Светлейший лорд Тьмы

И тут Валари словно вспышкой осенило — был момент, когда она вообще ничего не помнила, и те ощущения, что после остались.

— Не-е-е-е, — протянула шепотом и у виска себе покрутила. — Не польстится мальчишка в человеческом обличье на высоченного, страшного и злого орка. У кого хочешь спроси. Все себе ищут пару из одного теста. Или нет? Как он на меня смотрел? Какие слова говорил... А песни какие пел...

Красными маками щеки впервые вспыхнули, а внутри — прямо на донышке души — зашевелилось что-то новое: сознание, что все сказанное сейчас во дворе не сказочка для детишек, а правда... Но верить в домыслы гномов-извращенцев Валари не спешила. Она и так по уши втрескалась в котообольстителя. Она каждую минуту его вспоминала. Зачем надежды ложные внушают? Ух, бахнула кулачищем в воздух, словно кому хотела в глаз дать. В одеже новой на лавку повалилась, глазоньки закрыла, каждую детальку в голове прокручивая. Детальки крутились, но в нужные места не вписывались. И умножали они сомнения да вопросы разные. Долго орчиха не засыпала, ворочалась...

Уж и ночка темная спустилась. Яркая оранжевая луна сыром пахучим в маленькое окошко заглянула, заулыбалась. Уснули, видать, и пировальщики в доме, да и дом тоже угомонился. А наемница всё овец разноцветных про себя считала, дабы не предаваться анализу и самооценке. Знала счет Валари до ста, так что определить велико ли стадо, не представлялось никакой возможности.

Как забрезжил рассвет за деревней, забылась орчиха пугливым да некрепким сном. И приснилось ей вота что: будто застряла она в коконе безобразном, карябается из него отчаянно, на волю рвется — туда, где солнце яркое, где чудесный сад огромными розами алыми распустился. Выглядывает наружу, и вроде как видит там мотылька золотого. Мотылек ей крылышками машет, зовет в путь-дорогу... А у Валари от оков освободиться не получается, держит ее сила великая, что всякое существо к земле ближе тянет да неба его лишает. "И у меня крылышки есть, и я летать умею", — заголосила, забила по стенам темницы, и развалились те на мелкие кусочки. Вот я кака! Смотри, мотылек... Высоко над розами порхаю, всякую красоту принимаю. Крылья у меня разноцветные, тело пушистое, нежное. Бабочка я редкая, раскрасивая, распрекрасная, в Книгу Красную занесенная. Мотылек голосом мальчишки в ответ ласковые слова произносит, хоботком навстречу тянется, и такая у них любовь в облачках голубых получается, что прям хоть сейчас поэму сочиняй. Лепестки красные так на них и сыплются, а они — крылышками машут, животиками трутся, играют и смеются. В общем, счастие мотыльковое происходит во всей красе на зависть другим жучкам-паучкам.

Но тут налетели тучи темные, тучи темные да дождевые, и напрыгнула на мотылька золотистого паучиха черная, огромная. Лапками любимого схватила, в темную нору потащила. Вьет вокруг милого сети крепкие, крутит да приговаривает: "Не видать тебе суженого, не сидеть за столом одним. А будет он моим. Будет вечным рабом". Осерчала тут Валари, крыльями захлопала и...

С лавки с громким ругательством свалилась. Отбила мягкое место и локоть. Вот тебе и бабочка стокилограммовая! Глазки сонные протирать начала. Ба, а это что за?..

Прямо перед орчихой стоял миниатюрный столик, на котором были сервированы серебряный кофейник, тарелка с сыром разнообразных сортов, сахарница, две офигительно красивые чашечки. На серебряном стульчике сидела огромная серая крыса, то есть огромный серый крыс, разодетый по последней моде: в синем костюме в полоску, двуцветных штиблетах и с цилиндром на голове. Крыс смотрел на Валари черными круглыми глазками, правой лапкой мешал кофе в своей чашечке.

— Просю, — пригласил он орчиху за кофепитие и повел розовым носом.

