Их маленький дом, но свой, каменный, да ещё в большом городе сразу выделял их в отдельный класс. У большинства пределом мечтаний была квартирка-кондоминиум у чёрта на рогах. Они с Мартой не тратили деньги на всякую виртуальную ерунду, на дурацкие шмотки, на бессмысленные рестораны, они умели сберегать на главное, на то, что имеет реальную ценность. Точнее, они совершили только одну ошибку. Они делали карьеру, копили на дом, потом обустраивались, но всё откладывали завести детей, казалось вот-вот, ещё немного, потом ещё... Потом оказалось поздно.
Их ещё со школы учили, что рожать надо после тридцати, надо сначала создать благосостояние и прочую лабудень... а потом оказалось поздно. Медицинские центры не помогли. Марта очень страдала, она очень хотела детей. Мало кто умел любить как она. Она хотела детей — своих и от любимого. Усыновлять хромых негритят непонятно откуда, как пропагандировали в головизоре, они не захотели. И правильно. Как показал опыт тех кто так сделал, как правило из этого ничего хорошего не получилось.
Они были очень счастливы. Механик-наладчик его категории классно зарабатывал и они ездили по всему свету... Жаль, что не получилось с детьми. Ну что поделаешь. Они с Мартой очень сильно любили друг друга, быть может это была любовь, которая назначалась так и не родившимся детям. А потом Марта заболела...
Мужчина машинально пригладил седые, начавшие редеть волосы, потом бережно снял со стены начавшую выцветать старую фотографию в рамке, ещё обычную, не голографическую. Какая Марта красивая! Ещё до свадьбы. Как ни старайся, а на свету со временем выцветает всё. "Фотодеструкция", почему-то пришло в голову научное слово. Он бережно запаковал рамку в герметичную коробку и засунул в рюкзак. На комоде прямо под невыцветшим прямоугольником на стене остались цветы. Любимые цветы Марты. Пусть стоят. Марта уедет с ним. Не беда, там, где-нибудь на дальнем острове он поставит новые цветы. Он отлючил нажал комбинацию цифр и букв на электронной рамке размером с телевизор. Когда в комнату кто-то заходил, она начинала прокручивать скопившиеся за жизнь фотографии Марты, их было очень много, он очень любил её снимать. Характерный щелчок и лёгкий запах гари. Теперь оставалось самое главное. — "Поехали, Марта," — тихо сказал мужчина, нежно, словно младенца, укладывая в рюкзак капсулу с пеплом.
Последние минуты в их доме. Он присел на широкую кровать. У океанийцев есть странный обычай, называется — "присесть на дорожку", доставшийся им от русских эмигрантов. Древняя бытовая магия, чтобы духи предков, охраняющие дом, не бросились за уезжающими и не оставили очаг предков без своей защиты. А так они видят, что люди не суетятся, верят, что хозяева вернутся. Люди не просто сидели пнём, а думали о дороге, вспоминали не забыли ли чего, говорили заговОры, то есть программировали себя на нужное развитие событий: "чтоб дорога была удачной, чтоб никому не заболеть...". Марте это понравилось, когда они встречались с океанийцами — во время своих путешествий на рентованной яхте им встретились морские кочевники. Словно люди из другого мира.
Сейчас он не произносил заговОров, не планировал, он вспоминал. Сюда он больше никогда не вернётся. Если им удастся уйти, то само собой, а если нет, то тоже понятно. Он умрёт в тюрьме. Но тогда у него наверняка отберут Марту и он не видел смысла сдаваться. Воспоминания летели словно кадры ускоренной старой киноленты.
