Возможно, гибель той от рук друга, что лишь выполнял приказ, станет менее болезненной для нее, нежели гибель от того, кто был настолько безразличен, настолько могущественен, как Король Королей?
Либо же Парацельс не мог удержать свою предательскую натуру и таким образом желал предать своего Мастера даже в самой незначительной мелочи — убить Да Винчи до того, как это сделает Король Королей?
Глупая, бессмысленная идея — но, пожалуй, единственное, чем мог заниматься в данный момент Парацельс — это предаваться размышлениям, обращая внимания на происходящее сражение не больше, чем сама Да Винчи.
Да, сражение Да Винчи и Парацельса было реальным, оно заканчивалось гибелью одного из участников — но от того не становилось даже на йоту более интересным для участников.
Взрыв, что был способен стереть Лондон с лица Земли — поглощенный щитом, могущественным, как стены легендарной Трои. Клинок, прорезающий тысячи щитов, сталкивающийся со щитом, останавливающим тысячу клинков. Огонь, пожирающий города и народы — и лед, сковывающий царства и нации.
Парацельс выдохнул от того, что его текущее сражение было столь определенным, столь однозначным — однако не мог ничего поделать. Откажись он от защиты — и заклятие Да Винчи убьет его. Избери другую тактику — и Да Винчи окажется готова к ней.
Элементали, поглотившие Философский Камень, поднимались, как неостановимая армия — прежде чем рассыпаться от невообразимо сложного и могущественного заклятия.
Скука.
Нет, конечно же, Парацельс не жаловался на свою судьбу...
Ну, может если только немного.
Парацельс выдохнул грустно, уклоняясь от следующего заклятия, что не оставило бы от него даже праха, прежде чем ответить своим заклятием, поднявшимся до небес смерчем, тут же рухнувшим в пыль от подготовленной ответной атаки.
Парацельс остановился на секунду, глядя на Да Винчи, заставив ту остановиться в ответ.
-Что-то не так?— самая малая доза недовольства уколола Парацельса в этот момент, когда он увидел, что в отличии от предыдущего боя Да Винчи даже не запыхалась в этот раз.
-Нет, просто я истратил все свои силы,— Парацельс выдохнул и взглянул в глаза Да Винчи.
-Ага, значит дальше — твой Благородный Фантазм?— Да Винчи улыбнулась понимающе,— Хорошо.
Дальше последует предрешенный исход партии. Фантазм Парацельса был, безусловно, невероятно силен, но против Да Винчи и ее Благородного Фантазма — бесполезен.
В конце сражения следовал обмен двумя ударами Благородных Фантазмов — Да Винчи получила бы несколько ссадин, а Парацельс бы погиб.
Парацельс вздохнул, прежде чем протянуть руку к полам своего плаща, позволив клинку выскользнуть ему в руки, прежде чем потянуть за ручку, являя на свет его Благородный Фантазм.
-Меч Парацельса,— Парацельс произнес, медленно указав на Да Винчи клинком, коротким гладиусом — так, кажется, это стоило правильно называть, ожидая ответа.
-Кажется, и правда время,— Да Винчи улыбнулась Парацельсу.
После чего ударивший вперед луч на секунду мелькнул вспышкой — прежде чем, впервые за время сражения, Парацельс удивился.
Да Винчи не стала защищаться.
* * *
Ронгоминияд — Копье, что сияет до краев Земли.
В истории Короля Артура существовало множество прославленных мечей. Экскалибур, Калибурн, Кларент...
И одно копье. Ронгоминияд.
Это копье Король Артур не носил по праву и не поднимал своим стягом, не совершал великих подвигов держа копье в своих руках.
С этим копьем Король Артур встретил свою смерть.
На холмах Камланна, сраженный Мордред, Артория держала в руках святое копье.
Королю Артуру не было даровано найти Святой Грааль, но жизнь Короля Артура, просвещенного фанатика в погоне за божьим чудом, не была напрасна.
