— Миритесь, — непререкаемо заявил Хоан, приземляясь в пригретый солнышком центр.
— Нет, — с силой уперся Ноег, не дав Хуану себя развернуть. Эёухи одинаково раздули ноздри.
— Останься... — глядя на ноги, просительно прошептал ссутулившийся и больше не выглядящий царем горы Неол, когда Хоан вырвал руку. Ноег отпустил беспрепятственно.
— Вы поссорились перед сном, на тебе часть вины. Проси прощения у брата, Неол, — сквозь зубы проговорил Хоан, постоянно скашивающий глаза туда-сюда в поисках дуота Панга, решившего пройтись по нагретой земле, укрытой по сравнению с Эльбра жесткой и острой простыней травы.
Эльфик тяжело и судорожно вздохнул. Молча. Мелькание фей вчера не допустило драки между крупно поссорившимся близнецами. По существующей с детства мысленной связи наговорили друг другу тонны гадостей, когда считающийся старшим рассказал о случившемся на зрительских местах ближе к завершению соревнований — запал неожиданной страсти с хоббитами пропек обоих, сгинув бесследно при появлении третьих партнеров, благополучно оставленных с первыми. Памятуя о словах Эасо, дуот Енго не осквернял дом фей дракой и сквернословием, обильно текущим между ними, но через оши. Альфарчик в конце торжествовал, выиграв по всем статьям. И ощущая себя сброшенным в компостную яму — Енго-врун! По неписаному правилу отвратное поведение одного близнеца бросает тень на всего дуота. Поддержка дуотом Эёухом высоко оценилась обоими братьями Енго — ни Тирл, ни Цуюк не подошли, поведение Ийла коробило, с прочими соблюдался нейтралитет. Твердая рука хорошо, но свежей оставалась память, и кровоточили раны внутри — вскрывшиеся нарывы серьезно отравили отношения. Ни тот, ни другой вот так взять и помириться, все простить не могли, вернее, один признать неправоту, второй простить ее.
— Хоан... — от собственного жалобного голоса затрепетали сгорающие в огне уши.
— Другие... важнее, — через плечо бросил успевший удалиться на два шага Хоан, сдерживающийся из последних сил. Но сказав последнее слово, он не выдержал напряжения и опрометью бросился к дуоту Пангу.
— Идем!.. — одновременно мысленно и голосом выпалил Хоан. Кивком головы его горячо поддержал Хуан, смотрящий под ноги, чтобы влага из суженых глаз не пролилась.
— Веди, — глядя в глаза ответил Пинг, не посмевший отказать сделавшему выбор в его пользу.
Эёух не пошел, он побежал еще быстрее, перепрыгивая через невысокие кусты. В лес, на запад, четко зная, что Пинг и Понг бегут следом, не отставая, догадываясь, что все присутствующие провожают их взглядами. Кровь стучала в голове, глуша все звуки.
— Ненавижу, бестия! — прошипел Ноег в братское лицо. Он посчитал низостью бить — руки пачкать. Отпрыгнув как от заразного, альфарчик, припустил в противоположную сторону, к восточной бамбуковой гряде. Неол тоже сиганул, в противоположную сторону от подтягивающихся с аллеи созвенцев.
— Стоять! — окрикнул цео. Кого? Один направо, другой прямо, четверо налево — видимо для остальных гимов, вмиг сошедших с небес на землю и заозиравшихся.
Углубившись в лес, Эёух интуитивно выбрал место, равноудаленное ото всех охранителей, рядом с бамбуковой стеной, вымахавшей из болотистой низины. Скоростной забег на километровую с лишним дистанцию вкупе с расстроенными чувствами — и оба запыхавшихся брата стали выглядеть жалкими птенчиками...
— Сядьте, — непререкаемо заявил Понг, зашумев тканью плаща, легшего с захлестом на пинговский.
Собственным примером, дуот Панг заставил сесть напротив дуота Енго. Поза лотоса, коленки попарно касались, четыре сошлись в центре. Усаживание не успокоило ни Хуана, ни Хоана, однако река их мыслей ушла в другое русло. Оба не могли произнести ни звука — судорожное дыхание и гулко бьющееся сердце препятствовало членораздельной речи, да они и не пытались, жадно всматриваясь в серые с цветными крапинками глаза.
