Удары и заклятия лишь бессильно скользили по защищенной коже существа, соприкасаясь с ней и исчезая бесследно. Поскольку созданное существо, созданный монстр был нужен именно для того, чтобы игнорировать каждую книжную силу, каждую способность, что могла использовать Алиса.
Спустя еще мгновение чудовище Медузы оказалось рядом с Алисой — с насильной формой, что была ей придана — и раскрыл пасть.
Уходя вглубь утробы сотнями рядов зубов его зев казался бесконечным, словно бы растягивающимся сам собой — прежде чем, спустя мгновение, сомкнуться, пожирая форму Алисы.
И замереть, мгновенно каменея, исполнив свою цель.
Медуза улыбнулась в последний раз.
Ее глаза действительно служили в первую очередь в качестве подготовки к этой способности, точно также как Крисаор был создан лишь для того, чтобы сделать ее неминуемый удар как можно более смертоносным.
В чем заключалась способность ее Благородного Фантазма?
В создании идеального монстра, убийцы героя.
Наблюдая за способностями, за движениями, за действиями своего противника Медуза изучала того лишь для последующего удара.
Создаваемый ее Благородным Фантазмом монстр создавался в качестве идеального противника. Защищенный от атак героя, игнорирующий его способности, превосходящий его защиту, убереженный от его ловушек, недоступный для его разума и невидимый для его глаза.
Медуза, изучая любую способность не могла скопировать ту — но могла подобрать совершенное оружие против нее.
Медуза могла создать против Теслы существо неуязвимое к электричеству. Против Да Винчи — бесконечно изменяющееся безумное создание, что игнорировало любой план, принимая всегда самое алогичное из решений. Против Артурии — неуязвимый для клинков и прямой всесокрушающей мощи Экскалибура эфемерный монстр. Против Аинза...
Кхм, Медуза была вынуждена констатировать, что против Аинза, скорее всего, она не могла создать достаточно могущественного противника. Защищенного от магии? Пожалуй, но Аинз до того неплохо расправлялся с существами, чья защита от магии была действительно велика — и у того не возникало с подобными противниками никаких проблем...
Впрочем, конечно же Медуза даже не допускала мысли о том, чтобы сражаться с Аинзом — во-первых она была верна, во-вторых умна, а в третьих влюблена.
Однако Алиса, хм...
Существо, что игнорировало бестелесную форму, ибо видело Алису не зрением, а восприятием. Что могло дать Алисе форму, что та не могла отбросить, избавившись от своей уязвимости. Что могло удержать ту. Что могло убить Бармаглота, неуязвимого монстра. Что могло выдержать натиск Алисы...
Пожалуй, главной из возможных проблем была возможность Алисы возвращаться раз за разом после своей победы к началу сражения. Поэтому созданный монстр не пронзил данную Алисе форму, а поглотил ту, мгновенно окаменев.
Глотка, переходящая в бездонный живот существа не убивала и не причиняла никакого урона, как бы ужасающе та не выглядела. Это была лишь тюрьма, цепь, что поглотила Алису. Тюрьма, в которой не существовало времени.
Ведь Алиса не могла вернуть время вспять — если не существовало того, что можно было возвращать. Алиса оказалась скована, проглочена, помещена в бесконечную вневременную тюрьму.
К сожалению, Медуза с неудовольствием могла признать, что ее способности, хотя и были велики, все же были не бесконечны. Даже ей было не под силу столь просто уничтожить Слугу подобного Алисе. Однако, сковать и запереть? Медуза могла сказать, что это было ей под силу.
И потому замершая каменная статуя существа продолжила стоять на своем месте, заставив Медуза кивнуть и броситься дальше, на помощь к другим Слугам.
В конце концов, она должна была победить в сражении — и Медуза легко могла счесть подобное решение проблемы победой.
* * *
Отрывок из публицистической литературы: "Менее известная жизнь Гая Юлия Цезаря":
...Фигура Гая Юлия Цезаря, безусловно, обласкана народной молвой — любимый прижизненно и посмертно Цезарь оставался во все времена словно бы нерушимым символом Римской Империи, обожествленным Императором, одно упоминание которого часто служило обоснованием права Императоров на правление. Так широко известно, что во времена своего правления Калигула утверждал, что видения Цезаря помогают тому в правлении, удерживая от необдуманных решений (что весьма иронично, учитывая, сколькими необдуманными решениями запомнилось правление Калигулы), а император Нерон во время одного из заседаний сената объявил дух Цезаря своим личным советником, утверждая, что тот, будучи обожествленным потомком Ромула и Марса способен даровать Нерону свои советы даже спустя века. Именно благодаря этому факту Цезарь оказался столь невозлюблен христианами времен Римской Империи — из-за жестоких гонений императора Нерона, производимых якобы по совету духа Цезаря, ранние христиане, чьи верования были смешаны с языческими верованиями того времени, соотнесли Цезаря, а после и его легендарного покровителя Ромула, и даже в свое время Аттилу, вождя гуннов, с демонами-приспешниками в услужении Баала — хотя, безусловно, в данное время эта трактовка забыта и Цезарь не был официально осужден христианской церковью, в отличии от долгой череды его преемников...