Поглощенный свое несбыточной мечтой, своей целью, Король Артур искал Святой Грааль, затерянное сокровище, которому не суждено было быть найденным. Отдав свое королевство на растерзание самому себе Король Артур отбросил свою корону, чтобы найти Святой Грааль.
Лишь одна из версий легенды о Короле Артуре. Та версия, что стала Арторией Пендрагон Альтер Лансер.
Ронгоминияд было не заслуженный сокровищем, а дарованной наградой, силой, полученной словно бы вместо Святого Грааля одержимым королем Артуром.
Отдалившись от своего престола, от своей Британии, Король Артур посвятил себя поиску Святого Грааля. Словно бы отринув все человеческое, что в нем когда то было, Король Артур оставил свое Королевство на верность своим приближенным, стремясь любой ценой найти обещанную святую реликвию. Отбросив людское, Король Артур сделал шаг на иную сторону этого мира.
Ронгоминияд, башня, что служит переходом между миром людей и изнанкой мира, держала мир людского и мир магического, на позволяя тем слиться, не позволяя тем исчезнуть. Король Артур, в погоне за своей святой реликвией взошел на эту башню.
Но некоторым сокровищам не суждено попасть в руки искателей — и Святой Грааль ускользнул от Короля Артура, как ускользал всегда, оставив тому лишь одинокую башню, по которой тот взошел в другой мир.
И так Король Артур, отринувший Экскалибур, отринувший свою Британию, остался ни с чем.
Без своих рыцарей и без королевства, без славы и без реликвии, без цели и без смысла.
И лишь путь, по которому он прошел, отрицая свою человеческую жизнь, остался с ним.
Башня Ронгоминияд, святое копье Короля Артура, осталась с ним.
Так была рождена Артория Пендрагон Альтер. Король без королевства, искатель без сокровищ, рыцарь без славы и воин без цели.
Все, что отныне было в руках Короля Артура был лишь его пройденный путь, лишь башня, что навсегда отвратила его от мира людей, даровав ему мир магии. Два мира, ни один из которых не даровал Королю Артуру покоя.
И так Король Артур остался ни с чем, кроме своего пути.
Пути, что связал воедино его человеческую природу и его неисполнимый оккультный замысел.
Благородный Фантазм Артории Альтер был этой башней.
Не в форме самой башни, а словно бы в форме самого пути Артории.
"Моя башня есть мой путь к моему разрушению. Мое копье есть символ моего поражения. Моя сила есть история конца пути."
И Ронгоминияд, путь, что соединяет явное и тайное, был омрачен. И копье Ронгоминияд, святое копье, что связывает легенду и реальность обратилось в черную, испещренную пику — историю о гибели Короля Артура.
Артория бросила взгляд на Нобунагу, ощущая, как Ронгоминияд под ее рукой медленно пробуждает свою силу. История ее гибели, копье ее бесславия, цепи легенд.
Спустя мгновение от высвободившейся силы мгновенно словно бы заклубились грозовые тучи — гром и грохот поднялся сверкая, вместе с чудовищным порывом ветра, отражающего силу святого проклятого копья.
История гибели героя обретшая форму.
Нематериальность Нобунаги не могла дать той защиту от копья, однако...
На секунду холодный разум Артории допустил столь странную мысль — "Почему она улыбается?"
-Я надеялась, что все не закончиться настолько жалко,— Ода Нобунага выглядела... Радостно. Предвкушающе,— Я надеялась на это. Метаморфоза Папияс — Король Демонов Миллиарда Миров.
И великий шторм Ронгоминияд был пожран огнем.
* * *
"Зачем мы сражаемся?" — Мордред наносила удар за ударом — "Зачем мы сражаемся, отец?! ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ, ЗАЧЕМ?!"
