— Почему?
— У меня есть мечта...
'То же мне, Мартин Лютер Кинг(10)! Версия-негатив!' — мысленно фыркнул Фред, наблюдая за словесным бадминтоном, а Оглаф тем временем продолжал:
— И исполнение этой мечты во многом зависит от нее.
— Ты че, реально собрался?! — возопил Сивый.
— И тебе рекомендую, — Оглаф слегка поморщился от резкого звука.
— Сбрендил! — возмущенный оборотень так прибавил громкость, что даже привычный Фред подпрыгнул от неожиданности. — То, что она — истинный первенец, ничего...
— А она еще и истинный первенец! — возбужденно перебил его Оглаф и жестом велел Фенриру замолчать.
Было видно, что гоблин лихорадочно что-то обдумывает. Потом он схватил со стола лист пергамента, оторвал от него кусочек и что-то быстро написал на нем. Затем смял записку, подбросил ее вверх и взмахом руки подпалил.
Фреддо с удивлением наблюдал, как маленький огненный комок, не долетев до гладкой, лакированной столешницы, испарился в воздухе. Через несколько минут молчание, воцарившееся в кабинете, было прервано коротким стуком в дверь, и на пороге появился еще один гоблин с пронзительными темными глазами и торчащими во все стороны, словно он только что вытащил пальцы из розетки, волосами.
— Арг! — разом воскликнули Оглаф и Фенрир и, изумленно уставившись друг на друга, одновременно спросили. — Вы знакомы?
И тут же хором грянули.
— Да!
Вошедший плюхнулся в свободное кресло.
— Прелестненький дуэтик. Вы настоящие талантики! Про магловское синхронное плавание не думали? Я уже вижу афишки: вы стоите в полный ростик в одинаковых шапочках, купальничках и с прищепками на носиках. А внизу большими буковками написано: Лучшие ножки Лондона! — пафосно объявил он и, критическим взглядом осмотрев Сивого, скучным голосом констатировал. — Только тебе не мешало бы сначала их помыть, побрить и выпрямить.
— Слышь, ты! — возмутился Фенрир. — То, что ты один раз снял с моей левой задней министерский браслет, — за хорошие бабки, между прочим! — еще не дает тебе права хаять мои ноги!
— Правда-истина! — Арг хлопнул оборотня по плечу. — И потом, я же имел счастьице любоваться только одной твоей ножкой. Может, вторая у тебя мытенькая, бритенькая и пряменькая.
Фенрир побагровел и подозрительно громко задышал, словно набирая воздух в грудь. Фред сжался, но воплей не последовало: все трое жизнерадостно заржали. Первым успокоился Арг.
— Оглаф, а ты меня зачем вызвал? Не ножки же Сивого обсуждать? — обратился он к приятелю.
Тот согласно кивнул и, посмотрев на Фенрира, попросил:
— Повтори Аргу то, что сказал мне.
— Че, с начала? — дурашливым тоном спросил оборотень и, заметив укоризненный взгляд гоблина, с точностью до слова процитировал сам себя. — То, что она — истинный первенец, ничего...
Фред видел: Сивый явно ожидал, что Арг попросит каких-либо пояснений или начнет задавать наводящие вопросы. Однако тот, казалось, полностью ушел в свои мысли. Когда же он из них вынырнул, с его лица ушло шутовское выражение, и гоблин заговорил в совершенно другой манере: резкими рублеными фразами.
— Шансы растут. Я в игре, — сказал он Оглафу, очевидно, продолжая какой-то прошлый разговор, и кивнул в сторону Фенрира. — Он с нами?
— Ни хрена не с вами, пока не узнаю, о чем вы тут толкуете! — отрезал Сивый. — И сразу говорю: Нерушимого от меня не ждите. Плавали — знаем.
Гоблины переглянулись. Оглаф хмыкнул, выдвинул правый верхний ящик письменного стола, достал оттуда медную курильницу с выгравированными на ней рунами, серебряный атам и сверток с каким-то сухим травяным сбором. Выдавив несколько капель своей крови в углубление курильницы и бросив сверху несколько щепоток трав, гоблин щелчком пальцев зажег огонь. В воздухе запахло чем-то терпким.
