Финская Руна

Например, не руководство завода, не профком — именно партком своими усилиями способствовал проведению линии энергоснабжения и канализации к новым жилым корпусам рабочих.

И причин для мотивации на подобные административные подвиги у коммунистов хватало. Вся страна жила как огромный военный лагерь в ожидании неизбежной войны, вероятно на два фронта, и пропагандой партии отводилась самая важная роль в преодолении текущих и будущих сложностей. Исключительно коммунистов оказалось налажено полноценное продовольственное снабжение сотрудников предприятия. Именно усилиями парткома, завод, если провести аналогию с живым организмом, как бы обрел вторую систему кровоснабжения — с помощью "партийных проверок", "комсомольских постов", "партсобраний" и прочих этих знаковых символов времени, проходя сквозь которые, как корабль в шхерах между створами, завод справлялся с поставленными планами.

Чем занимался, кроме междоусобных свар и интриг, этот раздутый штат бумажных тунеядцев, пригревшихся на теплых местах профкома, для хронодиверсанта осталось навсегда настоящей загадкой. Ведь с проблемами люди шли не сюда, а в партийные комитеты. А распределением всяческих редких бонусов, вроде путевок, мог заниматься и один человек. В составе отделе кадров.

Пока принцесса без короны раздавала окончательные распоряжения в своем королевстве, имея в виду свою отлучку, кстати говоря, уголовно наказуемую нынешним законодательством, придворный фотограф, припомнив это обстоятельство, тихонько кашлянул. Ленке то ничего за самоволку не будет, сейчас в преддверии возможной заварухи на Севере, человека с фамилией Тройлайсет никто не тронет, тем более если эта личность — дочь того самого Тройлайсета, вождя канадских коммунистов, личного друга Рахьи, и прочая и прочая, воспетое пропагандой начала тридцатых, во время пышного, но недолгого, как северное лето, расцвета финского влияния в Советской Карелии.

Но вот завистники и враги, запросто могут обрезать крылышки безродному фотографу, чисто чтоб этой самой Лене стало "очень приятно". Поэтому, прокашлявшись, он твердо заявил, что ему нужен пропуск с завода, дабы не уволили по статье. Лена, которая такое поведение восприняла как неприкрытую трусость, о чем громогласно заявила, тем не менее выписала своей рукой разрешение, поставила штамп и брезгливым жестом отдала тайному любовнику. Профсоюзница обычно производила впечатление весьма умной и здравомыслящей девушки, но вот безграничная власть и возможности, вкупе со взрывным характером, иногда представляли ее не в самом лучшем свете.

Хронодиверсант, стиснув зубы, сдерживаясь из последних сил, стерпел и это. Холуйская должность ручного вибратора была не по нему.

Они, загрузив вещи фотографа в багажник, сели в машину. Тут, очень довольная собой Лена сообщила, что договорившись через подругу, она организовала спецрейс для Викторова. Как понял Слава — это был очередной "статусный" поступок его эксцентричной дивы. Все откомандированные с Ленинградских заводов на "Большие военные сборы" инженеры, рабочие, наблюдатели, специалисты и фотографы — поедут на место назначения в лучшем случае на жестких плацкартных местах, а для "Юрочки-фотографа" будет организован чартерный рейс. Уже уставший удивляться чему-либо за последние две недели своей жизни, Викторов все же сейчас выпал в полный осадок. Довольная произведенным эффектом Лена увидев ошеломленное выражение лица, счастливо засмеялась и игриво помахала перед его носом серебряной фляжкой. Хронодиверсант не стал отказываться от предложения выпить и щедро приложился к узкому горлышку с резьбой.

— Ну ты мужлан! — опять с непереносимыми нотками превосходства, сопровождаемым ехидным девичьим хихиканьем начала очередной раунд словесных унижений его борзая подруга.

— Ну что ты, как животное, хлебаешь словно воду! Это же коньяк! Выдержки многолетней!

