Занятие не столь уж утомительное, если только время поглощает сильно, ведь четыре с половиной километра надо пройти и два моста пересечь через Фонтанку и Мойку. Невский — один из наиболее благоустроенных проспектов, в Петербурге, тут даже скамейки есть и тротуары для пешеходов, почти Париж, почти 'Эуропа' от того и привлекает это место самых разных людей.
Тут есть на что посмотреть, от помпезного дворца аристократов Белозерских, до скромной, но оригинальной армянской церквушки во дворах, есть чем перекусить в ресторации купца Палкина к примеру... фамилия то с намеком, может даже специально поменял ресторатор в надежде на привлечение тоскующих по сильной руке 'квасных' патриотов.
Подземных переходов на проспекте нет, но они и не нужны, движение транспорта не особо интенсивное и попасть под лошадь извозчика, как Остап Бендер — это надо очень постараться, или сильно 'набраться'.
Поиск путем беглого осмотра всех встречных домов — идея плохая, поэтому Александр прибег к уже испытанному ранее приему, дворники и городовые ему в помощь.
-Лександровского? Фотохрапия? Знаем как не знать! Пожалте, господин хороший в дом купчихи Шараповой за Аничковым мостом. -дал ценные сведения первый же опрошенный полицейский, за что и был 'высочайше пожалован' сигаретой.
Первый блин комом, как всегда, в доходном доме Паской-Шарапова ателье давно уже не работает, съехали оттуда еще четыре года назад. Теперь, в настоящее время, 'Фотограф Его Императорского Величества' обитает в здании Петропавловской церкви. Традиции однако, и здесь попы не чураются коммерции при случае, хотя до оптовой торговли водкой и табаком еще не доросли.
Петропавловской церкви на Невском не нашлось, нашелся дом, недвижимость ей принадлежавшая, и далеко идти не надо, практически рядом с владениями мадам Шараповой. До высокого фотографического искусства Александр добрался не сразу, сперва по наводке швейцара угодил в другое 'ателье' с весьма привлекательными, но подозрительно сонными молодыми белошвейками и бойкой немкой-хозяйкой при них... Амалией звать. Дед на 'ресепшене', видимо, ошибся вследствие перманентного похмелья и и не туда направил клиента. Что за 'моды из Парижа' и 'модели' у госпожи Амалии водятся для 'приличных господ' понятно и без ее назойливых объяснений, типичный бордель 'под прикрытием'. Если только в веке двадцатом подобные заведения маскируются под 'массажный салон', а здесь под 'дамские моды' принято.
Не без труда отделавшись от 'липучей' Амалии, он поднялся наконец наверх, на второй этаж, поближе к солнцу, поближе в свету. Освещение 'must have' только огромные окна и удачное расположение на южной стороне компенсируют студийному фотографу соседство с 'мраком' на первом этаже, за такое царское обилие света можно многое простить.
Впрочем, скорее всего виноват он сам, к Александровскому ходит совсем другая публика и ошибок обычно не случается, видимо и в самом деле вид у него 'стремный', вот швейцар и отправил 'куды следует'.
Вот и заведение 'подводника' нашего, на первый взгляд ничего особо примечательного нет, кроме неплохой, удачной подборки фотографий и картин на стенах. Одно полотно сразу приковало внимание, похоже, что как раз сам Иван Федорович там изображен, автопортрет на фоне живописной местности?
Проект предоставил своему агенту ряд черно-белых фотографий для опознания 'клиента', да только там Александровскому уже за шестьдесят перевалило, других в архивах не сохранилось. Там он — хмурый усатый старикан в погонах старшего прапорщика, если по меркам СА судить, а здесь должен быть еще в полном рассвете сил. Что там на заднем плане автопортрета можно разобрать, если присмотреться? Горы и дымящиеся руины... судя по полу-затертой надписи снизу так выглядит аул Ташкутур в Дагестане и надо полагать — после 'зачистки', иначе бы наш Ваня на потрете был бы с петлей раба не шее. Совпадает, искомый фигурант отметился на Кавказе в 49-ом, был с войсками при осаде крепости Чох, в Эрмитаже висит другой вариант той самой же картины.