Артурия была молчалива. Удары Мордред не достигали цели и, разрешив единственную волновавшую ее проблему — причину, по которой Мордред не поднимала ранее свой шлем — Артурия более не сдерживалась в сражении. Она сражалась в полную силу, не сдерживая ударов, не сомневаясь.
Мордред должна была плакать от этого счастья — но могла лишь душить внутренний крик.
"ЗАЧЕМ?!" — Мордред била, вновь и вновь — "ЗАЧЕМ?! ЗАЧЕМ?!"
Атаки Артурии были полны силы — но пусты эмоциями. Лишь еще одно сражение, лишь еще один противник, лишь еще один удар.
"ПОЧЕМУ, ОТЕЦ, ПОЧЕМУ?!" — Артурия сражалась спокойно. Глядя лишь на еще одного своего оппонента.
Мордред била вновь и вновь, осознавая лишь то, что Артурия была сильнее, была опытнее, была быстрее и ловчее, чем Мордред.
Удары множились, раны на теле Мордред становились все глубже и глубже — но Мордред лишь крепче стискивала зубы и сжимала свой клинок, нанося удар за ударом.
"Зачем?" — лишь один вопрос съедал Мордред изнутри.
Но Артурия была молчалива. Размеренна. Спокойна.
Мордред нанесла еще один удар, прежде чем взгляд Мордред оказался прикован к фигуре, вокруг которой поднимался шторм силы.
Отец. Иной отец.
Отец, что взял ее на службу вновь. Отец, что отдавал ей приказы. Отец, что ценил ее.
Пусть как солдата. Пусть лишь как пушечное мясо.
Но никакая эмоция не могла ранить Мордред сильнее, чем безразличие.
Артурия продолжала бить спокойно. Размеренно. Безразлично.
Мордред понимала, что это был финал ее сражения. Она не могла переменить бой — ни тогда, на холмах Камланна, ни сейчас, в далеком Лондоне. Ни в этой дуэли, ни в своей легенде.
Мордред сжимала клинок до хруста костяшек, но не видела перед собой врага.
Возможно, даже сейчас, она лишь хотела, чтобы ее отец лишь почувствовал что-то.
Боль или гнев, радость или сожаление. Что-то.
Но Артурия была молчалива и Мордред чувствовала, как чаша весов этого боя склоняется в сторону поражения Мордред.
И Мордред сделала то, чего она не сделала бы до того никогда.
Она опустила клинок.
Пусть ее отец удивится ее решению. Пусть ее отец посмеется над ней. Пусть ее отец обрадуется ее промаху.
Пусть он испытает от сражения хоть что-то!
И Мордред подняла взгляд на своего отца. Столкнулась с его холодным взглядом и, словно бы перед неизбежным, зажмурилась.
Прежде чем услышать одно единственное слово.
-Прости,— голос говорившей был столь безэмоционален и столь тих, что любой бы мог сказать, что Мордред лишь показалось это единственное слово.
Но Мордред неожиданно улыбнулась, прежде чем услышать вновь,— Экскалибур Морган.
И клинок Артурии устремился к беззащитной цели.
* * *
Отрывок из публицистической литературы: "Менее известная жизнь Гая Юлия Цезаря":
...Хотя на свете вряд ли найдется человек, не слышавший о Гае Юлие Цезаре — не многие знают о нем нечто большее, чем факт его императорства и знаменитые изречения полководца, в то время, как многие занимательные факты его биографии часто оказываются упущены из виду даже опытными историками.
В частности, хотя внешность Цезаря на момент его становления Императором после захвата власти в составе Триумвирата известна многим — немногие могут вспомнить тот факт, что под конец своей жизни Гай Юлий Цезарь значительно располнел (что, иногда, указывается часто как одна из причин его гибели от рук заговорщиков, поскольку в своей юности Гай Юлий Цезарь не чурался походной жизни и был достаточно тренирован для того, чтобы пережить возможное покушение, осуществленное группой неподготовленных сенаторов). Переходя к самому покушению — хотя ревностная приверженность Цезаря римскому культу Ромула в последние годы своей жизни и широко известна, как и его гонения на оккультные сообщества Римской Империи — также немногие знают и о том, что гибель от рук Цезаря в разное время связывалась, в частности, и с деятельностью одного из тайных культов внутри Римской Империи, участники и главы которого были казнены при его личном участии и по его личному указу буквально за считанные дни до своей смерти...
