым, и будто пыталось дотянуться до беглецов, сумевших чудом ускользнуть из обреченного города....
Ветер крепчал. Шакит прибавила ходу, но мощные порывы били ее в грудь, заставляя порхать вверх и вниз, мечась из стороны в сторону, словно огромная бабочка. Пастельные облака потемнели, расплылись в стороны, потеряв четкость контуров и помутнев. В глубине лиловой мглы забились отсветы молний, а потом впереди ударили громовые барабаны.
— Может, остановимся? — перекрикивая шторм, предложила напуганная и замерзшая Тама. — Мы летим без передышки целый день...
— Нельзя! — проревела в ответ Шакит, — драконы чутки и быстры, если они взяли наш след, то настигнут за считанные часы. Этот шторм — наш единственный шанс затеряться и уйти от погони...
Мощный порыв ветра оборвал речь сфинкса, подхватил его легко, словно тополиное семечко, и, несколько раз перевернув и прокрутив, зигзагами потащил в сторону морского побережья. Чувствуя, как обессилело, обмякло мощное львиное тело, как слабо, безвольно движутся крылья, Тама принялась читать молитву Центре, понимая, что они обречены.
В этой дикой, неравной схватке безжалостный вихрь уверенно побеждал, унося беглецов все дальше и дальше к морской глади. Вскоре внизу раскинулась смолянисто-черная вода, побежали стройными рядами белые барашки волн. Шакит опустилась немного, и тут же мощные воздушные потоки с новым напором потянули ее вниз. Рывок оказался таким стремительным и безжалостным, что огромные крылья не выдержали, запрокинулись вверх, теряя опору. Обессиливший сфинкс закрутился в воздухе волчком и рухнул в воду...
Еще несколько секунд Тама мертвой хваткой сжимала ремни, но потом, поняв, что находится под водой, отпустила шлею и принялась изо всех сил грести руками и ногами. Воздуха не хватало, намокшая юбка мешала плыть, а ставшая невыносимо тяжелой шкатулка, словно камень на шее, тянула ко дну. Из последних сил девушка рванулась вверх, освобождаясь из безжалостных объятий негодующей морской пучины. Оказавшись на поверхности, она увидела лишь ощетинившиеся пенными гривами буруны, но потом, когда могучая волна подкинула ее на гребень, смогла разглядеть невдалеке полосу земли. Именно туда, к спасительному берегу и совершала свое движение всесильная необузданная вода...
Идущий в сторону суши поток подхватил девушку и поволок к каменистому пляжу, виднеющемуся впереди. Подходя к суше, вода закрутилась, проворачивая в себе колючую взвесь из гальки, ракушек и песка. Таму увлекло под воду и ударило об дно, а потом, уже потерявшую сознание, потащило через острые камни и выбросило на берег...
Она не сразу пришла в себя, а когда очнулась, услышала голоса.
— Смотри, Фай! Опять утопленника к нашей халупе притащило, — проскрипел незнакомый старушечий голос.
— Это хорошо, Мая, очень хорошо, — вторил старухе другой, хриплый, мужской, тоже немолодой и нездоровый, — вскоре, почуяв еду, сюда набегут крабы, и мы наберем их целую корзину.
Тама не могла произнести и слова, сил едва хватало на то, чтобы дышать. Даже пальцем шевельнуть не получалось.
— Давай перетащим ее поближе к дому, Фай, — предложила женщина. — У нее красивое платье и туфельки, может еще что ценное найдется?
От этих слов Тама вздрогнула. Шкатулка! Шкатулка не должна попасть к чужакам. Никто! Никто не должен знать о ней и ее содержимом... Усилием воли девушка разомкнула веки, встречаясь взглядом со склонившейся над ней грязной старухой, одетой в выгоревшие на солнце лохмотья.
— Смотри-ка, Фай! Она живая! — мозолистая ладонь хлестнула "утопленницу" по щеке. — Эй, ты? Слышишь меня? Дышать можешь?
Тама открыла рот, выпуская на щеку тонкую струйку соленой воды, закашлялась, подняла руки, словно пытаясь защититься.
— Шкатулка, моя шкатулка...
— Какая еще шкатулка? Ты бредишь, несчастная, — с любопытством оглядывая Таму, пробормотала старуха, — А вот сережки твои и колечко я заберу.
Она зашарила руками, снимая с беспомощной девушки немногие драгоценности, которые на самом деле были всего лишь красивой бижутерией. Потом коснулась шеи, приговаривая:
— Ох, и знатное ожерелье ты, наверное, носила, даже след остался, жаль, что сгинуло оно в морской пучине.
Похолодев от ужаса, Тама собрала все силы и скользнула рукой по своей груди. Пальцы моментально нашли цепочку и шкатулку — все на месте. Похоже, жадная до чужого старуха Майя просто не видела бесценную вещицу, защищенную магическими чарами. Девушка с облегчением закрыла глаза и выдохнула.
— Да она совсем плохая — замерзла насмерть и обессилила, — прохрипел из-за спины своей спутницы старик, — нам ее не выходить. Оставим тут и пойдем домой, а завтра вернемся за крабами...
— Нет, Фай, — строго заявила старуха, — возьмем с собой. Взгляни на волосы — она светлая, явно неместная. Понимаешь, что это значит? Скоро к мосту подойдет невольничий караван Альбашира. Только представь, сколько монет он даст нам за северянку?
— Опять ты со своими иллюзиями и несбыточными планами, — разочарованно прокаркал старик, — вот крабы — они наверняка, а Альбашир, да он и говорить с нами не станет!
— Молчи, Фай, коли не нажил за всю свою дурную жизнь ни смелости, ни ума. Бери девушку, и пойдем домой. Надо отогреть и покормить ее, чтобы не померла чего доброго до прихода каравана....
* * *
Перед отправлением в Темноморье, Таше пришлось сменить привычную одежду на местную. Вместо платья с корсажем — широкий, до самой земли, балахон с запахом — такие здесь носили и мужчины и женщины. Лицо девушка скрыла длинной шалью с кистями, заменяющей плащ. Теперь она выглядела как типичная жительница Сибра в традиционной темноморской одежде.
Надо сказать, этот наряд пришелся весьма кстати. За несколько дней пути Таша оценила все прелести неприметного костюма. Балахон неплохо согревал промозглыми ночами, когда с воды налетал холодный, наполненный колючими морскими брызгами ветер, и приходилось отсиживаться у края дороги в небольших каменных укрытиях из серого мрамора. Днем под палящим солнцем хлопковая ткань не позволяла изнемочь от невыносимой жары.
Надо сказать, что Таша, давно мечтавшая сменить ночные переходы на отдых, теперь пожалела о своей неосмотрительности. Ночная прохлада располагала к путешествиям гораздо сильнее, чем дневной зной, но так думала не только она. Крупные караваны и картежи знатных вельмож тоже предпочитали передвигаться в темноте. Таким не стоило попадаться на пути — бесцеремонные охранники могли запросто отхлестать помешавшего движению пешехода кнутами, а то и вовсе выбросить в море.