— Мы покажем вам самое дорогое! — Мы не вы! — с отчаянным страхом и наглой смелостью.
— Научите ясновиденью... и покажем, — все-таки стушевался Хоан под внимательным взглядом, в котором отражалась толика сострадания, дружеского участия и... отстраненность.
— Мы пробовали вчера вечером, э-э-э, ну, перед сном, и ничего не вышло! Перед внутренним взором все размывается и... и будто глаза открыты все видно и все... — затараторил, запинаясь, Хуан.
Слыша молчание, они заволновались, порываясь сказать что-то еще и не решаясь, боясь. Жалостливые лица с текущими слезами, затмевающими взор. Они не моргали, не рыдали, их руки завладели панговскими — имеющие еле видные линии шрамов держались вместе, а вот вторые тискали пары эёуховских рук. Тишина накалялась, запекая решимость в подливе волнения. Минуты текли, Хоан и Хуан поедали Пинга и Понга, вынужденно сидящих рядом. Да, именно вынужденно...
— Наша связь перетягивает одеяло на себя, — наконец в озмеке заговорил Понг. — Вам надо глубже проникнуть в воспоминания, испытываемые тогда чувства... на время сеанса отрешиться от нас.
Понг услышал, как два сердца ухнули в бездну. Удар в трехметровый бубен, незнамо как поместившийся в худенькой грудной клетке — ему вторил второй. Пинг же отметил еще и ощущение чужого присутствия. Лис видел, как топчется на краю щита Неол, размазывающий оцарапанной рукой слезы и сопли. Он по большой дуге, отдавшись наитию, выбежал к сидящим. Смотреть на огненные очки дуота Панга оказалось нестерпимо больно — потоптавшийся паренек кое-что сообразил таки, начав открыто двигаться вдоль незримой границы, дабы увидеть лица Хуана и Хоана. Прерывистый звук "а" он смог выдавить, улегшись на купольную защиту и елозя расставленными кулаками по воздуху без ощущения четкой границы, зато внутри стена оши держала чародейский выплеск, даря беспомощность. Хуан и Хоан не видели никого, кроме Пинга и Понга. Неол как раз застал момент, когда дуот Эёух ощутимо вздрогнул, а затем резко перестал сутулиться, воля захватила мимику лица, высушив слезные дорожки, а дуот Панг наоборот, вздрогнул следом, ссутулился и опустил головы, разорвав контакт.
— Мы побратаемся, Панг! Станем одной семьей! И тогда ты не сможешь сбежать! Не предашь! Мы всегда будем вместе! Пинг! Понг! Вы будете нашими кровниками и никуда! Никуда от нас не денетесь! Не отпустим! Предательство кровника — грех под страхом кары Араса! Мы не можем так!.. Знать и ждать!.. Вы хотели предать, а мы!.. А мы предали Енго! Ради вас! Мы поняли то!.. Вы важнее нам!.. Семья... Посмотрите на наших папу и маму! Что же вы, а? Братья ведь не супруги! Любовь иная!.. Панг!!! Стань нашим кровником! — две лавины сошлись вместе и уперлись в крепостную стену, рокоча.
Выпученными глазами Неол неверяще смотрел, как распороли братья Эёух линию жизни на своих ладонях, обильно закровоточившую. Глаза эльфика не могли не увидеть ореол магии, засиявший на окровавленных ладонях, пачкающих сложенные ноги. Неол видел, как побелели костяшки панговского замка при расслабленных вторых руках, безвольно лежащих на перекрестье ног. Видел, как уносили жизнь напоенные магией капли крови.
— Вы требуете невозможного, — суховеем произнес Понг, преграждая путь потоку памятных образов. — Быть нашими кровниками стократ больнее. Это нереально, Эёух!!! — взорвавшись над упорством твердолобых. — После инициации ты поймешь, что смешение крови — это фикция! Ложь! Обман! Что ты изначально не мог им быть, Эёух!..
— Так объясни! Покажи! Почему?! Почему!?
— Мы согласились быть друзьями, вспомни! Только ими! Прекрати лить магию крови, Эёух!