Что еще есть примечательного? Застекленный прилавок, длинный и узкий стол с образцами продукции, поверх стекло уложено... надо будет и Сашке завести такой же, вопросов меньше задавать станут посетители и сразу видно каков на деле класс 'мастера', и на что он способен. У Александровского, без сомнений, высочайший класс, представлены все возможные форматы от самого дешевого и распространенного 'паспарту', другое название — cartes-de-visite до нормального портрета на стену в цвете с дорисовкой. Обычно питерские студийные фотографы в своем профессиональном развитии дальше 'альбома' и 'паспарту' не идут, существующая технология ограничения накладывает, а что бы над ними подняться и в самом деле нужен талант. 'Паспарту' — к слову не фотография на паспорт ни разу, а просто размер снимка, визитная карточка. Существующий мокроколлоидный (есть и другие, но у них цена 'зашкаливает') способ позволяет получать более-менее приличные снимки размером с саму фотопластинку или менее. При увеличении же формата вылезают на свет разного рода неприятные 'косяки' и артефакты с которыми справится может только опытный специалист, обладающий навыками художника, так что процесс очень даже творческий, а не 'щелкнул и забыл'.
Через полу-открытую дверь во внутреннее помещение студии, где происходит съемка видны кое-какие 'пыточные' приспособления, обычный, стандартный набор для фотографа середины 19-го века. Разного рода хитрые держатели и штативы, позволяющие удерживать голову модели в неподвижном состоянии и в самом деле вызывают легкий ужас у непосвященного в тайны процесса обывателя века ХХ-го. Отсюда и 'черные' легенды-слухи о 'пост-мортем', якобы в то время фотографы чаще работали со свежими трупами, а не с живыми людьми. На самом деле проще и печальнее... выдержка вместо секунд — до двадцати минут доходит порой, вот и приходится жестко фиксировать хотя бы голову человека, иначе снимок неизбежно 'поплывет', смажется. Реактивы и прочие расходные материалы обходятся дорого и коммерческая съемка ведется обычно 'одним кадром'. Лишь те из фотографов кто, 'художник для души' и не заинтересован в получении вознаграждения, могут себе позволить израсходовать несколько пластинок.
Маленький ребенок за четверть часа успеет заснуть на руках у матери или задремать, а у взрослых физиономия от напряженного ожидания 'птички' получается в кадре, как у боксера на ринге в момент перед нокаутом, перед тем как чужой кулак тебе голову основательно встряхнет. Позы на снимках по ряду причин, отчасти психология, отчасти техника снова виновата, но печальный факт, сплошь и рядом выходят неестественные.
Отдельных представителей рода человеческого, вроде его непоседливой Машки и вовсе 'живьем' мокроколлоидным процессом можно снять лишь забив-завинтив намертво в колодки, или прикрутив ремнями к доске.
Александр, благодаря передовым технологиям, избавлен от всех этих проблем и у него применяется на практике лишь table brady stand, маленький раздвижной столик для любителей облокотиться на что-нибудь. И люди у него получаются на снимках поразительно живыми, что уже подметили коллеги по цеху, не раз уже намекали ему, что неплохо бы и раскрыть тайну, поделится секретом.
Раз уж пришли... надо спрашивать, благо есть кого. За прилавком изо всех сил мается дурью 'молодец' лет эдак двадцати пяти, с виду одет под 'барина', под человека из общества. Галстучок-сюртучок, как положено от портного из 'Парыжу', фальшивые бриллиантики на запонках, манишка в стиле Паниковского для маскировки тщедушной груди, и... мать их, клетчатые 'пижамные' брюки, последний писк европейской моды.
-Чего изволите сударь? Карточку, али портретик надобен?
-Да нет, извините... мне надо с хозяином вашим поговорить, с Александровским Иваном Федоровичем.
-Не можем знать где он пребывает, нет-с его на месте!