* * *
Машу ощутила, как ее вздох, запертый в грудной клетке, пытался вырваться на свободу — но, неспособный справиться с давлением ситуации — так и остался внутри, заставляя Машу отчаянно искать новые и новые пути атаки.
Джек оказалась крайне быстрой — быстрее Машу или Жальтер та оказалась за спиной противника, Короля Королей, занеся для атаки клинки — прежде чем десятки, сотни возникших из ниоткуда стрел магии пробили ее тело, мгновенно превращая Слугу в изорванную плоть, упавшую к ногам.
Жальтер бросилась вперед лишь на мгновение уступая Джек — сверкнувший в ее руках клинок мог бы вселить ужас в десяток Слуг на ее пути — но Король Королей, даже не обращая внимания на Джек, лишь перевел взгляд на Жальтер.
Спустя еще мгновение ударившие из-под земли десятками копий заклятие — либо же это была способность, Машу была не в том положении, чтобы предаваться размышлениям на этот счет — заставили Жальтер броситься в сторону — лишь для того, чтобы взглянуть в возникшее на ее пути кольцо света.
Спустя еще мгновение кольцо света, словно бы вскрываясь как гнойный нарыв, взорвалось десятком лучей, разрезающих на своем пути плоть, камень и металл с одинаковой легкостью.
Машу оказалась на пути атаки за секунду до столкновения — но даже ее благородный щит не мог сдержать полной силы Короля Королей.
Врезаясь в щит на своем пути словно разгневанный осиный рой, ищущая цель атака легко скользнула, изменяя траекторию движения, обходя защиту на своем пути, прежде чем скользнуть вперед, врезаясь в руки Машу, держащие щит.
Машу хотела вскрикнуть — однако ее спертое дыхание не дало той возможности.
"Держись, Машу, только держись!".
Короля не интересовали мысли Машу — тот даже не сместил своего взгляда, чтобы отметить ее присутствие.
Машу не была уверена, кто произнес эти слова — ее голос или Галахад, но она пыталась исполнить их, продолжая держать щит.
Жальтер сделала еще шаг вперед, невероятной ценой преодолев предыдущий метр — прежде чем возникший словно бы из воздуха цепи сковали ту, прежде чем бесцеремонно поднять вверх, словно бы захваченную в щупальце, и ударить о землю, отбрасывая ту, словно бы отработанный мусор, в сторону.
Король лишь неудовлетворенно проводил взглядом упавшее тело Слуги, продолжая молчаливо наблюдать за действиями Слуг.
Фран успела сделать еще один шаг — врезавшееся в нее пламя должно было стесать плоть с ее костей менее, чем за мгновение — однако...
Словно бы электрический взрыв ударил во все стороны, превращаясь в дикий рев — и спустя еще мгновение булава Фран была вознесена для удара.
Гальванизм, способность обуздать любую магию силой науки, принадлежал не только Тесле.
Однако Король даже не отметил атаки Фран — спустя еще мгновение, словно бы раскрывшаяся под ногами пасть мгновенно заставила Фран провалиться сквозь землю, легко прерывая ее атаку.
-За папочку!— крик Джек, чья живучесть благодаря предварительно наложенным заклятиям Аинза превзошла рассчитанную Королем Королей ударила со всей своей возможной силой, стремясь вонзить клинок в тело Короля Королей как можно глубже.
Однако, вместо тела Короля Королей, клинки Джек врезались в возникшую перед ней преграду, словно бы сотканную из десятков нитей, каждая из которых намного превосходила по прочности любой канат, бессильно заскрежетав по магической преграде.
-Хм,— впервые Король подал голос,— Удивительная живучесть. Пожалуй, я буду вынужден даже отвесить комплимент твоему новому Мастеру, Джек.
Спустя еще мгновение, совершенно не пересекаясь со скучающим тоном Короля десяток ударивших из-под земли клинков пробили тело Джек, насаживая ту как бабочку на булавку.
-Ле Грондемон Де Ля Эн!— Жальтер использовала свой Благородный Фантазм без каких либо сомнений, едва поднявшись с земли, отброшенная прочь.
Десятки клинков устремились из-под земли, прежде чем взорваться огненной феерией — однако атака подобного вида лишь бессильно столкнулась с возникшим вокруг Короля барьером из сотен переплетенных нитей, покрывающих тело вокруг него словно сеть.
Жальтер сжала зубы до боли — в первый раз...
Ей не хватало силы.
Аинз наложил на нее заклятия, сильные заклятия — и... Этого не хватало.
Жальтер лишь наблюдала бессильно, как бесновавшееся пламя ее ненависти норовило ударить Короля, но лишь скользило бессильно против его защит.
Спустя еще мгновение опутывающая Короля сеть магии залилась светом — и догадаться о следующем шаге было совсем несложно.
-Лорд Камелот!— Благородный Фантазм Машу возник спустя мгновение, поднимаясь словно бы десятком каменных стен вокруг Короля Королей, стремясь изолировать силу того — прежде чем ударившая во все стороны сила столкнулась с защитой стен Камелота, заставляя те затрещать от натуги.