— Это Твой выбор. Наша смерть будет на Твоей совести. — Либо кровники, либо трупы!!
— Прекратите истерить! Это глупый шантаж! — слезы падали плавно, собираясь отражающими луч Ра каплями над кровящей ладонью. — Немедленные объяснения вас вернее убьют, как и большая доля правды после инициации!
— Так, да?! Врун!!! Набрал дуодек годных в друзья!? Говорил, что пришел к нам учиться жить!? У тебя родственники, Панг, есть? Из эльфов, а? Кровные, а? Ведь ни-ко-го же!!! Так какого яла ты отталкиваешь нас?!! Нам Неол рассказал!.. Мы тоже вовнутрь!.. Оши не помеха! Докажи, что мы не зря тебе поверили...
— Впарил дружбу, теперь кровь хочешь, а потом и душу, да?! Ваши раскровленные ладони говорит о том, что вы опять нас ни в фоллис не ставите...
— Да мы вас спасаем, бестолочь жмыхняя! И душу тут ни при чем!
— Клянитесь, что сохраните свои души себе, в Ритуале САРА никому не предложите и ни у кого не примете! Клянитесь, что став кровными братьями Пингу и Понгу останетесь друзьями и этим удовлетворитесь, большего не потребуете и не предложите, чтобы в будущем не открылось! Клянитесь, что будете строить планы на жизнь без жесткой привязки к дуоту Пангу, не станете его хвостиком "где мы, там и вы"! Клянитесь, что никогда не будете требовать с нас что-либо или кого-либо каким-либо способом! Клянитесь, что никогда не будете нас умолять или заваливать намеками — только прямые просьбы и полное их забвение при троекратном отказе! Клянитесь, что примете любую внезапную пропажу дуота Панга и устремитесь или начнете розыск лишь по прошествии пяти сотен оборотов Глораса вокруг Ра! Клянитесь и повяжитесь, что в наказание за нарушение полностью уничтожите себя, кроме той частички, коей были до первого дня последней аттестации в гимназии Кюшюлю, когда о дуоте Панге и слыхом не слыхивали!
— Нет-нет-нет!!! — Никогда! Это бред!..
— Поклянитесь, и мы обещаем подумать над вашим желанием побрататься, несмотря на запрет старших. Мы не нуждаемся в спасении, мы переживем ваше неверие, мы с улыбкой развеем ваш пепел над Пелцокшес — не разрушайте дружбу...
— Панг! Мы не разрушаем, а упрочняем нашу дружбу! Как ты не поймешь?! Мы станем ближе! И роднее!.. Ты нас совсем не ценишь? Не любишь?..
— Ну что ж... Мы согласны. Как друзья. За последствия пеняйте на себя...
Ошалевший Неол стал свидетелем того, как дуот Панг выпрямился, став позой отражением дуота Эёуха, побледневшего от потери крови и магии. Невидимые ему лица обрели резкость черт и заострились — они выражали скорбь. Эльфик хрипло закаркал в отчаянии, когда собранные лужицы слез вытянулись в хлысты и разрезали ладони Пинга и Понга. Марево маэны и слезная взвесь окутали прижатые друг к другу ладони, мизинец к мизинцу. От набежавшей на лица Хоана и Хуана улыбки Неол взвыл и помчался прочь. У мальчишки без анестезии выдрали стержень, лишив опоры и равновесия. Далеко убежать он не успел — сильные руки подхватили его и прижали к себе. Иссякшими силами Неол колотил в грудь цео, безудержно рыдая.
