Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
В результате их баловства и откровенного разгильдяйства— Славкина злая судьба закинула в тридцать девятый, предвоенный год. В именно тот поворотный, знаменательный и столь богатый на войны, год предожидания великих дел и свершений, горя и боли для большей части человечества. Викторов понимал, что крепко влип — и это читалось без вариантов. Его, конечно, весьма порадовало, если тут вообще подходит это слово, что не выкинуло на Курскую дугу, или в стандартное для попаданца в прошлое — страшное и беспощадное 22 июня всем известного года.
В найденном номере ПРАВДЫ от 24 августа 1939 все важные новости укладывались в две строчки: "Заключение договора между СССР и Германией является несомненно фактом крупнейшего международного значения".
Все, приплыли.
Славке в памяти почему-то тут же вспомнилось, что через месяц с небольшим, в лице Молотова и Риббентропа будет подписан Германо-Советский Договор о дружбе и границе. Договор, о котором не принято вспоминать ни под каким соусом, из-за которого обе страны огульно зачислят в союзницы. Узнал это Слава случайно, из-за фильма "Брестская Крепость". Ему показалась неправильной и странной оговорка в устах особиста из этой киноленты, где Германия называлась союзницей, и он полез докапываться до правды в интернет. Нашел, на свою голову. И понимай, как хочешь.
"Политика — весьма грязная штука", — раздраженно подумал Викторов. — "Причем, если верить дате на газете, еще действительно начало сентября и наши еще не отбили обратно западную Белоруссию и Украину, достаточно просто вякнуть об этом договоре, чтобы гарантировано получить жесткие нары до 1953-го года включительно. Если вообще не кокнут. Ё-маё, но что мне сейчас делать?! Не стоять же на улице?".
У Викторова, продукта современной эпохи, конечно, присутствовал определенный если не навык, то скорее опыт переосмысления человечеством возможности провала в прошлое. Смотрел он пару нравоучительных фильмов, читал пяток бодрых книжек про эти самые "попадания". Там сценарий развивался примерно стандартно: да, война, да, сначала тяжко — но тут как себя поставишь, через пару глав либо виновники заброса проявится, либо, если не найдут героя, еще через пару глав, "киндзмараули" ему САМ подливать в стакан будет, в ответ получая покровительственные похлопывания по плечу от всезнайки из будущего. Ну-ну.
Слава определенно имел мнение — что все описанное в этих развлекательных книгах и патриотических фильмах — как сценарий к действию ему лично принимать нельзя. Потому что какую пользу он может принести, кроме сбивчивого рассказа содержащий весьма общие знания о будущем? Не обладая, на первый взгляд, особыми техническими навыками и знаниями, могущими переломить ход истории? Современник, попавший в прошлое, может выжить только в одном случае: обязательно имея навык диверсанта выйти на небольшой партизанский отряд, причем после симулированной контузии. Либо действуя как одиночка, или с группой таких же, как он "попаданцев". И тут уже все зависит от актива "добрых дел", пока группа или одиночка не попадет контрразведке на глаза. В остальных же случаях незнание языка и конъюнктуры, то есть оборотов речи, и прочих жизненных реалий — обернется провалом и разоблачением как шпиона, с десятком вариантов государственной принадлежности, иногда в совокупности, на выбор следователя. Послезнание госсекретов высшего уровня доступа, в реалиях параноидальной подозрительности коммунистического общества конца тридцатых, однозначно ставило точку, причем довольно мучительным способом, в жизни "всезнайки". Надо вывернуться мехом наружу, для мало того чтобы ухитриться выжить в тех реалиях, да еще и выйти на уровень высшего руководства страны, хотя бы с работающими почками и целыми зубами. Слава подозревал, что не с его счастьем замахиваться на подобное.
