Все комедии заканчиваются свадьбами!

— С чего?

— Что 'с чего'?

— Че им радоваться-то?

— Ну как же, зять будущий приедет, — Женька фыркнул. — Или ты на Ритке жениться раздумал?

— Эт-та што такое?! — раздался за стеной рев. Брякнул упавший стул, послышался бубнеж и скрежет стульев по плитке. — Распустились. Пашкевич! Отцу давно звонил? Вот завтра же позвони и передай, чтобы больше не размножался! Какого баяна стоите, отбой час назад был! Обнаглели!

В коридоре затопали, стукнула дверь. Эдька включил свет, начал раздеваться.

— Пашкевич, баян ты перламутровый! Свет гаси!

И на весь этаж.

— Вы у меня полгода без увольнительных! Всех запомнил! Завтра вместо личного времени всей роте построение. Через голову не доходит, будем через ноги доводить.

На следующий день, отстояв полтора часа по команде 'Равняйсь! Смирно!' благодарная рота чествовала героев.

— Рита, а меня твои в гости пригласили, — Матвей на ходу коротко посмотрел на девушку, не сбиваясь с дыхания. Декабрьское утро было удивительно теплым, даже для южной зимы.

— Ты согласился? — Рита немножко задохнулась.

— А ты?

— Что я? Согласилась? — она сверкнула улыбкой. — Я буду очень рада, если ты поедешь, Матвей. Тебе у нас понравится.

— Да мне с тобой везде хорошо, — сказал вроде бы негромко и не особо выразительно, но у нее загорелись щеки.

— Тогда надо срочно билеты покупать на самолет, а то праздник, все рейсы давно забронированы.

— Вы сами-то купили?

— Да говорю же, билеты надо покупать! Всем, — Рита даже ускорилась, как будто в кассу бежала. — Только на какое число, тридцатое или тридцать первое? Нас когда отпустят, ты не слышал?

— Тридцатого пары в расписании стоят, а тридцать первого пусто. Рейсы когда на Москву, смотрели?

— Два ночных, остальные утренние.

— Вот на ночной и возьмем. Что, ночью такси нет, что ли?

— Какое такси? Нас папа встретит.

Летели бизнес-классом, 'как баре', оценил Матвей, устраиваясь в кресле рядом с Ритой.

— Тебе бы только деньги тратить, — разворчалась Рита, как жена со стажем.

— Если бы в салоне летел, два места пришлось бы выкупать, так что я и не шиканул вовсе.

— Как ты в 'сушке' собираешься помещаться? — повернулся к ним Женька. — Тебя надо было перед зачислением попробовать в кабину засунуть!

— Я не истребитель, Женек. Я на 'Белом лебеде' летать буду.

— Аааа...

— Что ааа? Это самый большой сверхзвуковой самолет в истории военной авиации, самый мощный и тяжелый боевой самолет в мире! Изменяемая геометрия крыла, по скорости вполне с истребителем посоревнуется, максимальная дальность полета больше семнадцати тысяч километров, может нести больше пятидесяти тонн бомб и ракет. Так что добро пожаловать в сопровождение.

— Ладно, не боись, прикроем, — успокоил Женька. Вадим сидел с наушниками, закрыв глаза, Рита зевнула в ладошку.

— Рит, кресло раскладывается, — повернулся к ней Матвей. — Стюардесса плед даст. Поспи.

— Я так, — она влезла с ногами в кресло, подвинулась ближе к нему, положила голову на плечо. — Лететь два часа всего...

— Спи, — Матвей выключил над ними светильник, сел так, чтобы ей было удобнее. Подхватил пушистую косу, провел мягкой шелковистой прядкой по щеке, по губам...

Самолет приземлился в начале шестого, полчаса ждали багаж, вышли в зал прилетов.

— Папа! — завопила Рита, бросаясь на шею мужчине в летном бушлате и болтая ногами. — Папуля!

— С приездом, — Игорь обнял дочь, поцеловал в щеку. — Как долетели?

— Хорошо, — Рита обрела опору под ногами, но так и стояла, прижавшись к отцу.

— Рит, пусти поздороваться, — Женька попытался отодвинуть сестру.

— Здравствуй, сын, — крепкое рукопожатие.

— Здравствуй, Вадим, — подошедшему следом старшему сыну.

— Пап, это Матвей, — представил Вадька.