Они с Мартой потратили слишком много времени на социальную медицину. Болезнь быстро прогрессировала, а социалка только облегчала страдания. Бесплатное лечение от этого государством не обеспечивалось, это стоило невообразимых средств в частных клиниках и то не было гарантии. Он решил продать всё и залезть в долги, которые всё равно никогда не отдаст. Главное — спасти Марту. Марта была против, она не давала разрешения на продажу дома и машины, убеждала его, что риск слишком велик и если она всё равно умрёт, он просто окажется на улице в нищете на старости лет, а если даже выживет, то они окажутся на улице вдвоём и у неё не будет сил видеть, как он страдает. Тогда его послали в командировку на Филиппины на неделю. В отчаянии он полетел, чтобы заодно встретиться с теми старыми океанийским приятелями — они подарили ему коммуникатор и время от время они болтали по Нейросети, кроме того информацию там было найти намного проще и она была полнее и точнее, чем в Глобалнете. Там же он узнал, что болезнь Марты могут вылечить в Океании. Бесплатно. У них медицина не была бизнесом на человеческих страданиях, суперкорпорации не вздували беспредельные цены, их не покрывали лоббисты из правительства, ясное дело, не за "спасибо". Конечно, никто не давал гарантии, но это был шанс. Приятели сами подскочили к нему на личном гидросамолёте, узнав в чём дело, тут же связались с местным центром эммиграции и районным СЧП ним и получили для него ответ — приезжайте как можно скорее, пока ещё не поздно. Подавайте запрос на гражданство, Марту тут же положат в госпиталь, а там будет видно.
"— А прилететь к вам, подать официальное заявление, бумаги..." — спросил он. "Зачем?" — удивились с той стороны. "Приедете и подадите, неужели Вы думаете, что мы будем гонять человека из-за формальной ерунды?" По въевшейся в кровь привычке и опыту общения с всесильной непрошибаемой бюрократией он и летел, чтобы бить челом лично, подписывать, разбираться на месте... Всё можно было решить не выезжая из Германии. Он никогда не мог простить себе этой невероятной глупости. Что это на него нашло?
Когда он прилетел назад, было поздно. В Золотом Миллиарде для неизлечимых больных давно существовала процедура эвтаназии — безболезненный укол врача и всё. Но Германия и тут оказалась впереди всей планеты, если раньше требовалось согласие близких родственников, болезнь должна быть абсолютно неизлечимой и в терминальной стадии и т.д., то недавно втихую был принят закон "упрощающий процедуру использования право человека на помощь в добровольном определении продолжительности своей жизни", это заметно сокращало расходы государства на содержание тяжёлых больных. Старых людей было очень много — Германия вымирала, заселяясь мигрантами с юга, немцы не хотели рожать детей, неразумно откладывали это дело, поддавшись всеобщей пропаганде или вовсе становились "лицами, реализовавшими своё право на выбор другой сексуальню ориентацию, не предопределённой слепой игрой природного случая". Согласия родственников больше не требовалось. Болезнь больше не должна была быть абсолютно неизлечимой — достаточно было того, чтобы её не могла оплатить соцпомощь. Дальше с измотанным человеком работал профессиональный психолог, ускоренная процедура... родственников по этому закону могли извещать только после того как всё случилось — это было право больного, которым они часто пользовались, не желая видеть слёз и протестов родных.
Марта оставила ему последнее обращение, вот она, маленькая карточка в его руке с официальным переливающимся штампом. Мужчина встал в секундной нерешительности. Когда он смотрел это видео, он каждый раз плакал. Внезапно он резко повернулся и положил карточку на комод, около цветов. Любимая для него навсегда останется живой. "Пойдём, Марта! Пора," — тихо сказал он, бережно поднимая рюкзак. За эти годы он всё время разговаривал с ней, как будто она была рядом, если рядом были люди, то про себя. Он навсегда закрыл дверь. Почти беззвучный щелчок дистанционного пульта. "Мёртвая рука" включилась. Он надеялся, что никого не убьёт и не покалечит, ну не полезут же они очертя голову, поэтому ставил слабые заряды, чтобы отпугнуть неизбежных гостей, пока термитные шашки делают своё дело.
— Эй, ты куда собрался? — привязалась словоохотливая соседка, только он сел в машину. Она клеилась к нему с тех пор, как не стало Марты. Он вздохнул, достало уже её отшивать. Пролесбиянила полжизни, потом вот спохватилась. Молодые девчонки-лесбиянки иногда смотрятся пикантно, по крайней мере так ему иногда казалось, но парочка старух-лесбиянок это... он чуть не сплюнул на пол. Чем они думали раньше? Годы пролетели и на что?!