Тут Викторову пришло в голову, что все не так уж и плохо. У него, согласно тем самым каноническим текстам есть два варианта. Первый — погибнуть, желательно героически, принеся Родине пользу, второй, более прозаичный и гораздо менее яркий — просто вернуться в точку перехода.
Погибать Викторов не хотел. Никак не хотел. Не факт что этот мир — его личное прошлое, а не какой-либо параллельный, с некоторыми, невидимыми пока, на первый взгляд, отличиями. Смысл тогда, в его гибели? А если не поможет? Значит, требовалось принять как базу второй вариант и искать место обратного перехода: точку межвременного или межмирового прокола.
Первая мысль, оторванная от измышлений о хронопрыжках, в направлении планирования собственных действий, исторгнутая неохотно начавшим размышлять мозгом и вставшая сейчас перед Славой, состояла в том, чтобы найти достаточно надежный схрон, где он мог бы хоть чуток перевести дух и спокойно подумать. Тут бы, как ничто другое, подошла пивная, из милого Славке современья. Но, за неимением пивной, для начала необходимо просто убраться с улицы, где он сейчас торчит как красный флажок посреди поля. Тем более что в своих передвижениях весьма сильно стеснен из-за огромной и объемной тяжести, которую придется с собой таскать пока не удастся куда-либо пристроить. Четыре единицы поклажи весьма сильно оттягивали руки: основной и запасной парашют, объемистый сидор с вещами, и мешок с бело-синими тесемками, который он, согласно указаниям деда Велхо, прихватил, выскакивая из кузова грузовика, подбросившего его до пригорода. Для свободы передвижения, Славе, как и всякому прогрессивному молодому человеку, выросшему под влиянием урбанистической культуры городской застройки, нужен был транспорт.
Сказано — сделано. К чести Викторова нужно сказать, что вариант "украсть" пока в его светлую голову не пришел. Не то у него было воспитание.
Слава решил действовать максимально нахраписто и инициативно. Шпионы, по его мнению, палились на том, что вели себя тихо и незаметно, но Викторов не собирался пока забиваться в угол. Не смотря на еле наступивший рассвет, народ уже усиленно бегал по улицам, направляясь куда-то по своим важным советским делам. Расспросы Слава не стал проводить, а просто-напросто остановил первого же парня, проходящего мимо него по тротуару, махнул тому корочками назначения, выписанные неведомым складом, и буквально приказал бедолаге, рявкнув повнушительнее, проводить до местной власти, туда, где можно раздобыть грузовик. Заодно навьючил на беднягу половину своих вещей. Парень, представившийся Колей, молча и покорно, как китайский кули, поволок груз к ступенькам рядом стоящего сельсовета, со стены которого свисал, легко колеблясь на невесомом ветру закрепленный в держателе красный флаг. Славка, честно говоря, не ожидал такой покладистости от обычного прохожего, и с трудом проглотил так и не сказанные слова с предложением оплатить услуги носильщика. "Форма творит чудеса", — так подумал про себя наш диверсант во времени.
Викторов не ожидал, что он окажется так быстро у искомой точки, планируя успеть по дороге обдумать и выстроить примерную канву разговора. От предчувствия острой, с непредсказуемым развитием ситуации, адреналин взбурлил в жилах нашего героя. Мозг чуть ли не вскипел от резкой активизации слабоэлектрических связей в нейронных цепочках, в энергичных попытках совершить безумное количество параллельных и последовательных мыслительных сверхусилий с целью поиска выхода из сложившейся ситуации.
Пока они с Колей поднимались по ступенькам сельсовета, Славка успел обдумать и отбросить мысль о поездке на аэродром, угоне самолета и прыжке с парашютом в попытке найти обратное окно прохода. Самолет бы пришлось угонять вместе с пилотом. Тут же он подумал о столь детальной экипировке мундира финского пилота — Эсколы, а затем вспомнил, как перед прыжком удивленно смотрел в бомболюк и обратил внимание на очень слабую освещенность местности, несмотря на то, что его выкидывали сразу за Пушкиным. Все встало на свои места. Славка, в результате титанической, взрывной работы мысли, пока Коля открывал дверь в сельсовет, успел прийти к выводу, что произошедшее с ним — это результат кривой работы специфического туристического агентства, специализирующегося на вояжах в прошлое, и сам факт перехода произошел не во время парашютного прыжка, а ранее, на хуторе у такого доброго, но очень странного дедушки Велхо.