Слава очень внимательно осмотрел салон на предмет шторок или заглушки, которая могла бы хоть визуально разделить сиденье водителя и заднее пассажирское. Чтобы в спокойной обстановке придушить эту бляднокурую стерву. Он вновь поймал на себе уже знакомый холодный изучающий взгляд водителя авто, когда тот вроде как поправлял зеркало заднего вида. Славу аж передернуло от энергетики этого сканирования — на него взглянули два вороненых ствола, а не просто упал случайный взор таксиста на проходного клиента.

Собрав волю в кулак он скорчил для соглядатая-шофера милую улыбку. Но так как не мог продолжать просто сидеть, то Викторов решил опасно "пошалить". Он переложил фляжку в левую руку, демонстративно приложил к губам, а правую руку отправил в опасный поход за девичьими прелестями. Лена, тоже ощутившая на себе это сканирование со стороны водителя, от неожиданности действий Славы ойкнула, покраснела как рак, и затем, растерявшись, и не в силах предпринять что-либо, застыла в напряженной позе, закрыв глаза и закусив губу. Девушка не могла раскрыть перед водителем, что ее так нагло щупают — сам факт признания этого означало бы для нее бесповоротную "потерю лица".

Наконец, они приехали к месту назначения. Это был ресторан, видимо предназначенный для обслуживания элиты города. В не очень большом помещении несколько столиков уже оказалось занято — за ними обедали военные, люди в военных френчах, а также присутствовало определенное количество весьма стильных и ухоженных женщин. Хронодиверсант неожиданно узнал Мерецкова, сидящего за столиком в компании еще одного военного и двух дам, разодетых по последней моде. Они весело шутили и смеялись на весь зал.

Викторов застыл на месте, не сводя взгляда с этого деятеля. До сих пор он общался с обычными людьми, которые особенно яркого следа в летописях его страны не оставили. Не потому что были глупыми или неспособными — просто их судьбы перечеркнула и отправила в небытие самая страшная война двадцатого века. До сих пор все воспринималось все-таки как костюмированный спектакль в хорошо проработанном антураже и деталями того, предвоенного времени. Даже без особых проблем нашел работу, а затем вообще закрутил шашни сразу с двумя "деффками": с одной для сердца, с другой для дела. И тут наступает шок от "пробуждения": он прямо перед собой, на расстоянии вытянутой руки, видит реальную историческую личность.

Кирилла Афанасьевича сложно назвать положительным персонажем в истории нашей страны. Показательно, что именем этого одного из "маршалов Победы" не названа ни одна улица в Северной столице. Ни одна! Нет ни одной мемориальной доски Мерецкову. Хотя большая часть его "деятельности" связана с Севером. Пригороды и периферия все же имеют некоторое число "отметок", но весьма незначительное. Громкие "испанские" подвиги этого горе-штабиста, где тот ухитрился заработать аж два ордена, тоже на поверку, если копнуть, выходили или разгромами или ничего не значащими боями, с сомнительным участием в них фигуранта. Викторов знал, что этот человек являлся начальником и другом печально известного Власова, ставшего командиром РОА, но несмотря на все косяки и порочащие связи, всегда выходил сухим из воды. "Хитрый ярославец", как называл его Сталин, даже когда его арестовали, и когда против него собрали десятки свидетельств, сумел вернуться из застенков и вновь надеть форму военачальника. Мерецков — тот, кто виновен в кровавой мясорубке Финской компании. Тот, кто далее возглавляя Генштаб, а затем будучи зам.наркома по боевой подготовке — кто виноват в проблемах развертывания войск летом 1941 года, приведших немцев осенью под стены Москвы. Историей еще значительно недооценено значение этой личности для судеб страны.