А ну да... понятно '...обязуюсь строго хранить государственную и военную тайну...', всплывают в памяти слова присяги в таких случаях. К человеку чтящему долг и добросовестно исполняющему служебные обязанности Сашка всегда относился ранее и теперь относится с уважением и понимаем, хоть бы это и враг был. Так бы он может и ушел ни с чем, да только в последний момент молодчик за прилавком себя полностью 'спалил', выдал, скривив пухлые губы в гаденькой, типично лакейской ухмылочке. Стало ясно, что 'клетчатый' просто куражиться, 'власть показывает', а не следует инструкции или прямому приказу работодателя. И где, где Александр раньше видел подобную 'шаблонную' холуйскую рожу и столь мерзкий крысиный оскал? Да это же типичный 'их степенство' приказчик, из числа тех, что обычно прислуживают покупателям в лавках. Перед богатым клиентом такою 'работник сферы услуг' разобьется в лепешку, бедному нагло нахамит, но постарается 'нагреть' и того и другого в свою пользу. Не обманешь — не продашь, это про них, купец розничного покупателя обычно не обижает, если конечно, тот сам не пришел отоварится на 'грош пятаков'. Нормальные Тит Титычы, а таких в Питере — большинство, 'кидают' лишь оптовиков, на мелочь не размениваются, себе дороже выходит.
В ХХ-ом веке подобный тип, обычный для 19-го, причудливым образом сочетающий в себе 'понты купеческие' и повадки мелкого уличного гопника или полностью вымер, или обитает в 'Голубых Устрицах', куда Александру вход заказан. Гомосексуалистов и их присных только в Москве бандиты охотно 'крышевали', а в провинции народ брезгливый... даже в 'братве'.
-Милейший, я же тебе русским языком... минута на размышление, а дальше поговорим по методу ОМОНа! -пригрозил Александр и заглянул снизу вверх в глаза наглого 'их степенства', реакции не последовало.
-Мамзель Омон? Знакомая мамзелька, я ж ее внизу у мадам Амали того... -лыбиться до ушей приказчик, шутка ему понравилась, даже руками взмахнул, и тут же раздается, -Ха-ха-ха... А-А-А... Пусти-и-и!!!
Веселый смех плавно перерастает в натуральный панический 'поросячий визг', словно под ножом. В доли секунды 'клетчатый' холуй был взят на болевой прием, и аккуратно уложен напомаженным рылом прямо в стекло прилавка. Александр не любитель таких экстремальных способов ведения переговоров, но что поделать, иногда приходится особо наглых субъектов 'нагибать' исключительно в интересах дела. Работа ему знакомая еще по старым временам и проделывает он ее автоматически, не задумываясь. Жестоко? Можно конечно сказать, но у него силовое воздействие строго дозированное, что бы не покалечить человека, и до настоящих специалистов в данной области ему далеко.
Теперь господин приказчик свою ошибку полностью осознал, раскаялся и понял... ОМОН — это ни 'она', как он легкомысленно предположил вначале, и даже не 'он', а скорее — 'они'. И когда 'они' спрашивают тебя, то надо отвечать коротко, четко и по существу, иначе будет мучительно больно за собственную глупость.
-А-а-а... к Макферсону и Карру на завод ушел... у-у-у... пусти, обознался я!
На шум из внутреннего помещения студии выглянул какой-то заросший бородищей, как теоретик научного коммунизма Фридрих Маркс, дядя в странном балахоне до колен. С минуту новое действующее лицо задумчиво наблюдало за бурно протекавшим на 'ресепшене' студии воспитательным процессом, потом бородач пожал плечами и скрылся за дверью, словно его происходящее никоим образом не касалось.
В студии больше делать нечего, дружеская беседа закончена. На удивление легко 'выбив' необходимую информацию Александр сразу прекратил импровизированную 'пытку' и направился к выходу не обращая внимания на скулящего и причитающего по-бабьи приказчика. Все же не прав, оказывается, покойный его дед по матери, утверждавший, что дословно — 'в старые времена мужик на кулак крепче был'. Он ведь даже прием не до конца провел, а 'их степенство' уже сдал всех и вся с потрохами, а если бы пришлось дожать чуток... нет, не стоит даже думать об этом, калеки и трупы ему не нужны. А впрочем, какой это 'мужик'? У этих существ, у барыг, 'мужик' — синоним слова 'лох' и идет за ругательство.
Обстановка прояснилась, как небо после грозы, хозяин ателье в данное время пропадает на заводе Карра и Макферсона, который вот-вот станет 'Балтийским' без иностранщины в названии. Что придворный фотограф там потерял, суперкамеру новую заказывает? Скорее всего другая причина, деньги на подводную лодку морское ведомство уже отпустило и Иван Федорович побежал искать подрядчиков.