* * *
В первую очередь Ганс Христиан Андерсен был известен как знаменитый писатель детских сказок.
Во вторую очередь, для узкого круга своих знакомых и несчастных людей, которым не повезло общаться с автором в жизни — как склочный, мелочный, желчный и несчастливый человек.
Но в первую очередь все же Андерсен был писателем сказок.
Его сказки не были счастливыми в полном смысле этого слова, но в конце концов, пройдя через боль, через испытания и всю горечь этого мира — его героев ждал "счастливый финал". Настолько счастливый, насколько сам Андерсен его считал приемлемым.
Из этого следовало два факта, что были важны для самого Андерсена.
Первое — он не принимал ни в коем случае счастливого финала для героя, что не заслужил этот счастливый финал.
И второе — если герой заслуживал свой счастливый финал — Андерсен не был согласен его отобрать.
И Доктор Джекилл выстрадал свой счастливый финал.
Наивный мальчишка, возрадованный самой возможностью оказаться на острие сражения с великим злом человечества — тот поступил глупо, бросившись в сражение с противником, что был ему неизвестен.
Аинз не имел планов для доктора Джекилла — поэтому Аинз не был особенно озабочен помощью своему вероятному союзнику, отделавшись от того лишь несколькими общими заклятиями и не планируя спасать того в случае попадания в западню.
Лирический герой пережил пренебрежение, предательство и презрение.
Шекспир был неуязвим для сил Джекилла, что были столь смехотворны в сражении Слуг.
Лирический герой пережил неожиданное и непоправимое поражение.
Шекспир поймал Джекилла в ловушку и заточил того в темницу ужасов и ненависти, в пыточную камеру, где изуродовал его разум, нанеся непоправимую травму и страшную рану его психике.
Лирический герой проиграл, опустившись на самое дно и опустив свои руки в борьбе, оставшись один на один со своим непобедимым противником.
Этого было, пожалуй, достаточно для Андерсена.
Мерхен Майнес Либенс. Благородный Фантазм Андерсена. Ведь, в первую очередь он был прославлен как писатель.
Там, где великие трагедии Шекспира опирались на уже существующие труды его предшественников — Ганс Христиан Андерсен творил новое. Там, где Шекспир использовал прошлое в качестве своего клинка — Андерсен прорубал новый путь.
Благородный Фантазм Андерсена можно было назвать великим. Ведь он позволял переписывать реальность.
Переписать неудачные строки, выводя закономерный итог чужих действий — разве не в этом была сила писателя? Окуная перо в чернильницу — раз за разом выводить новые и новые строки чужих приключений, создавая новую историю и выписывая новые подробности жизни своего персонажа.
Андерсен мог описать любую судьбу своему герою. Новые силы и непредсказуемый финал, невероятные движения и головокружительную победу — ему достаточно было лишь начать новую строку в своей книге, описывая победу своего героя.
Однако, во вторую очередь, Андерсен был известен как мелочный, желчный, несчастный человек. И его Благородный Фантазм, сублимация его легенды, отражала и эту его суть.
Ведь в сказках Андерсена не было места простому "счастливому финалу", как не было места и нелогичному ходу. Каждый герой должен был заслужить свой счастливый финал — и получал лишь тот финал, который он заслуживал.
И потому Андерсен не действовал.
Что он мог написать об Аинзе, что и без того не испытывал никаких проблем? Как он мог помочь Да Винчи, великой и непобедимой ученой? Разве нужен был счастливый финал Медузе Горгоне, что уже достигла своего счастья?