— Здравствуйте, товарищ генерал полковник.

— Здравствуй, Матвей, — Игорь Вадимович протянул руку. — Зови меня Игорь Вадимович. Всё, давайте все в машину.

— Пап, а мама дома? — Рита наконец отлипла от отца.

— Мама сюрприз готовит.

Быстрым шагом прошли на стоянку к семейному минивэну, Женька опередил остальных на несколько шагов, дернул дверцу. Та послушно отъехала в сторону.

— Пап, ты что, машину не закрыл? — удивленно спросил Женек, занося ногу на ступеньку.

— Сюрприз! — пропел веселый женский голос из салона.

— Мама! — Женя протянул руку, помогая выйти, обнял, заулыбавшись, чмокнул в щеку. Она стиснула, погладила, расцеловала, шагнула к Вадиму, всмотрелась в лицо, поцеловала, погладила по голове, по плечам.

— Привет, мам, — Вадим чуточку покружил, передал сестре, прыгавшей и попискивающей от нетерпения.

— Мамулечка! — Рита ластилась, целовала, насмотреться не могла. Взяла за руку, повернулась. — Мам, это Матвей.

— Здравствуй, — улыбнулась ласково. — Меня зовут Людмила Евгеньевна.

— Здравствуйте.

— Дети молодцы, что тебя пригласили. Тебе у нас понравится.

Он смущенно кивнул.

— Мила, давайте все в машину, — скомандовал отец. — Если поздно приедем, мелкие встанут и старшим поспать не дадут.

Братья подсадили маму, Рита сама влезла, они заскочили следом.

— Матвей, давай, — позвал Вадим.

— Игорь Вадимович, вы не против, я вперед сяду?

— Нет, конечно. Садись, — Игорь сел сам, завел машину

Волконский бросил в салон сумку, уселся рядом с водителем, и машина вырулила со стоянки.

Матвей краем уха слушал беспорядочный разговор — говорили обо всем сразу, перебивали друг друга, смеялись. Рита сидела рядом с матерью, сыновья сели сзади, нависли над спинками. Игорь Вадимович улыбался, поглядывая на семью в зеркало, потом спросил Матвея об училище, разговор зашел о самолетах. Два часа дороги до дачи пролетели незаметно.

Дорога в лесу, потом улица то ли деревни, то ли коттеджного поселка — смотря в какую сторону смотреть. Серебро жили на окраине деревни. Вдоль высокого забора голубые ели высотой больше трех метров, в искрах мерцающих огоньков. Въехали в открывшиеся с пульта ворота, Матвей вышел, осмотрелся. Большой участок, два дома, какие-то постройки, кругом, куда не посмотри, кусты, укрытые на зиму розы, высоченные сосны, за домами виднеется плодовый сад.

— Вот летом приедем, увидишь, как тут красиво, — Рита выбралась из машины, подошла сзади.

— И сейчас красиво, — он вдохнул полной грудью. — Дышать вкусно.

— Пойдем, я тебе все покажу, — она взяла его за руку, повела за собой. — Это Дом. В нем живут бабушки и дедушки Серебро и Янтаревы. Еще там живут теть Света и дядь Макс, мамины сестра с мужем, когда приезжают. И мы там часто ночевали — в мансарде мальчишки, внизу мы с Милочкой, это сестра моя. Мама сказала, что на Рождество приедут Ярик и Стаська, я соскучилась ужасно. Мы с ними уже год не виделись, они служат далеко. Это Большой Дом, наша дача. Там мама с папой живут, наши две спальни и внизу две гостевые. Вон, видишь, — она протопала за угол. — Это... Ой! Что это, мам?

— Вот, никогда не слушаешь, что я тебе рассказываю, — шедшая следом Людмила Евгеньевна шутливо нахмурилась. — Летнюю кухню и беседку ближе к саду перенесли, там уютнее, баню почти к речке, а на месте бани гостевой домик поставили, а то семья растет. Русановы и Колодеи осенью обжили уже. Покажи Матвею угловую комнату, мы его там поселим. Матвей осмотрится, в душ сходите, и завтракать будем. А потом поспите.

Комната была светлой — большие окна по двум стенам, одно даже с балконной дверью.

— Она открыта, на маленькую веранду выходит, — Рита прошла вперед. — Ого!

— Что? — он огляделся.

— Да, похоже, родители заодно и в доме ремонт сделали. Обои новые.