"Все просто", — подумал Славка, направляясь вдоль по коридору следом за огромной спиной Коли. — "Все что требуется — найти то место, где вся эта фигня началась, кладбище с хутором, и вернуться обратно. Ножками неделю буду идти, значит, все равно нужен транспорт. И действовать надо немедленно, пока следов в этом мире не наоставлял. А то получится такой "эффект бабочки" — пожалею, что вообще родился. Или у этой гадской хронофирмы есть такое понятие как "неустойка за вред".
Пока Коля открывал створку двери в просторный кабинет председателя, у Славки нарисовался примерный план собственного спасения. Ему требовался грузовик, чтобы как можно быстрее доехать до границы, затем как-то пересечь ее, и выйти на то проклятое кладбище, с которого все началось. Или с хутора, неважно, но других зацепок у Славы все равно не было. Он не имел намерений задерживаться надолго в этом мире, так как последствия от такого пребывания могли быть самыми печальными.
Председатель местного совхоза был безмерно удивлен визиту к нему отделенного командира Красной Армии. Данный, колоритный представитель самого младшего комсостава РККА, ухмыляясь небритой рожей и дыша слабыми парами перегара, сразу предъявил ультиматум, припечатав с грохотом перед пятидесятилетним председателем своей измазанной землей пятерней требование на грузовой автомобиль.
— Народ и Армия е-е-едины! Народ к-к-кормит — армия защищает! Мне нужен г-г-грузовик, чтобы отвести в дивизию к-к-компасы и прочее оборудование! — проникновенно, с непревзойденным азартным апломбом заорал Славка на весь сельсовет изображая заикание. Остатки адреналина пока не покинули его вены, настроение еще было чудесным, самочувствие — великолепным. То, что он попал в прошлое, Славу нисколько не напугало. Да, он получил пилюлю бодрости, с приплюсованной сюда силой юношеского оптимизма, и пока не воспринимал ситуацию, как достаточно серьезную.
"Если бы не раздраконил скулу об бомболюк", — порадовался за свой образ Слава. — "Ей-богу — сам бы нанес легкое увечье об ближайший фонарный столб, прежде чем идти в сельсовет".
Председатель вполне естественно уперся и не спешил выдавать этому помятому красноармейцу один из двух своих грузовиков, тем более во время середины трудовых будней.
Слава решил выложить более весомый козырь. Во время разговора он зацепился взглядом за большой календарь, висящий на стене, в котором вместо недель присутствовали шестидневки. Отмеченные крестиками даты заканчивались на 1 сентября. Слава сделал вывод, что сегодня, соответственно, 2-ое. В голове взорвались разом десятки мыслей и идей. Соображение про заикание вмиг испарились из его головы, и дальше он продолжил говорить почти без искусственного дефекта речи, вспоминая о нем эпизодически.
— Слушай, отец, война же! В Европе война началась! Как ты мне грузовик выдать не можешь?
— Ты о чем, служивый?! Какая война? — удивился председатель. — Вчера еще никакой войны в твоих Европах не было! А не путаешь ли ты с Монголией?
Слава замолчал в замешательстве. О конспирации в этом вопросе мудрого руководства Страны Советов он как-то не подумал. Но все равно — скрыть начало второй мировой войны, в его понимании, было никак невозможно. Если он попал в прошлое, то пошла ли здесь история тем же ходом, что и в его временном потоке? Мир может быть и параллельным... И о чем вообще дед вещает, о какой Монголии? Это же было в 38-ом вроде... От нахлынувших мыслей он чуть уже не начал заикаться по-настоящему.