— Едрить твою налево! Еще один причепился, — ухнула орчиха, с любопытством разглядывая угощение и прислушиваясь к шуму на улице. Она с сомнением отпила дымящегося напитка и положила в рот кусочек сыра, поражаясь многообразию охвативших ее вкусовых ощущений. Действительно, очень вку-у-у-сно.

Крыс наблюдал за действиями Валари внимательно, одобрительно хмыкнул, когда она потянулась за вторым куском:

— Не желаете ли молочка козьего? Я тут вам в крынке принес — свеженького.

— Хочу, — кивнула орчиха. — А ты откуда вообще взялся?

— Вообще-то я всегда тут жил. — пожал плечами крыс и огладил свой великолепный костюмчик. — А вот вы появились в моем доме как-то совсем некстати, захватили толпой, шумели непрестанно, — он скромно потупил глаза, словно скрывал недовольство за вежливостью. — Пришлось временно дислоцироваться сюда... Но, к огромному моему сожалению, вы решительно захватываете места моего обитания.

— А мне казалось, что это дом Маргаритки, — пожала плечами Валари и оглянулась на окно, за которым возле дома происходило какое-то шевеление. — Что они там делают?

— Понимаете ли, — также вежливо отозвался крыс, — ваш друг гном согнал народ со всей деревни, чтобы срочно произвести капитальный ремонт.

— Как это — согнал?

— Обыкновенно. Дернул волшебный волос из уса, и все проявили патриотические чувства по отношению к соседям. — крыс подлил орчихе кофе, положил ложечку сахара. — Раньше, когда эмансипация не была такой всеобъемлющей, обычно женщины по крышам не лазили и дыр не заделывали. Тем более, ребеночка ожидая.

— Смотрю, ты пуще образованный. Не зря тебя домашний страж наш заприметил с мышами да избавиться хотел. — Валари на замечание про ребеночка ничего не ответила, потому как сама не слишком в такую возможность верила и еще витала где-то в области недавнего сна. Мало ли, что болтают. Она в контакт не входила... И это, не обнажалась совсем перед лордом... Ох, надерет ему задницу за поклёп. А кто еще такую байку мог разнесть? Ведь и не болит ничего, и не тошнит...

— Ваш дух просто необразованный, бездомный проходимец. Будь он поумнее, расположился бы не в запущенном помещении, а нашел бы себе хоромы побогаче, с состоятельными хозяевами. Так бы и дичал тут, если бы не удачное подселение обитателей.

— Ну, с моими знакомцами-то ясно, а вот тебе чего понадобилось? Не просто так ты ко мне с угощением пришел? Или на дом претендуешь усиленно?

— Да нет, мне достаточно моей норы. Когда ваши строители угомонятся, туда переберусь. Я к вам совсем по другому вопросу пожаловал, — крыс хитро так улыбнулся. — Видите ли, деликатность не позволяет мне напрашиваться в вашу команду при всех. Росту я небольшого, да и магических умений не имею, но, поверьте моему опыту, могу ой как пригодиться...

— Чудило, ты меня с кем-то перепутал. Ты чё, не видишь, я орк! У орков слуг не бывает. — засмеялась Валари, все больше проникаясь симпатией к этому очаровательному крысу. Вот ведь странность какая! Завести зверушку говорящую... Ей, которая все время скитается.

— Ну, а в компаньоны? — спросил крыс с надеждой.

— В друзья то бишь? А то! Полезай на плечо. Пошли на починку смотреть. А то оне без меня совсем распоясались... А я тут с тобой кофии распиваю, время теряю... — Валари протянула ладонь, на которую крыс с сомнением посмотрел, заколебался, а потом быстро так вспрыгнул да и взобрался по рукаву наверх.

— Очень приятно познакомится и найти в вас понимание. — заметил он практически официально. — Надеюсь, что наше сотрудничество в нелегком деле предстоящих преобразований мира пройдет успешно.

Что значило это "преобразование", как осуществляется "сотрудничество", орчиха мало понимала. Главное — в крысе было что-то гипнотизирующее, заставляющее полностью довериться.

— Эй, Маргаритка, подь сюда, — Валари издалека поманила девчушку, которая смотрела, как мужичье на крыше орудует. — Что за балаган вы тут устроили?

— Да! — поддакнул крыс. — Однозначно — балаган... Приличным крысам негде переночевать...

— Ой, — было ринувшаяся навстречу Маргаритка, остановилась в отдалении, с подозрением рассматривая приятеля орчихи, сидящего на плече. — Это же крЫЫЫЫса! Фииииии.

— Не крЫса, а крыс. — спокойненько поправила Валари.

— И имя у меня есть, — менторским тоном добавил следом хвостатый. — Лэйзирет, что в переводе с аглицкого означает Ленивый Крыс. Фамилия такая!

— Фигасе, — это уже Кроха оторвался от руководства и присоединился к беседе. — Быстренько дело обтяпал. Так это ты у меня всю морковку в подвале понадкусывал?

— Ваши обвинения просто возмутительны. — Лазирет выпятил грудь вперед, показал острые зубы. — Хотя логика никогда не была коньком гномов.

— Ну конечно, — вступил дом, — это я сам в стене дырки себе прогрызал. Вон, весь дырявый!

— И ваще, крысы — хищники!!! — заверещала Белобока с березы.

— Вы видите? — крыс громко фыркнул, обращаясь к орчихе. — И так всегда... Во всем виноваты крысы! А вы говорите, почему я с вами пошел наперво разговаривать, коли у них эмоциональный фон на первом плане, и вообще никакого плана нет, кроме желания к повелителю Тьмы пристроиться.

7

(мои благодарности за идею в написании образа Вальдемара рысёнку Дэну)

Алыми всполохами небо окрашивается, солнце к своему заходу направляется. На сизокрылых верхушках лесов догорают фиолетовые лучи, оранжевым блеском по стволам скользят. Тихо в темных землях. Ни трава не шелохнется, ни птица не запоет, ни ветерок не качнет... А все потому, что поехали гости со всех королевств волшебных на свадьбу великую, что мир с ног на головушку поставит. Никто такой возможности упустить не желал. Да и нахалявку пивко с водкой хлебнуть — разве не причина?

Вот и Вальдемар Вальдемарович, альв с корнями королевскими, на праздник засобирался. Сильно огорченный. Долго костюмчик по случаю выбирал, пажей своих — молоденьких феев синеоких — загонял. Сначала оделся во все красное — в зеркало долго критически глядел. Нет, нехорош фасон, да и цвет не в масть к белым волосам. Затребовал черный — из кожи драконей, со всякими финтифлюшками и блестяшками. Вроде всем удался, как влитой сел, да недостает в костюме том шарму. Девушки думать будут, что Вальдемар опечалился или в меланхолию впал... Принесли ему белый, обтягивающий все самые раздостойные места, с сапогами по колено и коротким камзолом, у которого вместо ворота, жар-птичьи перья. Ну, это уж совсем для дискотеки. Только в Москву лететь в N-ное времечко да звезд ихних соблазнять. Разозлился, на феев гаркнул и сам себе костюмчик наколдовал — изысканный. Все же, важное мероприятие, общественное. Тута сдержаннее надыть быть, а с другой стороны — шикарнее. В общем, ничего получилось, в модных серых оттенках. Рубашечка шелковая с рисуночком витиеватым, камзольчик с рукавами пышными, алмазами усыпанный, брючки в облипочку белые, чтобы ноги стройные показать, сапоги чисто кожаные остроносые. Застегнул широкий пояс на талии узкой. Начал боевую раскраску, эльфийскую, на лицо наводить. И так увлекся, что про печаль-то свою на минуточку забыл.