Царедворец, искусный в интригах, шестым чувством ощутил тяжелый, наливающийся ненавистью взгляд хронодиверсанта и повернул голову в сторону вошедших. Приглушенные разговоры и грудной женский смех сменились на заинтересованную тишину. Легко встав с места и сопровождаемый двумя мило улыбающимися спутницами, командарм второго ранга подошел к вошедшим, ну прямо как радушный хозяин. Четыре выпуклых ромба в петлицах, цвета запекшейся крови, блеснули матовым светом перед сфокусировавшимися на них глазами Викторова, как отводящие стрелу амулеты воина-колдуна. Оставшийся за столом второй военный, с полным отсутствием хоть проблеска интеллекта в глазах, остался потреблять блюда, не забывая запивать, подливая себе ежеминутно из хрустального графинчика пахнущую качественной водкой жидкость. Все здесь знали, что водкой может пахнуть только водка, но притворялись что видят и пьют воду. С особым запахом и вкусом.

— Леночка! — воскликнул Кирилл Афанасьевич, всплеснув руками. — Как я рад тебя видеть!

Слава, рассматривая в упор эту волну тепла и радушия, припомнил, что все пережившие Мерецкова сослуживцы и знакомые особо отмечали харизму этого несомненного приятного в салонном общении человека. У него стало закрадываться подозрение, что те, кто остался имуннен к искусно сыгранной маске людских иллюзий, просто не сумели пережить этого фаворита Сталина, ответственного за непростой Север.

— Как здоровье твоего папеньки? — сладко и участливо поинтересовался всесильный лорд-протектор северных провинций, контролирующий все "военное" в этом регионе. Ему компанию у руля управления составлял сам Жданов, 1-й секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКП(б), который отвечал за гражданскую сторону жизни колыбели трех революций и прилегающих огромных, до Мурманска на Севере, территорий.

— Хорошо, спасибо, у него все хорошо! — приветливо улыбаясь ответила девушка. — Звонил, рассказал что встречался... с Ним.

Викторов хорошо на слух уловил что этот "Ним", о ком пошла речь, интонационно и четко выделен не с прописной, а с заглавной буквы.

— Я с "Ним", вместе с товарищем Ждановым седьмого встречался. Товарищ Жданов в Москве до сих пор — дела решает. А когда, кстати, это произошло? Я справлялся у секретаря — но в списках твой отец не отмечен. Хотел пересечься, совместно обсудить наши дела, да не никак не получилось.

Мозг у хронодиверсанта заработал как компьютер. Если бы не бытовой шум в помещении, присутствующие наверняка бы услышали тихие щелчки с бешеной скоростью переключающихся нейронных связей и жужжание раскаленных синапсов.

Хитрый интриган Мерецков, подчеркнул свою значимость и с некоторым бахвальством указал, что успел все про всех вызнать! Он даже оказался в курсе строго секретной и конфиденциальной информации о том — кто и когда зашел к Сталину, которого они все подразумевали под "Ним"! А кого еще они могли так поминать с подобным придыханием и благоговением в голосе?!

— Так мой папа официально и не ходил никогда. "Он" или сам к папе приезжает, или папа к нему "туда" едет.

Мерецков, с достоинством и пониманием кивнул. Но дернувшиеся недовольные губы его выдали — такая честь вызывала зависть. Викторов тоже эту шараду разгадал с полщелчка. Здесь "Он", это тот же Сталин, а вот "туда", выделенное особо Леной, наверное, или дача Сталина, или какая-то квартира, где проходят подобные неофициальные встречи. "Котелок" у хронопопаданца "варил" уже на полную мощность, мгновенно интерпретируя происходящее. Тут как с тестами Айзенка на измерение мифического IQ — чем больше решаешь тесты, тем быстрее проходишь задачи и лучше результат. И навык, наработанный с опытом, постепенно начинает успешно конкурировать с истинным интеллектом, выдавая правильные ответы за счет концентрации на определенной задаче.

