Панг помог Эёуху, выудив родительские лица и настроившись на них собственным ясновиденьем — они оба упирались в ладони друг друга, и прямая связь помогла запечатлеть процесс. Ошеломленные Хоан и Хуан увидели, как их пристальное внимание и неуравновешенная реакция отвлекли занятых отца и мать — пациент с ногой болезненно закричал и задергался, а на плантации кукурузы все таки опустился хищный хобот торнадо в сопровождении победного драконьего рева, раскатившегося по долине, несмотря на воющий ветер, хлещущий острым снегом своих собратьев, посылаемых на защиту.
Чтобы отвлечься, братья Эёух нацелились на родовое поместье. Родовое ли? Поместье ли? Искусственное озеро питали ключи грунтовых вод. В свете заполонившей небо серости водоем походил на грязную помойку в окружении прекраснейшего сада, местами потрепанного взорвавшимися фонарями и другими артефактами. Ни стен, ни крыши, ни пола. На поверхности мутного озерца плавали деревянные лавки, цельновыращенные, непромокаемые оплетки книг и свитки, зацепившиеся за ветки тянущихся из воды странных деревьев плетеные ковры, занавески, одежка. Разрисованные деревянные ложки из столового набора, блюда, детские игрушки и другая мелочь засоряли водную гладь, которую сек унылый дождь.
Семейное гнездо оказалось неподалеку от подвергшегося нападению альфарского паджу, в котором на два десятка тысяч жителей приходилось около сотни молодых эльфов и столько же отмеривших более пяти веков. Лапцисты эльфов образовывали свой квартал в построенном из камня и дерева паджу, но основное время владельцы предпочитали проводить в уединенных поместьях, разбросанных по округе. Некоторые после совершеннолетия предпочитали акклиматизироваться в подобных местах, среди альфар. В этом паджу школа отсутствовала, однако эльфы занимались репетиторством — заработок, знакомства... Учили боевым искусствам будущих воинов — другие науки только в школах. Так же молодые эльфы заряжали артефакты и амулеты. Старшие эльфы контролировали банк и держали бразды правления, включая судебную власть. Сейчас вся эта горстка обеспечивала магическую поддержку и защиту от мага-дракона, косвенно или напрямую порушившего множество альфарских домов — разрушающиеся в пыль кристаллы и осколки металла косили население только так, а зачарованное дерево порождало мощные пожары, выбросившие в небо дымные столбы, закручиваемые ветром в хищные щупальца.
Повинуясь желанию напоследок утешить, Лис хитрым способом — дабы не повторили — устроил суточную ретроспективу, вытеснившую разруху на задворки. Стопроцентно поместье, жемчужина в обрамлении сада в центре роскошного парка, не понаслышке знающего любовь хозяйки и хозяина. Посыл сработал. Волшебство красоты приглушило треволнения за родителей, где-то там, северо-восточнее, столкнувшихся с очередной ожившей легендой.
Повинуясь желанию близнецов, отданному в приказном порядке, Лис скакнул на тридцать девять лет назад. Водяные колонны, увитые косматым плющом, поднимались на высоту более метров трех. Внизу растительный плинтус скрывал крегмаоновские обручи с самородными необработанными кристаллами кварца, наверху ледяная лепнина пальмой — по центральной оси колон рос ледяной шипастый кристалл, напоминающий ствол колючей пальмы. Пол был устлан повторяющим линии каэлесовских татами теплым дерном с прихотливыми мшистыми узорами. Окон не наблюдалось — Через прозрачную и почти бесцветную ледовую крышу лился обжигающий рассвет — хорошее предзнаменование. Стены опять же напомнили спальню в цисторисовском листе — вьюн сплетался сеткой в толще льда, мутного квадратами, тонкого и прозрачного вдоль сохранившего краски застывшего растения. Прохладный тон разбавляли солнечные ромашки, в изобилии растущими по периметру. Изящная и невысокая деревянная мебель светлых тонов как вписалась в углу округлой полочкой с венчающим ее цветочным горшком с пышной шапкой солнечно желтых хризантем, маленьким трехногим столиком до колен взрослого, детскими стульчиками и скамеечками. Плюшевые игрушки, вязаные, деревянные, каучуковые — все аккуратно разложено по открытым рискусам. Уютная детская комната в середине необычного здания.