— Газеты есть сегодняшние?
— Глашь! Глаша! — закричал председатель в коридор. — Где газеты сегодняшние? Нюрка приносила?
— Здеся газеты! — ответил из коридора глубокий женский голос.
— Что пишут? — вновь заорал мужичок.
— Да разное, вот туточки: "Закон о всеобщей воинской обязанности", итоги внеочередной четвертой сессии Верховного совета. Отдельные речи депутатов совета. "Успехи комбайного Алтая"...
— А война есть?
— Да типун тебе на язык, Михалыч!
— Вот! — развел руками председатель. — Вот она какая-никая непонятка! Нету-ти войны-то, товарищ красноармеец Куницын.
Слава стоял с открытым ртом. Мысли все шли исключительно матерные. "Параллелка", -подумал он. — "Ну все, кабздец. Фиг знает что творится, чего делать-то теперь? Стуканет председатель, нельзя отсюда выходить без результата. Моя дорога до поворота, а там уже воронок будет ждать".
Слава развернулся на каблуках и, зачем-то имитируя строевой шаг, пробухал ботинками по гулкому коридору в соседнюю комнату, отодвинув в сторону все еще стоящего у косяка задумчивой громадой Колю. Комната оказалась необычно большой и вся заставлена стульями. Это здесь считалось, вероятно, актовым залом или площадкой для танцев, в зависимости от мероприятия. Вдоль стен стояли открытые стеллажи с книгами и газетами. Над стеллажами висели портреты руководителей коммунистической партии, а также передовых писателей и поэтов. Некоторые портреты, дублирующие настенные, стояли прямо на полках стеллажей, на уровне глаз. Кроме изучающих и прищуренных взглядов, упавших на Викторова с портретов, на него испуганно взглянула безобъемная Глаша, умостившаяся со своим рабочим местом в уголке этой комнаты. Перед ней на столе стояла печатная машинка "Ундервуд" и две стопки листов. Глаша, которая во время спора Славы с председателем баловалась чаем с бубликами, слушая увлекательную радиопостановку о взаимоотношениях армии и села, увидев перекошенное лицо Викторова, поперхнулась. Чай случайно плеснул на групповое фото на первой страницы одной из трех газет, лежащих перед ней.
— Льем воду оппортунизма на вождей мировой революции, крошим батон на коммунистические идеалы, а, Глаша? — Слава со своими взвинченными до предела нервами определенно был сегодня в ударе, взяв в подражание незабвенного Остапа Ибрагимовича.
Испугавшаяся подобных предъяв до испарины Глаша, отрицательно замотав головой, попыталась превратиться в крошку от бублика и затеряться среди прочих ее товарок.
Не встретив сопротивления, рванув на себя газету "Известия", Слава яростно заводил пальцем по новостным заголовкам. Сзади подскочил председатель.
— Шел бы ты уже... в другой совхоз, — дипломатично начал мужичок. Затем он крикнул в коридор: — Коля! Николай! А ну, подь сюды!
Слава не обращал на него никакого внимания, весь уйдя в изучение заголовка над гранками. Дата газеты: 2 сентября. Вторая мировая война уже идет второй день. Первый лист — пусто, одна вода. "Закон о призыве" — явно не то. Второй — нет войны. Разворот, третья страница, чисто. Викторов был готов заорать в полный голос. И тут Слава нашел ее. Нет, он НАШЕЛ. В центральной советской газете для сообщения с информацией о начале Второй мировой войны место нашлось только на последней, четвертой полосе! Другими заботами жила советская страна! Малюсенькая заметка, которая объявляла об изменении хода вещей и предрекала наступление сотни миллионов смертей, скромно своим заголовком сообщала следующее: "Военные действия между Германией и Польшей".
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |