Последнее повеление Лариат выкрикнул во весь свой голос, высвобождая воздух из лёгких и магию из себя да из обоих кубиков — направляя энергию в кулон-фляжку, заполненную упомянутыми слезами. Высвободил всю ту магию, что по зарядам собирал в пещере при тренировках с соответствующим настроем и что имел сейчас. Во все те слёзы, выплаканные с бессильной ярости и верности родным, не отвечающим взаимностью. Со всей той болью, что Скарлет научила его терпеть.
На самом деле Лариату было не важно, ответит ли Бог на молитвенный призыв поучаствовать в создании реликвии имени Его. Не получилось бы тут — завершил бы дело какой-нибудь избранный или высокопоставленный иерарх церкви Торма, которому бы через посредника вручили сию заготовку. Возможно, именно поэтому Торм ответил на просьбу мальчишки — пролил свою слезинку во всё ещё открытую фляжку. Болезненно яркая золотисто-белая капелька сакральных сил Бога осветила залу и освятила амулет — реликвию!
Деревяшки осыпались в труху и прах — ладошки Лариата сошлись, зажав кулон. Подрагивающие большие пальцы кое-как справились с завинчиванием крышечки. Как раз за эти мгновения пред ним возникла Божья Длань — полупрозрачная латная рукавица ладонью вверх и с золотистым ореолом сакральной силы, повергшей всех присутствующих на колени. Лариат ни в мыслях не сомневался, кладя только что совместно созданную реликвию на протянутую ладонь. И с волнением в голосе осмелился почтительно произнести:
— Молю, о Торм, позволь мне отправиться вручать Твою реликвию наследнику мирского Дома брата Роба и напутствовать его род. Я повинен в разладе у Силмихэлв и мне улаживать раздрай во благо и гармонию между землёй и небом. Пожалуйста, о Торм, позволь мне показать столь востребованный у людей брод между Тобой и Хелмом...
— Дозволяю, маленький министр Ао, — спустя долгую минуту громыхнул Глас Божий, вгоняя в священный трепет всех трёх человек, полуэльфа и эльфа, убеждённо служащих Сверхбогу Ао. И латная длань чуть покачнулась вперёд, пропуская между пальцами цепочку и надевая реликвию на шею Лариата, подставившего ладошки под сияющую фляжечку. — С честью неси мой святой амулет ярых слёз верности и выполни свой долг.
— Клянусь! Спасибо... — благоговейно вымолвил Лариат, наполненный божественной силой Верной Ярости, разительно отличавшейся от таковой у Королевы-шлюхи.
Пока никто не очухался, мальчугана уж и след простыл.
На вилле Силмихэлв печально известного Лариата узнали и встретили недружелюбно. Однако из благодарности за исцеления и наследника позвали, и пустили помолиться в святилище Хелма — Дог с реликвией Торма остался кантоваться снаружи. Лариат действительно хотел примирения, искренне вещая в том лагере пред рядом, строем и толпою. Возможно, именно поэтому ему всё-таки удалось дозваться бога Хелма, по аналогии создавая из второго кулона-фляжки — святой амулет Здравого Бдения. Общение вышло непредставимо труднее, и без бдительности капеллана Лоренса нечего было и помышлять о разговоре тет-а-тет.
Представившийся министром Ао как мог более торжественно и при небольшом скоплении домочадцев во дворе виллы — вручил оба амулета сыну патриарха Таркаса.
— Охраняйте людей с умом и сердцем. Бесчувственно сторожите товары, — напутствовал мальчик, протягивая амулеты. — От кипучей молодости к чёрствой старости через обветренную зрелость. Я, министр Ао, передаю реликвию Торма для наследников Дома Силмихэлв и передаю реликвию Хелма для патриархов Дома Силмихэлв с дозволения богов во имя и ради баланса Всевышнего Лорда Ао, — торжественно провозгласил Лариат, вкладывая амулеты соответственно в левую и правую ладони и сжимая кулаки молодого человека.
Симон аж встал на одно колено. Самого Лариата зримо потряхивало после совместного с божеством завершающего акта длинного ритуала по созиданию реликвии на основе арканной и сакральной магии. Не бог весть какие по силе амулеты получились, но спасут по одному калеке в десятидневку или после ритуальной молитвы жреческого круга из клириков, способных на молитву лечения средних ран. Лариат бы ещё добавил: "Как зеницу ока берегите реликвии Богов, используйте мудро и всё такое", — однако ему это невместно говорить, ибо он не являлся ни жрецом Хелма, ни жрецом Торма, чтобы от имени этих богов распоряжаться их реликвиями свыше дозволенного.
Глядя в стальные глаза, Лариат встал на оба колена и произнёс:
— Симон Силмихэлв, первенец патриарха Таркаса и наследник Дома, спрашиваю я, Лариат, свершивший святотатство в стенах вашей виллы вечером двадцатого тарсаха сего года. Спрашиваю, как сын бывшего наследника у сына принявшего наследие. Избыта ли моя вина перед родом и Домом Силмихэлв? Оплачена ли моя вира роду и Дому Силмихэлв?
Вставший Симон не дрогнул и не потерял самообладания, хотя глазки забегали по суровым или вдохновенным лицам воинов, слуг и поросли его Дома, которые скапливались вокруг во внутреннем дворике виллы.
— Да, Лариат, избыто и оплачено, пусть будут Боги мне свидетелями! — Воскликнул Симон торжественным тоном, воздев кулаки к небу под одобрительные выкрики.
— Да будет так, — выдохнул Лариат, поднимаясь.
И в тот же миг исчез, не желая ни мгновения лишнего находиться здесь. Тяжкая ноша свалилась с его плеч — одна из. Небольшой повод к радости и серьёзное облегчение. Лариат уже закрыл счёт в лагере с Таркасом, и мог просто вернуть уже порядком изменённые и улучшенные кулоны, но душу свербело. Возможно, это не совесть, а действительное какое-то провидение Ао направляло для воплощения сих реликвий, лишая внутреннего покоя и гармонии. А может просто удовлетворение чрезвычайно завышенного самомнения Лариата, желавшего доказать, какой он весь из себя пригожий.
О, нет, Лариату после всего случившегося отнюдь не хотелось забиться в угол и свернуться калачиком, но и прыгать от счастья тоже. Он уже давно не испытывал такого приятного и расслабляющего чувства, что всё сделал верно и правильно. Ни вины, ни сожалений. Разительное отличие от злосчастного разрубания узла судьбы в тот злопамятный вечер двадцатого тарсаха. Доброе дело и добрый бальзам удовлетворения от идеально завершённой работы. Впереди ждало ещё множество целей, которые жизненно необходимо успеть достичь — некогда расслабляться.
И получаса не прошло, а очередь к алтарю в Синосуре утроилась. Министру Ао не пристало шляться по чужим храмам и святилищам? Седеющий халфлинг в лохмотьях и уродским шрамом по лбу не задавался этим вопросом, пока смиренно ожидал более часа, когда подойдёт его очередь поклониться алтарю.
Медленно шаркая, Лариат думал о том, насколько Дом Хунаба способствует распространению — красоты. Мундиры и формы — одинаковы. Однако они призваны украшать не носящего их, а его должность и место — это тоже очень важно и нужно в обществе. Отрешённо от своих неурядиц, Лариат старался подмечать и проникаться искусственной красотой сего помпезного сооружения в целом и естественными разводами на мраморных плитах в частности. У него на совести оставался ещё один груз, тянувший в Бездну. Нет! Грязное пятно, портящее красоту. Да!..
Когда подошла очередь безобразного халфлинга, на которого косились форменные служители Ао, его сердце, пропускавшее сквозь себя сакральную силу вот уже суммарно пяти божеств, настроилось на очередной резонанс. Лариат хотел раздербанить и продать свою коллекцию клубков, но так и не смог расстаться с сотней наилучших, вместо этого используя их в качестве шаблонов, для ставшего рутинным и неинтересным зачарования нитей. И все они топили его, связывая с прошлым. Лариат сообразил лучшее им применение, пусть оно и щемило сердце — это правильно. Так оно и бывает. Зато потом — легко и свободно.
— Огневолосая, как эти мои нити для тебя! О Сьюн, я жертвую тебе свои лучшие творения! О Сьюн! Эти Сияния. Эти Переливы. Эти Искры. О Сьюн, я жертвую тебе свои лучшие творения. О Сьюн! Этот Блеск. Этот Шарм. Этот Изыск! О Сьюн, я жертвую тебе свои лучшие творения. О Сьюн! Эта Золотистость. Эта Огненность. Эта Солнечность. О Сьюн, я жертвую тебе свои лучшие творения. О Сьюн! Это Вдохновение. Это Очарование. Это Созвездие. О Сьюн! Я жертвую тебе свои лучшие творения. О Сьюн! Эту Стройность. Эту Витиеватость. Эту Яркость. О Сьюн, я жертвую тебе свои лучшие творения. О Сьюн! Я собрал для тебя паутину в лесу. О Сьюн! Я при помощи устройств спрял для тебя эту воздушную нить. О Сьюн! Я собрал для тебя палитру красок. О Сьюн! Я дарю тебе нить Пылающей Радуги, о Сьюн!..
Хрипящий и сипящий халфлинг, обходя алтарь, вынимал и вынимал из глубоких карманов клубок за клубком, которые чудом не укатывались. Под конец своей молитвы он извлёк обещанный моток паутины и колбочку красочной эссенции магии, по каплям сцеживаемой во время живописных закатов да при любовании своими завершёнными картинами перед вручением какому-нибудь из деревенщин Северопрудного. На сей раз фантомная оболочка сдюжила выплеск магической энергии, в доказательство авторства зачаровавшей лесную паутину самым великолепным образом, по сравнению с которым меркла вся сотня предыдущих.
— Как красиво... — раздавшаяся ниоткуда и отовсюду похвала богини навернула слёзы. — Почему ты скрываешься от меня?
— Я запятнанный внук Амонра Хунаба, — склоняясь, ответил Лариат. И убрал личину, вторично поразив тех, кто уже видел его прошлое общение с богом Тормом.
— Во имя чего ты жертвуешь всей этой красотой?
— О Сьюн, я жертвую свои творения во имя вашей улыбки для моей бабушки в приближающийся день её рождения, — выдохнул мальчик.
— Одной улыбки? — Испытующе вопросил божий глас, порождая грозное эхо в нефе.
— О Сьюн, я уповаю на шикарное благолепие вашей улыбки, желая подарить сердцу юбилярши оживляющее воспоминание о молодости, а её душе — вдохновения на новые законы мод, — завернул Лариат просьбу, со слезами на глазах прощая бабушку за... за всё. Такой уж её сделала среда обитания. С волками жить — по волчьи выть.
— А для себя ничего не желаешь? — Чувственно спросила богиня, играясь своим чарующе музыкальным голосом в великолепном зале с продуманной акустикой. — Для семьи?.. Для Дома?..
— О Сьюн, я надеюсь стереть уродскую кляксу, пятнающую меня, семью и Дом, — вымучил Лариат, жаждущий любви и тепла, но прежде — расплата за былое. Чистота перед небом и землёй — насколько в силах человеческих.
— Достойно... — раздалась благодать и эхом размножилась, на сутки даря благословение Сьюн всем собравшимся в зале. Торм не был таким щедрым.
Роскошные огненные волосы накрыли алтарь, принимая жертву и дар. Миг спустя исчез и мальчик, оставивший благоговеть свидетелей, уже к утру разболтавших обо всём увиденном и услышанном у алтаря всех богов в Синосуре, множа новые слухи на старые россказни экипажа Люцентии, декады назад отремонтировавшейся и отбывшей на соседний материк — Мазтику.
Лариат, в кои то веки дорвавшийся до кабинетной библиотеки Дома Деслентир, оказался по-своему счастлив, тогда как Дог полетел выгуливать его фантомную проекцию с обликом бравого халфлинга по злачным местам Морского и прилегающего к нему Замкового районов Уотердипа — отрываться так по-крупному! Пусть ему физически недоступны некоторые взрослые развлечения, но сравнить книги с реальностью — надобно. Назвался взрослым — будь им. Или не строй из себя невесть что, набираясь жизненного опыта естественным образом.
Вундеркинду не составило труда найти и достать эльфийские фолианты, по которым Коринна когда-то училась магии. Взрослый мальчик давно уже не получал благословение из Купели Музыки, но вполне сносно откалибровал с Ларфом свой аналог вдоль и поперёк во снах изученного заклинания понимания языков, чтобы успешно читать и чётко понимать элвиш с дракоником. Малыш трепетал просто от касаний и листания книг, по которым училась его мамуля. Позор, если он не сможет их запомнить и освоить от корки до корки.
По мере приближения рассвета нового дня Лариата смущало и беспокоило болезненное вызревание внутри него пятнадцати даже теперь уже не бобов — корнишонов с запечатлённой силой четырёх божеств в жертву четырём богам, приютившим их семью в Доме Знаний. Это будет поистине вымученный транш на закрытие кредита! Ему оставалось лишь уповать и молить, что в храме Гонда примут эту чистую кристаллическую магию, похожу на сапфиры. Примут десять для уплаты всего небесного долга за семейную усадьбу стоимостью в шестьсот тысяч золочёных купюр. И ещё два синих продолговатых кристалла за скорейшее воссоединение с семьёй старшей пары близнецов Хунаба, обретающихся сейчас на лазурных пляжах Лантана. Лариат надеялся, что небесная канцелярия немедленно совершит внеурочный вызов Хаскара Второго Хунаба и Гедува Дувега к себе в Бюро, дабы они успели за грядущий день оформить все разрешения и забрать родственников с Лантана к празднику Макушки Лета — семья наконец-то вновь воссоединиться! Весь завтрашний и обязательно погожий день Лариат вместо встреч с роднёй мечтал без пригляда провести в наслаждении городским пляжем, вдосталь загорая и плескаясь, обучаясь плавать, строя песочные замки, разрабатывая драконий зоб хранением мифриловой одёжки и гальки, очаровывая своим природным обаянием семьи отдыхающих и при помощи фамильяра гипнотизируя алчных лоточников с хачапури и ватрушками — завтрашний день обещался быть солнечно тёплым и приятно насыщенным. А рутину может поделать и фантомный клон, пока оригинал на передышке от трудов праведных. Ну, разумеется, ещё три корнишона Лариат хотел впарить Саршелу минимум по цене в десять тысяч золотых монет, чтобы прибарахлиться кое-каким добром, знаниями и двеомерами. Очень хотелось надеяться, что мечты и реальность сойдутся в дружбе...
(Иллюстрации к главе с 143 по 154)
Глава 22, надежда умирает последней.
Разгар Лета Года Голодания.
— Ну, хватит уже дуться, Джас, — вздохнул Лариат, когда их оставили в комнате наедине — пора готовиться ко сну.
— Бяка! Эгоист! — Восклицая, бурчал заведённый близнец, обозвав "взрослым" словом.
— И не скрываю, — тепло улыбнулся брат.
Лариат подсел с Джасперу и прижался боком к его спине, обняв спереди и положив голову на плечо, отогревая эмоциями. Было интересно прислушиваться к братским чувствам.
— Я тоже хоту загорать и купаться в море, — обвинительно пробубнил малец, снизив тон.
— Как догадался? — Улыбнулся Лариат, начав топать пальчиками по спине, как иногда делал отец, позволяя себя уговорить сделать массаж под басенки про монстриков из Подгорья, кушающих непослушных или потерявшихся детей.
— Ты стал поджаристей и пахнешь... эм, ну, по-морскому, — объяснил он, зная, как подольститься к близнецу, поощрявшему интеллектуальную деятельность.
— Было весело, — улыбнулся Лариат, водя змейку меж позвонками. — Я познакомился с Натт и величайшим строителем замков Контом, а Пинчер высмеял мой собачий стиль барахтанья в воде и уговорил своего отца Карла подержать меня, пока я учусь гребкам, — прихвастнул мальчик.