"Откуда подобная сила?!" — Машу сжала зубы от злобы — "Это даже не Благородный Фантазм! Стены Камелота трещат от одного заклятия!"
Король же продолжил безучастно наблюдать за Машу, Камелот которой продолжал стоять против силы Гранд Слуги.
Спустя еще мгновение Джек, тело которой никак не хотело сдаваться в этой борьбе, попыталась ударить вновь — однако, словно бы ничего и не изменилось, клинки Джек ударили в возникший на их пути щит вновь, заставляя Короля заговорить во второй раз за сражение,— Похвальная живучесть. Действительно, мой противник по праву носит это звание.
-Разломанное Дерево!— Фран использовала свой Благородный Фантазм вслед за всеми.
Единственные слова, что она могла произнести.
Спустя еще мгновение ударившая грандиозная молния врезалась в тело Короля...
Столь же бессильно скользнув по возникшей на пути преграде, не заставляя того даже обратить внимания на атаку.
-Ваши атаки более сильны, чем я предполагал,— голос Короля был столь же спокоен, что бы не предпринимали его противники,— Но мой противник, безусловно, зря растрачивает свое внимание и силы на вас. Неважно, насколько вы станете сильнее — Слугам никто не стать для меня помехой.
-О, насчет этого я бы поспорила!— никогда до и после этого Жальтер не была так рада услышать голос Да Винчи,— Универсальный Человек!
* * *
Согласно оригинальному роману доктор Джекилл разработал сыворотку, что должна была навсегда очистить его от всех его низменных мыслей, от всех злых порывов и устремлений — однако создал лишь зелье, что разделило его личность.
Хотя, возможно, в каком-то смысле его эксперимент и можно было считать успехом.
Доктор Джекилл, благородный и уважаемый джентльмен, филантроп и эстет, был лишен всех отрицательных качеств, став воистину возвышенным представителем человечества — добрым, радостным, оптимистичным, героичным...
И мертвым.
В оригинальной книге доктор Джекилл не смог вынести бремени существования своей второй половины и совершил самоубийство. Такова была законченная, финальная история доктора Джекилла.
В сражении с Шекспиром психика доктора Джекилла была уничтожена также, как и в оригинальной книге — и Андерсен мог лишь признать справедливость подобного события — игравший со злом, стремясь к добру, доктор Джекилл сам не заметил момента, когда он окончательно потерял нить своего разума, сдавшись на милость своей второй личности.
Однако вторая личность, мистер Хайд, хотя и была убита вместе с телом доктора Джекилла — не была уничтожена. Ни в книге, ни атакой Шекспира.
"Наконец-то, слабак Джекилл сдох — пора здесь навести шороху!"
Сыворотка в руках доктора Джекилла была его Благородным Фантазмом — и той самой сывороткой из книги, что была создана для того, чтобы навсегда уничтожить все зло, что было внутри доктора — но в итоге стало же и воротами, через которые мистер Хайд вошел в этот мир.
"Ха-ха, ребята, угадайте, кто сейчас будет рвать вам жопы?!"
В склянке доктора Джекилла хранился лишь один глоток чудесной сыворотки. Глоток, что дал мистеру Хайду ворваться в этот мир вперед.
Шекспир лишь выругался в момент, когда его пьеса была прервана каракулями, неудачной книжной поделкой Андерсена, но в итоге лишь выдохнул.
Ох, какая жалость, его великолепная пьеса была переписана руками зарвавшегося ребенка, какое неуважение к его труду!
Однако сам Шекспир мог быть спокоен. Конечно, ему было до невозможного неприятно, что кто-то посмел переписать его историю — однако даже так, благодаря своему навыку оставаться всегда "вне сцены", "вне пьесы", до тех пор, пока его Мастер был вне опасности — а его текущий Мастер, Король Королей, был вне любой опасности всегда — он был неуязвим и мог позволить себе быть если не расслабленным, то по крайней мере спокойным.
И потому, когда доктор Джекилл изменился — упавшие на землю очки оказались растоптаны, волосы поднялись в безумии вихров словно бы под влиянием невидимого ветра, жилетка расстегнулась, а до того сидевший ровно галстук словно бы сам по себе упал на землю, превращая в одно мгновение британского джентльмена доктора Джекилла в развязного и психованного мистера Хайда — Шекспир не сдвинулся с места, лишь наблюдая за подобной трансформацией с интересом.
Не сдвинулся он и в момент, когда рука Джекилла сорвала его голову с его шеи.
Шекспир даже не успел удивиться подобному развитию событий — не успел сказать наполненной пафосом фразы, не успел посмеяться над противником перед своим неминуемым финалом, не успел сравнить свои действия с действиями злодея в одной из своей пьес.
Шекспир просто умер.
Со звериной жестокостью и силой рука Хайда сорвала голову Шекспира, мгновенно окрашивая багровым синие занавески, обрамляющие открытое окно, рядом с которым стоял Шекспир, заливая кровью недописанные черновики на столе и падая каплями крови в чернильницу, стоявшую рядом.
Шекспир просто умер — но Хайд, наконец-то вырвавшись на свободу, хотел еще.