— Значит, Туоминен из Стокгольма, Куусинен, и твой отец? — задал Мерецков Лене не до конца понятный для Викторова вопрос. Хронодиверсант припомнил, что Куусинен — вроде как секретарь Исполкома Коминтерна, потом видный деятель Карельской АССР. Слава не знал, что Арво "Poika" Туоминен, с говорящим прозвищем "мальчик" — секретарь финской компартии. И вопрос главного "по-тарелочкам" в этом регионе означал одно — кто станет новым финским "королем"? Но по контексту Слава и так догадался о чем речь.

— Ему это не нужно, это слишком большая власть и ответственность! — безапелляционно заявила Лена.

— Но люди за ним пойдут — а это главное. Он пользуется очень большим авторитетом — и здесь, и за речкой, и за морем!

Мерецков оценивающе всматривался в лицо Лены, пытаясь по ее мимике и жестам определить истинный фарватер в этой непростой ситуации.

Викторов тем временем расшифровывал непростой для непосвященного код, на котором разговаривали сейчас эти сильные мира сего и приближенные к ним. "Здесь" — это СССР, "за речкой" — это заграница, и речь точно идет о Финляндии. А вот за морем? Швеция? Англия? Отец Лены был в Канаде, и с прочими финнами приехал в СССР в конце 20-ых, начале 30-ых. А Мерецков, как выходец из простых крестьян — у него все "море". Даже если это целый океан. Получается, тут пошла крутая международная игра. И коварный царедворец пытается угадать — кто в сталинской колоде будет в козырях, а кого решат сбросить.

Пауза затянулась, ощущалось, что Мерецков колеблется перед решающей ставкой.

— О твоей мачехе, Марии, ничего не слышно? — наконец отважился на вопрос интриган. Его дамы чуть слышно, но заметно вздохнули, и непроизвольно отшатнулись. Кожа на скулах у Лены натянулась и побелела, она быстро моргнула несколько раз.

"Судя по реакции окружающих. Кирилл Афанасьевич решился на прямой зондаж!" — Викторов находился на пике мозговой активности и сейчас мог выиграть чемпионат по покеру. — "Что могли сделать с женой высокого руководителя? Известно что: воронок, обвинение, чистосердечное признание, суд, десятка лагерей. У Куусинена так бывшая жена, Айно, "уехала в Казахстан". У Кулика — вообще бесследно исчезла. И, значит, он пытается выведать — если Тройлайсет пошел в козыри — большая вероятность, что выпустят. Пробует почву, хитрый ярославский крестьянин, как слегой на болоте. Но такта не достает. Лена, она не лягушка, сейчас как "хрюкнет"..."

Работая на опережение и стараясь предупредить совершенно не нужный ему конфликт, Викторов попытался сказать:

— А что здесь на второе сегодня?! — Но к ужасу обнаружил, что прохрипел что-то страшное, совершенно жутким, каркающим голосом. Хронодиверсант настолько увлекся процессом расшифровки разговора, и при этом заметно переволновался от своей непосредственной близости к истории, что забыл дышать. А без воздуха в легких, как ни пыжься — голосовые связки вибрировать в нужной тональности не станут.

— О боже! Юрочка, что с тобой? — тут же переключилась Лена на спутника, который с выпученными глазами медленно заливался пунцовой краской.

— Эпилептик? — бодро поинтересовался Мерецков. — Нужно нож ему в зубы вставить.

Двумя ударами кулаком в грудь, Слава успешно реактивировал процесс дыхания.

— Не надо мне нож в горло вставлять, Кирилл Афанасьевич. Давайте я вас лучше щелкну?

— Что-о-о?!

— Юрочка наш фотограф! — защебетала прыснувшая Леночка. Ей очень понравилась невольная шутка спутника над Мерецковым. — У него запись на год вперед — так талантливо фото делает!

— Ну, я тоже могу встречу устроить. Под запись... — начал куражится, старающийся немедленно отыграться Мерецков, вдавливая в речь аспидно-черные намеки полу-угроз.