На самом деле 'ого' относилось к кровати — раньше здесь стояла стандартная двуспалка, а теперь новая, длиной не меньше двух двадцати. Значит, специально к приезду Матвея купили, но она, конечно, про это не сказала, чтобы не смущать.

— Туалет и душевая напротив твоей двери. А кухня и гостиная в другом крыле, из прихожей направо. Ты устраивайся и приходи.

— Я побегать хотел.

— Можно по саду, можно по дороге. Собаки еще в вольере сидят, а потом я тебя им представлю, не тронут.

— Представишь? — Матвей рассмеялся.

— Мы с тобой курсанты, а они Майор, Полковник и Прапор!

Матвей долго бегал, заметил в саду турник, скамейки, подтянулся сотню раз, покачал пресс. Заминаясь, сделал еще круг по саду, быстрым шагом пошел к дому. Во дворе возле вольера с собаками, опершись на лопаты курили двое пожилых мужчин.

— Здравствуйте, — подходя ближе, поздоровался парень.

— Здоров, — дедушка пониже и поморщинестей сдвинул шапку на затылок, протянул руку. — Ты Матвей, што ле? Евгений Григорич.

— Вадим Олегович, — прогудел сурового и даже мрачного вида дядька с проседью в черных волосах.

— Спортсмен, ты что есть-то не идешь? Милка уж выходила, искала тебя.

— Да не стоило беспокоиться... — Матвей смутился.

— Ладно, сват, давай заканчивать. Баню затопить надо, пусть пацаны пораньше попарятся, Вадька и то последний раз звонил, спрашивал, будем ли баню топить тридцать первого.

Деды повернулись уходить.

— Давайте, я помогу, — неожиданно для себя предложил Матвей. — Что делать надо?

— Иди завтракай да спи, всю ночь ведь в дороге, — Евгений Григорьевич открывал вольер.

— Да не сплю я днем, — Матвей подошел ближе. — Ого!

Положив лапы на крупную ячеистую сетку, на него с интересом поглядывали три мохнатые морды.

— Это свой, — строго сказал дед. — Гулять выметайтесь, обсерваторию вашу убрать надо.

Собаки не торопясь окружили Матвея, принюхались.

— Ты точно Полковник, — Матвей протянул руку погладить огромного черного кавказца. — Ты, наверно, Майор, — пес, похожий на немецкую овчарку, но какого-то странного окраса, гавкнул басом. — А ты Прапор, — потрепал по ушам кофейного шарпея.

— Всех угадал, — хмыкнул Вадим Олегович.

Матвей тем временем забрал у Евгения Григорьевича лопату, начал чистить в вольере, сгребая сено и гмм... снег в старое корыто.

— Куда везти? — взялся за приваренную ручку.

— Вооон туда, — начиная вытрясать из мешка сено показал на дальний угол сада мужчина. — Там яма специально с лета выкопана.

Собаки проводили его до места и обратно, он еще принес из сарайчика три огромных охапки дров, деды затопили печи в обеих половинах бани (одна русская, вторая финская) и в предбаннике с довольно большим бассейном, налили воды в него и в два больших чана, одним боком встроенных в печь.

— Все, шабаш, — постановил Вадим Олегович. — Иди, Григорич, корми парня. Я тут за печками присмотрю.

— Бать, сказал же, не возитесь, — подошел Игорь. — Что вы, час подождать не могли, пока я сам сделаю? Все, идите, у Милы третий раз чайник кипит, я тут сам как-нибудь...

Матвей еще заскочил в душ, сменил футболку и одел джинсы вместо тренировочных штанов.

— Садись, — поднялась из-за стола Людмила Евгеньевна. Оба деда сидели тут же и пили чай из огромных кружек. — Ты солянку будешь? Такая вкусная получилась, я ее с вечера варила, как раз настоялась.

— Да мне все равно, можно и солянку. Вы не беспокойтесь.

— А ты не беспокойся о том, что я беспокоюсь, — Ритина мама улыбнулась такой доброй и лукавой улыбкой, что он поневоле ответил.

— Хлеб бери, — поставила перед ним хорошую мужскую тарелку солянки. — Соль, перец по вкусу добавляй.

— Муму, — согласился Матвей, наворачивая солянку.

Людмила Евгеньевна тем временем сняла крышку со сковороды, помешала нарезанную тонкой соломкой картошку, выключила конфорку. Плит в кухне было две — газовая и электрическая, и обе были заставлены кастрюлями, сковородами, гусятницами стратегических размеров.

— Добавки?

Матвей неопределенно пожал плечами.

Хозяйка без разговоров забрала тарелку, зачерпнула из ведерной кастрюли здоровенным половником, подала. Пока ел, на широкую тарелку положила золотистой скворчащей картошки, горку колбасок по-львовски. К ним крохотные хрустящие огурчики, капусту в брусничных бусах, праздничные помидорчики, яркие рыжики размером с пуговицу.

— Угощайся, — поменяла пустую тарелку на полную.

Евгений Григорьевич подлил себе и свату чая из двухлитрового фарфорового чайника.

— Вкусно! — Матвей склевал рыжики, как семечки, хрустнул огурцом. — Только вы мне больше не подкладывайте! — испуганно.

— Я поняла, что меня хвалить чревато, — рассмеялась Людмила Евгеньевна. — Матвей, ты, пожалуйста, не стесняйся, хорошо? Хочешь добавки — спроси, что-то не нравится или не хочешь — решительно отказывайся. Договорились?

— Договорились, — Матвей отодвинул пустую тарелку. — Спасибо большое!

— Что ты хочешь? Чай, кофе, компот? Минералка есть, сок, — Людмила покачала двумя кувшинами.

— Людмила Евгеньевна, а можно мне кофе?

— Конечно. Я тебе сварю сейчас. Сладкий? С молоком?

— Нет, черный.

Зашумела кофемолка, Матвей потянул носом.

— У вас собаки какие, — заговорил, чтобы отвлечься от будоражащего запаха. — Солидные. Красивые. Породистые, да?

— Волкодав даже с паспортом был. И шарпей, походу, тоже чистокровный. У Майора только мамка согрешила с золотистым ретривером.

— А зачем вы его тогда купили?

— Кого купили? Псину? — Вадим Олегович хмыкнул, Евгений Григорьевич покрутил головой. — У нас все дареные.

— Как это?

— Да как дачный сезон заканчивается, дачники с того конца собак и бросают. Куда их? Прибиваются, кормим. Мелких еще раздать можно, весь городок одарили, а больших? Вот и живут... кони-пони. Погоди, мелкие приедут — увидишь, как они на них катаются.

— Матвей, печенье, — Людмила Евгеньевна подвинула две корзинки. — Это вот апельсиновое, а это, слоеное, — с цельным грецким орехом. С кофе очень вкусно.

— У вас очень все вкусное, — искренне сказал Матвей. — Спасибо большое!

— Милка, где кошачье ведро? — поднялся отец. — Орда явилась, кормить пойду.

По широкому подоконнику длинного, в половину высоты стены, витражного окна бывшей веранды топталось с пяток кошек, плющивших носы о веселых разноцветных птичек.

Глава 6.

Огромная луна, желтая, как зимняя медовая антоновка, запуталась в сосновых лапах. Редкие дымные столбы стучались в подмерзшее небо, и оно осыпалось ледяными хрусталиками.

— Мне кажется, если прислушаться, слышно, как они звенят, — Рита подняла ладошку, счастливо вздохнула. Матвей обнял ее покрепче, поцеловал в розовое ухо, выглядывавшее из-под шапки.

Они стояли на обрыве на другом берегу реки, перебравшись по заметенной тропинке и узкому мостику, заваленному снегом, по дороге проваливаясь по колено, падая и хохоча. Было весело и так хорошо, что Рите казалось: вот шагни они сейчас — и не упадут, а полетят. Как... как феи, вот! Тут Ритуля прыснула. Вряд ли феечки бывают метр восемьдесят три, и уж точно не двухметровые с хвостиком.

— Здравствуй, Золушок, я Добрый Фей! — сказала басом и рассмеялась.

Он подхватил, сквозь смех переспрашивая.

— Какой Золушок? А Добрый Фей — это кто?! — и они опять смеялись, Рита даже до слез и всхлипов. А потом их спугнула луна, и они замерли, вдруг оглушенные красотой. Долго любовались — она небом, он — ею, начиная немножко подмерзать, несмотря на теплые комбинезоны и настоящие норильские унты. Матвею свои презентовал лично Вадим Олегович. Так бы и стояли, наверное, до утра, но тут Ритин живот деликатно и жалобно заурчал.