— Этот гоблинский сбор обладает замечательным свойством. Мы не сможем обсудить ни с кем то, что будет сказано в течение часа после того, как трава прогорит, без разрешения Оглафа. Он, как пожертвовавший собственной кровью, является хранителем тайны, — меланхолично наблюдая за дымом, поднимающимся вверх ровными кольцами, пояснил Арг и, вдруг внимательно посмотрев на Фреда, обратился к Сивому. — Он сквиб?
— Угу, — буркнул Фенрир. — Прюеттовский.
— Да хоть из рода Мерлина! Пусть ждет за дверью. На него может не подействовать.
Сивый даже не дал Фреду повозмущаться для порядка. Повинуясь повелительному кивку вожака, он встал и направился в сторону выхода. Последнее, что он услышал, до того как медленно закрывающаяся за ним дверь кабинета отсекла малейший шорох, было:
— Если бы мы тебе сказали, что есть реальная возможность выйти из-под юрисдикции мини...
* * *
Мелисса вылетела из кабинета профессора зельеварения за десять минут до комендантского часа: они до последнего обсуждали график занятий. Расписание получались похлеще, чем в магловской школе.
Единственное, чем она могла его хоть как-то разгрузить — это договориться со Снейпом и, если получится, Флитвиком об устных опросах, вместо эссе. Ведь именно на письменные задания тратилось больше всего времени. В конце концов, и с тем, и с другим она встречалась на дополнительных занятиях.
Лично для себя она со своей памятью и способностями проблемы не видела. Снейп согласился условно: до первого плохого ответа. Оставался Флитвик. Именно с мыслями о том, как уговорить преподавателя чар на подобный эксперимент, девочка неслась по коридору к гостиной Слизерина, когда в кого-то врезалась.
Этим кем-то оказался Перси Уизли. Мелисса недоуменно взглянула на него, не понимая, что он, собственно, забыл в подземельях перед отбоем.
— Я тебя весь день тут караулю, — выпалил он.
Поняв, что вопрос серьезный, девочка приложила палец к губам и дернула его за рукав, уводя в соседний коридор. Оглядевшись, девочка поставила звуконепроницаемый полог и внимательно посмотрела на Перси.
— У нас на факультете начались какие-то непонятные игры. И как мне кажется, что в твою честь.
__________________________
(1) Ананта (индуизм) — тысячеголовый правитель змей. Символизирует бесконечное, беспредельное, плодородие.
(2) Медный змей Моисея (араб. Мусса) — также символизирует гомеопатический принцип, подобное лечится подобным.
(3) Левиафан — змей глубин, часто ассоциируется с Сатаной.
(4) Уроборос (пожирающий свой хвост) — символ вечности и возрождения.
(5) В христианстве змей — амбивалентный символ: это и Христос, как мудрость, вознесенный на Древе жизни в качестве искупительной жертвы, и Сатана, искуситель, враг Бога и участник грехопадения
(6) Такие легенды действительно существуют, в том числе и на арабском востоке. Считается, что сильные и древние маги чувствуют приближение смерти и должны заранее найти ученика, которому передадут накопленные знания, а иногда и магическую силу. В противном случае предсмертная агония может длиться очень долго, а после смерти есть вероятность стать призраком или личем. Что касается веры в возрождение или перерождение (реинкарнацию): современный ислам отрицает подобную возможность, но ислам средневековый ее вполне допускал, как, впрочем, и некоторые современные секты.
(7) Шестьдесят четыре искусства — другое название Камасутры.
(8) Хоум-офис — департамент Правительства Великобритании, функции которого аналогичны функциям МВД в других странах
(9) Бобби — сленговое название полицейского в Англии. Произошло от имени основателя Лондонской полиции: Роберт.
(10) У меня есть мечта ('I have a dream') — название самой известной речи Мартина Лютера Кинга.
ГЛАВА 28
Первый привет из прошлого
— Эй, Эванс!