А горевал Вальдемар Вальдемарович не по Забаве капризной, а потому, что конкурс красоты в эльфийском королевстве, что в конце лета обычно проводится, из-за свадьбы этой дурацкой, несвоевременной, перенесли на неделю вперед. А это значит одно — будет у конкурентов время лучше подготовиться. Они и наряды пошьют, и стихи покрасившее изучат, и вообще — в десяточку из лука попадут. Вот ведь незадача какая! Ведь сказал Забаве, чтобы не спешила, подождала вот такусенькое время. А теперь пришлось срочное совещание проводить, чтобы министры-распорядители готовились к величайшему бою красоты. Чтобы все предусмотрели и варианты ему, Вальдемару, предложили беспроигрышные. Он должен опять выиграть приз... Должен быть уверен, что веточка всесильной оливы не перейдет к конкурентам. Всесильная олива способна делать ее обладателя неотразимым, дарить ему здоровье, удачу в сердечных делах, менять судьбу к лучшему. Но все это всего лишь на один год. До появления на волшебном дереве новой молодой ветки.

А это значит, что к конкурсу альв утратит последнее волшебство прошлогоднего приза и должен будет практически в честной борьбе выступать на состязаниях, на которые собираются самые красивые мужчины и юноши темных королевств. Незадача так незадача!

А с другой стороны, как мог он, король, не повлиять на дочку Черноморову, если у него есть на то весомые причины. Вальдемар ноготочки свои начал прозрачным лаком покрывать, ровность да округлость их рассматривая с превеликим удовольствием. Ведь девчонка точно бы ничего не сделала, и плевать ей на предсказания. Ей любовь подавай и поцелуи при луне. А у него, Вальдемара, может, и так три жены в разных сторонах, да еще вот Забава навязалась на голову. А у жен тех — у каждой по дочке. И жених всесильный Вальдемару вот по обрез нужОн. Коли бы сам мог ребеночка-повелителя состругать, не обращался бы к ведьме черной, не вился бы вокруг нее змейкой, не кувыркался бы с ней в ее палатах. А продолжал бы мирненько да ладненько другие грядки окучивать.

Вон сколько времени угробил, сколько сил приложил, упрямицу-то уговаривая. Все она кочевряжилась, строила из себя недотрогу и Белоснежку. А пацана заманить — думает само все произошло? Нет, милочка, из казны собственноручно заплатил дракону-отроку, чтобы он напал на деревню за рекой и девчонку из крайнего дома уволок. И смех и грех, сколько дракон этот деревню искал. Проголодамшись, стадо баранов у какого-то князя сожрал, потом ворвался в человеческую таверну, выпил там все вино и за девками гонялся по полю. Ох! Вальдемар на ноготочки, чтобы быстрее высыхали, подул. Из серебряного графинчика воды себе плеснул, выпил несколько глоточков.

Как все эти наземные жители — лешии, ведьмы лесные, драконы — разухабисты. Никакого в них понимания, никакой эстетики! Но слава черному прародителю, теперь-то все будет по Вальдемарову. Родится повелитель тьмы. Заберет его альв в свои города подземные, Забаву так и быть к себе в служанки возьмет. А как мальчик подрастет, то и женит его на одной из дочек. Тут уж одной веткой оливы не обойдутся, тут он всем королевствам диктовать свои условия начнет.

От мыслей жадных голова у альва кругом пошла. Волосы белые зашевелились, пальчики словно что в воздухе схватили... Ох, и жаркая мечта! Ох, как бы все получилось!

Встал, из комнаты вышел в длинные коридоры пещерные, призвал своего коня адского, черногривого да крылатого, да с пажами-феями на свадьбу отправился.

А Забава в то время по спальне своей просторной в одной сорочке бегала, но места себе не находила. Говорят, у всех невест такая лихорадка случается. Но случай-то уникальный. Ведьма ведь, а за нелюбимого идет вроде как по расчету. И сидит этот нелюбимый прямо на кровати после безудержной ночи, улыбается, одеваться не спешит. Вещи со столика ночного берет, разглядывает безо всякого стеснения.

— Ты когда ж это одеться соизволишь? — Забаву всю от ярости трясло, на лорда глядучи.

— До чего же ты нервная, милушка! — покачал головой с укором, красную бумажку какую-то со стола потянул, читать внимательно начал, все на Забаву через ресницы поглядывая.

— Какая я тебе милушка? Я самого колдуна Черномора дочь! Не слыхивал что ли, какой мой папка могучий? Он все другим государствам может ноту выставить, может — две. Может вообще мелодию сыграть...