Глава 31. Прошлое и настоящее
Иссиня-черные сханнки прорезались льдистыми молниями. В глазницах заглотившей коленные суставы головы грозились звездчатые сапфиры — стоит присмотреться, как заметное краем глаз вращение гипнотически приковывает взгляд. Камни через воронку высасывали магию. Крупные и выпуклые с одной стороны, они превращали вытаращенные глаза змеи коварное оружие — испуганное выражение перекочевывало к жертве. Такие же камни бочились у фиалкового цвета водяного сапфира, гладко полированного, с разными выпуклостями по обеим сторонам от острой грани обода, который держала когтистая пятипалая лапа из мифрила, крегмаона и сплавов на основе платины, иридия и золота. По витому венцу со строгой геометрией крепились немногим более мелкие многоцветные самородные анатазы, настолько же редкие, как прозрачные кристаллы иолита, и столь же превосходные накопители поляризованной маэны. Боевая баронская корона прижимала роскошную гриву древесно-лаймовых волос, волнами ниспадающих на спину. Ребристая флофоли цвета океанских глубин прикрывала колени. Поверх нее внахлест шли скрепленные в полосы слегка выпуклые чешуйки с темно-ледовым блеском. Под флофоли мелькали облегающие кольчужные шорты, скрепленные со сханнками. Мифриловая кольчуга мелкого плетения, почти тканного, скрывала легчайшую и тончайшую тунику, зачарованную на поддержание у тела комфортного микроклимата. Четыре плетенки по рукам ассоциировались со швами, на самом деле усиливающими защиту. Наручни испещряла рунная вязь, подкрепленная мелкими искусственными кристаллами алмаза, ворот тоже им инкрустирован. Грудь перечеркивали наборные ремни на кожаной основе, широкий пояс подчеркивал единый стиль. На спине соседствовали наверняка сжимающий пространство рюкзак и такой же колчан с сотнями запасенных стрел для композитного разборного лука с причудливо изогнутыми плечами. Светлые прищуренные глаза цвета девственного льда грозно подсвечивались изнутри, вместе с высокими скулами, узким подбородком и подходящей к тусклому камню во лбу галочкой волос усиливая хищное выражение благородного лица.
Отец Эёуха воевал с разбушевавшейся стихией, стылой пургой вымораживающей урожаи альфар вокруг крупного населенного пункта северных широт. Ему помогал десяток эльфов помладше, столь же грациозно говорящих на телоре. За спиной виднелись низкие горы с огрызками закопченых вершин, на небе кружилась буря облаков, подстегиваемых величавым драконом, издевательски низко выставляющим свое синее брюхо. Неторопливые и плавные движения тем не менее позволяли ему лихо уклоняться от волн магии, посылаемой чародеем, а заковыристые стрелы, туманные комки и туго скрученные сгустки всевозможных цветов дракон игнорировал — они стекали с его бронированной туши, а многие впитывались. Пара плевков синего пламени, оставляющего за собой снежный хвост, на порядок сократила количество огненно-рыжих кантио в виде кнутов, покрывал, шаров, жалящего роя и стаи пламенных орлов.
Изумрудноглазая женщина с ивово-шоколадными волосами была одета в тесный брючный костюм кроваво-багрового цвета. Одна коса венцом сидела на голове, вторая часть волос массивным медальоном на затылке. Головки спиц и булавок поблескивали каплями сочных изумрудов и коричневатых топазов, в центре конструкции на затылке тускнел александрит, высосанный досуха.
Мать Эёуха деловито сращивала отрубленную руку юного альфара, лежащего в общей палате забитого госпиталя, кем-то наспех организованного. Эльфа не озаботилась другими ранами пациента, перейдя к следующему, с прижженной культей и посиневшей кистью рядом — другие раны не ее специализация, как и вообще целительство. Из-за генерируемых ментальных волн спокойствия и обезболивания сама она не обращала внимания на стоны и причитания, из которых вырисовывалось следующее: внезапно все эльфийские дракончики-содалисы яростно атаковали беззащитных альфар, сторожившие горы с их сдерживающими северный холод артефактами дикие драконы вышли из-под контроля и в утренних сумерках атаковали паджу, истребив тысячи жителей. Когда эльфы с рассветом справились, убив физических и астральных существ, явился разумный дракон, тот синюшный, что вот уже целый день бьется с подоспевшим чародеем. Хладное пламя, изрыгаемое бестией, выводит из строя любые артефакты, по милости Великого Мэллорна оставшиеся работать после очередной катастрофы. Не находящие в эпицентре эльфы еще могли стабилизировать собой одетые на себя амулеты, но расходящиеся стены в двойной рост эльфа детонировали все остальные артефакты, и альфарам отрывало конечности, калечило лица и взрывало головы, множество осколочных ранений из-за чарованной домашней утвари получили жители двадцатитысячного паджу, житницы целой провинции.