— За покупками съезжу, — отрезал мужчина.
— Так домой же доставляют...
— Материала и инструментов прикупить, это всё на месте надо, а то привезут ещё чёрт те что.
— Надолго? — она посмотрела на заваленное чем-то и покрытое старой рогожкой разложенное заднее сиденье.
— Вернуть ещё кое-что надо, после обеда буду. Нет-нет, я не зайду, в городе поем.
"Неудачно получилось, Марта," — покачал он головой, выезжая на автобан. "Ну ничего, мы назад машинку автопилотом отправим, может и не заметит."
Он знал, что где-то здесь включится внутренняя Нейросеть. В крайнем случае можно в любой точке включиться и во внешнюю, но тогда могут засечь, а так разве что случайно. Вот и сообщение на стеклах закомуфляженного под старомодные очки серьёзного коммуникатора — маленький ярко-жёлтый вопросительный, каждые три секунды трансформирующийся в розовый восклицательный. Плохо. Центр предупреждал его, что за ним или уже началась охота или вот-вот начнётся. По какой-то причине ему сообщили слишком поздно. Странно, ещё пару дней назад он мог просто уехать без всякой суеты. Просто купить билет до Филиппин или Индонезии, дальше бы его забрали и ищи ветра в поле. Он тогда спрашивал, не опасно ли оставаться, ответили, что всё под контролем. Ну как вышло так вышло, им виднее в этих делах.
Поворот к лесопарку, тут в это время никого. Быстро переодеться — кожанные штаны, куртка с заклёпками, полусапоги с подковками. Вытащить электроскутер из-под рогожки. Накладная седая борода легла на нужное место только с третьего раза, хоть он и тренировался дома, но опыт значит много. Седой парик с длинным хвостом, заплетённым в косичку. Сверху бандана. Гелевая накладная маска с глубокими морщинами легла правильно. Типичный старый эко-рокер, таких в этом районе немало. Он посмотрел вслед уезжающей машине. Она показывала сигнал, что в ней пассажир. Считалось, что обмануть автопилот нельзя, но это не для старого механика. Он усмехнулся.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — -
— Ладно, Озан, три тысячи — деньги хорошие. Мой рыдван от силы семь стоит, честно тебе говорю, как соседу, батарея уже заряд почти не держит, но дело твоё. Понимаю, родственники, занимаются стремноватыми делами. Договорились, делаешь копию ключа, я в половину одиннадцатого оставляю тачку в переулке недалеко о станции, где нет камер и, типа, потому что на стоянке мест нет. Тачку, типа, угоняют. Я вечером еду со смены, обнаруживаю и звоню в полицию. Твои родственники бросают тачку на окраине. Если разобьёте или не вернёте, мне даже выгоднее со страховкой. Если их полиция вяжет, претензии не ко мне.
— По рукам.
Батарея сдохла, хорошо, что хоть удалось дотянуть до старой промзоны. На следующий день отловленные местные бомжи поведали полиции, что вчера около полудня олдовый эко-рокер подобрал своего корешка, чуть помоложе, у цеха с заколоченными окнами. Нет, они не видели как корешок выходил из угнанной машины. Но опять же, откуда ему тут ещё взяться, если б он был местный, они б его знали. Как выглядели? Да обычно, как эко-рокеры: кожанные штаны, куртки в заклёпках, банданы, седые волосы хвостиком, в конце заплетённые косичкой. Электрический скутер, куда ж без него. Не, модель не знают, номера не помнят, но видно что дорогой, хороший. Вещи? Были да, у одного небольшой рюкзак, у второго — большая сумка, видать, тяжёлая. Один вроде немец, другой посмуглее, но тоже в годах, седой весь. Очки тёмные. Куда делись? Уехали, ясное дело. На своём скутере, на чём же ещё? Нет, больше не видели.
— Не нравится мне наш вид — сумка слишком большая, полиция может привязаться, ещё только этого не хватало. Тебя скоро вычислят, значит, будут знать и модель, и номер скутера. Надо от него избавляться, а я ничего подходящего не успел найти.