Мелиссу, вывалившуюся из класса трансфигурации и уже готовую в бешенстве рвануть по коридору, куда глаза глядят, дернули за рукав и остановили. Она резко обернулась, готовая в этот момент проклясть любого, кто бы перед ней не находился. Желательно, конечно, саму Макгонагалл. Это оказался Тимоти Бленкинсоп, первокурсник-гриффиндорец. Вечно лыбящийся, вечно растрепанный, одетый в вечно заляпанную мантию, вечно застегнутую не на те пуговицы в виде снитчей. Заметив ее злые уставшие глаза и руку, сжимающую волшебную палочку, он слегка притушил улыбку и приподнял руки вверх в примиряющем жесте.
— Хей-хей! Без всплесков! Ты что, из-за Макги расстроилась? Да плюнь! Рано или поздно она поймет, что ты свой чувак, и станет ласковая, как котенок!
Это был чертов финиш! Неделя, и так стартовавшая не слишком мажорно, окончательно перестала быть томной. И ведь все одно к одному. Мало того, что вечером начнутся занятия с Милтоном Эриксоном(1) арабского разлива, к которым она должна была прочитать и уяснить тринадцать классификаций призраков — Халид хотел оценить ее способность к обучению. Мало того, что она уже несколько дней практически ни с кем не общается, разрываясь на британский флаг, чтобы сделать задел на будущее и написать максимальное количество эссе, — спасибо Спраут и Уильямсону, давшим ей список тем сочинений до конца года. Мало того, что ее настойчиво зовут пообщаться гоблины, которые, по их заявлениям, нашли ответы на поставленные Мелиссой вопросы и так сильно жаждут похвалиться, что подождать согласны лишь до Йоля, но не дольше. Мало того, что за сегодня она ухитрилась потерять в общей сложности тридцать баллов. Так ее уже дней пять весьма активно взялись 'любить' студенты Гриффиндора: улыбаться, приветствовать, кивать, спрашивать о здоровье и планах на выходные и будущее, вызывая озадаченные взгляды и шепотки слизеринцев. А теперь она еще, оказывается, и 'свой чувак'!
Нет, Перси ее, конечно, предупреждал, но подобного она не ожидала. Впрочем, и информация, полученная от него, была неопределенной и недостаточной: после громкой ссоры со старшими братьями и Вудом, он был еще менее популярен, чем обычно, и общение с однокашниками сводилось к 'привет', 'пока', 'передай сахар', 'не твое дело' и 'пошел ты'. Поэтому ни в какие дела факультета его особо не посвящали, любые разговоры при нем затихали и единственное, в чем он был стопроцентно уверен, так это в том, что фамилия Мелиссы снова треплется в гриффиндорской гостиной, как флаг на ветру. Он рекомендовал быть осторожней и отрастить фасеточные глаза, как у насекомого, а то — мало ли что!
А уже на следующий день к ней и ее однокурсникам в коридоре подошел хмурый и сосредоточенный Билл Уизли. Он выразительно посмотрел на друзей Мелиссы, видимо, хотел поговорить наедине, но затем передумал.
— Я хотел сказать, что ценю твое умение молчать. Я был не прав. Мое поведение было недостойным. Я прошу за него прощения. У вас тоже, — он кивнул Боулу с Хиггсом и ушел.
Мелисса, сощурившись, смотрела ему вслед.
— Он заболел? Или я сплю? — удивился Теренс. — Не припомню, чтобы мне кто-то рассказывал, что львы умеют признавать ошибки, а уж извиняться...
— Может, совесть проснулась? — девочка посмотрела на приятелей и пожала плечами, а потом, подумав, добавила. — Но если в ближайшее время повинится еще и Вуд, я начну нервничать. Или паниковать. По обстоятельствам.
— Какая паника? — усмехнулся Люциан. — Мы-то всегда рядом. И декан прикроет, если мы львов в порядке самозащиты поцарапаем. А Селвин и Роули постоят рядом как свидетели, ведь так?
Селина и Торфинн неопределенно пожали плечами. Они вообще в последние пару дней были какими-то странно тихими и не слишком общительными, словно старались обособиться, отделиться. Впрочем, это было их право. На Слизерине личное пространство уважалось свято.