Александр огорчился, не то что бы очень сильно, но все же... Проект опоздал, теперь завербовать придворного 'подводника' будет невероятно трудно, если вообще получится. С другой стороны, если судить по его, Михаила Федоровича кадровой политике, то гостям из будущего с ним не по пути. Уж Сашка бы такого 'ценного работника' из приказчиков никогда бы не нанял, у него весь штатный персонал — он сам, подросток Васька, сын дворника и студент-химик Арсений. В задачи последнего входит лишь печать, а съемка лежит в основном на Ваське, он же и 'фотошопит' в меру сил, Александр подключается лишь в сложных случаях. И никаких лиц нетрадиционной ориентации в 'предбаннике' для привлечения, клиентура у него не избалованная и не жалуется.
-Эй дядя... завод Карра и Макферсона, или Балтийский знаешь? -не теряя времени он окликнул первого же попавшегося на пути 'порожнего' извозчика.
-Энто поди на Васильевом острове который? -задумчиво почесал затылок мужик.
-Да, туда и поедем. Два счетчика! -Александр порылся в памяти пришел к выводу, что вряд ли на относительно небольшом острове располагаются сразу два крупных завода, Балтийский — вроде бы и до сих пор там и находится.
Понял извозчик смысл фразы про счетчики или нет... скорее всего нет, но за срочность пришлось все равно платить седоку вдвойне. До острова они добрались быстро, можно сказать — с ветерком, а вот дальше... пришлось темп сбавить. Кто бы мог подумать, что юго-западная часть островка представляет из себя 'шанхай'. Вроде бы и дома приличные построены, но улицы — хаос, непроходимый лабиринт: тут тупик, там тупик, указатели отсутствуют как класс. Вдобавок некого спросить, немногочисленные аборигены сами толком ничего не знают. Час они с извозчиком крутились держа курс на высокую заводскую трубу, потом Александр решил отпустить 'таксиста' и добираться пешком и самостоятельно. Решение оказалось верным, вскоре, прямо через проходные дворы и по обывательским огородам он вышел на территорию завода. Гигант, монстр индустрии, прямо скажем, воображение не поражал. Начнем с того, что почти все заводские строения кроме кирпичной трубы — деревянные. И в том числе и огромный сарай на берегу Невы. Как потом Сашке объяснили, это сооружение — эллинг, где доводят до ума первое российское железное судно, канонерскую лодку 'Опыт'. Проходной как таковой завод не имел, но часть зданий, включая и правление находилась за забором, и свободного доступа туда посторонним не было. Ворота бдительно охраняли дед-сторож и крупная собака неизвестной породы, именуемая аборигенами 'кабысдохом'. Попытка подкупить стража позорно провалилась, поскольку тот был глухой, бывший рабочий-клепальщик, оказывается. Сигареты дед охотно взял, но пропустить отказался, может даже и не понял, что от него хотят. В темное время суток преграда в виде забора, будь он хоть десятиметровый, Сашку бы не остановила, но пока еще день, и на территории шляется немало разного народу. Выбор отсутствовал, хоть обратно не отправляйся. Постойте, что за движение вдруг пошло? К воротам собираются какие-то тетки с ручными тележками, подходят бедно одетые женщины и подростки, несут в руках, обмотанные тряпками, горшки от которых к небу поднимается пар, время — обед? Глухой протяжный гудок, створки ворот распахнулись настежь, оттуда толпой вываливается 'норот', спецодежда работягам от хозяина не полагается, а потому выглядят они натуральными оборванцами, почти как нищие на Сенном рынке. Вся эта грязно-чумазая человеческая масса штурмует тележки торговок... налетай пролетарий, свежая тухлятинка, рванинка-дранинка для тебя приготовлена, и лишь немногие счастливцы довольствуются нормальной домашней пищей, которую им доставили жены или дети. Тут же у грязной бабы-торговки можно и стопку сивухи 'хлопнуть', нальет 'кормилица' из якобы молочной бутылки. Горбачева на них нет и не надо, без водки есть те помои, что предлагают невозможно, а вот в качестве закуски русский человек может употребить в пищу и такое.