— Мы что, пешком что-ли пойдём?!
— Нет, конечно. Сверни вон к тому пустырю около свалки, где вдали старые пятиэтажки.
— Там рискованно, Ровшан, это негритянское гетто.
— Я знаю, но ехать так ещё рискованнее.
— Заблудился, дед? — шестеро жилистых негров в штанах-парашютах подгребли разболтанной походкой. Руки в карманах. Ровшан оценил ситуацию — у всех ножи, минимум у двоих — стволы.
— Заехали по делу. Не на надо так делать, — он нехорошо оскалился, когда двое негров стали обходить их с боков.
— Ты хочешь указывать что нам делать?
— Если это меня напрягает, то да. Не хочу деловой разговор начинать со стрельбы, — он держал обе руки в карманах.
— Ты стрелять-то умеешь, дед?
Негромкий хлопок и половинка кирпича в двух метрах от компании брызнула осколоками — странный дед выстрелил сквозь карман. Второй дед, что сидел за рулём, тоже держал руку в большом кармане. Он знал, что оружия там не было, но оппоненты этого не знали.
— Что у тебя за дело?
— Вон ваши пацаны катаются на антикварном байке, вроде "хонда"? Бегает все ещё. Мы её готовы поменять на наш электроскутер, я знаю, что наш в пять раз дороже, но нам так надо.
Негры переглянулись. — А документы у вас на него есть? — выступил вперёд один с самой наглой физиономией, видимо, главный.
— А у вас?
— Он краденый.
— Наш тоже.
— Ты мне нравишься, дед! — негр заразительно захохотал. — Штука сверху и забирай!
— Не при деньгах мы сегодня, ты и так в нехилом наваре. В общем, полштуки сверху, но с вас ещё канистра топлива, два старых шлема, ремкомплект и насос.
Негр кивнул и пронзительно свистнул пацанам на мотоцикле, которые давно остановились и глазели на странных гостей.
— Слышь, бро, — Ровшан напоследок кивнул главному, — наша коляска в розыске, лучше сегодня же днём разберите и продайте по запчастям. Вам же мазёвей будет.
— Хорошо, бро, что сказал, вот что значит не белый! Нашу железяку вряд ли кто ищет, но ты знаешь, на автобаны с таким движком уже нельзя, могут повязать.
Молчаливый немец газанул, турок на задке обернулся, чтобы махнуть рукой напоследок, а может это был повод повернуться и посмотреть, чтобы им не выстрелили в спину.
Чёрная братва задумчиво смотрела им вслед.
— Кто они, интересно? — спросил самый молодой парнишка.
— Думаю, старые мокрушники. Косят под эко-рокеров. Ты видел, как тот выстрелил и ствол бесшумный. Во втором кармане у него тоже ствол, я видел контур. А у того, что рулил, может вообще пистолет-пулемёт. Наверное завалили кого, легавые на хвосте, колёса подломили, но нужно было транспорт поменять — сумка большая, нельзя с такой на скутере ездить, а на байке можно. А ещё я думаю, они через лес ломанутся, значит вокруг дорог и заправок. Топливные заправки все наперечёт, боятся.
— Поэтому им канистра нужна! — парнишка с нескрываемым восхищением посмотрел на главаря. Вот ведь в жизни понимает! Когда-нибудь и он таким станет.
По чисто негритянскому разгильдяйству они решили отложить разбор скутера до завтра, а сегодня отметить удачную сделку — попить пива и дунуть плана, работа не волк. Ещё не успело совсем стемнеть, как их всех взяли. Наивные гопники и правда думали, что полиция боится заезжать в негритянские кварталы, а правительство неспособно ничего сделать, потому что побоится обвинений в расизме и нарушении всяких там прав. Оказывается, когда серьёзным людям действительно нужно, то всё совсем не так. Допрос был очень жёстким, оказалось, что традиции гестапо не совсем забыты, а новые техники со старым отношением к делу быстро дают результат, когда это очень нужно. Через полтора часа следователи знали всё.