Следом, действительно, нарисовался Вуд. Он поймал их сразу после ужина на выходе из Большого зала, когда они уже подошли к лестнице, ведущей в подземелья. Набычившись и уставившись в пол, он выдавил:
— Эванс, надо поговорить.
Девочка удивленно взглянула на него:
— Мне — не надо.
— Это надо мне, Эванс. Я хочу извиниться. Наедине, если можно.
Мелисса кивнула приятелям и направилась от лестницы к статуе первого директора Хогвартса. Стратегически верное место: отлично просматривается от входа в подземелья. Вуд шел за ней.
— Что ж, думаю, мы достаточно уединились. Я вся внимание.
— Эванс, извини, — нехотя произнес Вуд и замолчал.
— Все? Это можно было сказать и при остальных.
— Нет, Эванс. Мне, правда, жаль. Я не хотел, — он буквально по капле выдавливал из себя слова. — Простишь?
'Зелье окончательно выветрилось? Или заставили?' — подумала девочка и оглядела холл поверх его опущенной головы: где-то у лестниц виднелись ярким пятном две рыжие макушки. Значит, все-таки Уизли, причем сразу оба старших, в четыре кулака обрисовали Вуду глубину его заблуждений.
Мелисса напряженно думала: в чем конечная цель этих дурацких, никому не нужных извинений? Было ли это указание сверху или личная инициатива неугомонного Уизли-старшего? Просто пыль в глаза или план по привлечению ее на светлую сторону Силы? И ведь непонятно, как реагировать. А если...
Перед глазами неожиданно встала сцена, невольным свидетелем которой она стала в приюте: завхоз просил прощения у кухарки, своей зазнобы. Почему зазнобы? Ну не полотенца же они пересчитывали в его подсобке по пять раз на неделе. За что уж он там извинялся — сняли ли его с поломойки, или он не встал на одно колено с коробочкой в руках в день Святого Валентина, или за то и другое сразу, — понятно не было, но повариха, к удивлению Мелиссы, прямого ответа не дала. И не простила, и не послала: немного побрызгала слезами и обещала подумать, и даже не слишком долго. Мужик в сердцах хлопнул дверью, выпалив, мол, вечно эти бабы цену себе набивают да сцены в рододендронах из романа 'Любовь в терновнике' разыгрывают. А кухарка после его ухода лишь вытерла сопли фартуком, расслабленно потянулась и заговорщически сообщила кипящей на плите кастрюле:
— А я женщина — могу себе позволить и поломаться. Зато на эту неделю я королева Англии.
И оказалась права. Мужик был предупредителен, как гвардеец кардинала, преданно смотрел печальными глазами да закармливал ее конфетами.
В общем, так и не придя к определенному выводу относительно мотивов Вуда и вспомнив намеки Перси о том, что Оливер ей якобы симпатизирует, Мелисса последовала данному кастрюле совету и начала ломаться. Причем, от души. Решив не изобретать велосипед, она добавила дрожи в голос и практически дословно, лишь немного изменив сообразно обстоятельствам, выдала кухаркину речь о несправедливой обиде, испытанных душевных страданиях и подорванном доверии и в конце, пообещав подумать, оставила ошарашенного Вуда подпирать статую.
— Ты не родственница Трелони часом? — спросил ее после, уже в общей гостиной, Люциан. — Как ты узнала, что появится Вуд, посыпая главу пеплом.
— Люц, ну ты как выдашь! Разве Лисса похожа на стрекозу в пьяном обмороке? — возмутился Теренс и уточнил. — Нервничаем или паникуем?
— Пожалуй, пока только нервничаем, — ответила Мелисса.
Однако постоянно нервничать психологически было весьма затратно: перманентное внутреннее напряжение утомляло. Поэтому каждую свободную секунду сегодняшнего дня Мелисса посвятила составлению рунной формулы, которая действовала бы как сигнальное заклинание, а также как легкие чары отвлечения внимания, и срабатывала бы только на негатив, причем направленный непосредственно на нее, любимую.