Огромная ромашка у прямой южной стены являла собой половину ложа, с левой стороны коего две ромашки меньшего размера создавали спаренную люльку на вытянувшейся к родительской кровати ножке — листья образовывали мягкую столешницу между ними. Правая половина была свернута в бутон, накрытый сложенным мелковорсистым покрывалом — льдисто серый цвет на изгибах бликовал пастельными оттенками радуги, его украшала кружевная вышивка оттенков молодой зелени. Роженица лежала на белоснежных простынях с зеленой росписью в том же стиле.
Помимо ворковавшего рядом с супругой мужа, лично принимающего роды в одной лазоревой ребристой флофоли, подпоясанной вышитым зеленью светло-голубым кушаком с кисточками, в комнате находилось еще пятеро. Родители жены, их первенца. Имплантированный в ушной хрящик плоский кристаллик величиной с ноготь мизинца имел причудливую трехмерную вязь внутри и поддерживающие красоту молодости чары — брак давно перевалил за тридцать три декады и трех отпрысков, включая взращенного в двух утробах. Она с изумрудными глазами, он с золотыми. Родители отца, их второго чада. Сережки с каплями кристаллов свидетельствовали о полувеком браке, результатом которого стал их общий ребенок. Он златокудрый, она с серебристо-лиловыми волосами. Он пятый раз в браке, она после второго не нашла очередного спутника жизни. Еще более торжественно и в то же время официально был одет белогривый чиновник-регистратор. Рядом с ним на воздухе возлежал поднос со свешивающимися краями кружевной ромбовидной салфетки, на которой лежали младенческие доппельвита и гербовые листы пергамента.
Пинг, Понг, Хоан и Хуан воспринимали сразу все помещение, как в отправленном еще в Кюшюлю дуотом Пангом образе. Вместе с тем накладывалось и восприятие из самых глубин памяти Оана и Уана — именно так назвали младенцев родители, вписав имена в государственный реестр, который по достижению ими совершеннолетия обновит соответствующую запись. Оан появился первым. Такой же сморщенный комок Уана вторым. Роженица лишь слабо постанывала, контролируя себя так четко, что заслужила уважительные взгляды обеих старших. Один дедушка хмыкнул на изумруды глазищ, второй потеплел от золота жиденьких волосенок. Принимающий роды отец казался четырехруким — он успел обтереть заранее приготовленной нежной тканью первый комок, завязав ему пупок так, чтобы в будущем получилась ложбинка. Отдав Оана матери, он принял Уана, с не меньшей любовью позаботившись и о нем. Далее оба младенца перекочевали в люльку — Оан был скалой, омываемой визжащим рядом Уаном. Отец лично защелкнул доппельвита на шеях. Затем чиновник знакомыми теперешнему Эёуху движениями стал пользовать материализованную ваджру, настраивая парный амулет у изголовья кроватки, подойдя церемониальным шагом. Ближе к концу его манипуляций тельце Уана вдруг вздохнуло и выдохнуло розовыми красками — кожа потемнела, визг стал хныканьем. Все трое приняли память Хуана об угасших терзающих болях, тянущих куда-то в темень. Всполох энергий, подчиняясь воле мага-чиновника, слизал всю кровь с простыней и остатки пуповин, ласковым облачком накрыв окровавленное влагалище, полностью восстановившееся — бледные щечки матери порозовели. Она приложила ладонь к зачарованным листам первой, сразу погрузившись в сон. Далее отец приложил в нужные места ручки близнецов, тоже следом уснувших. Сам он после подписания остался бодрым, принял поздравления, проводил гостей на телепортационную площадку, вынесенную за стены, и вернулся в детскую, временно совмещенную со спальней. Он излучал тепло любви и сиял божественным счастьем, когда укрывал детей и жену, когда разворачивал вторую половину ложа, когда в десятый раз поправлял детские пеленки и распашонки.
Мгновениями пролетали дни, задерживаясь на ярких и особо запоминающихся моментах: узнавание родителей, первое слово "папа", первые неуклюжие шаги, неизвестно какая драка за совершенно одинаковые мячики. Лис оставлял только визуальный ряд, накладывая на него фокус зрения, звуки, запахи и прочее из ранних воспоминаний спокойного Оана и плаксы Уана. Пинг и Понг вместе с Хоаном и Хуаном переживали младенчество, которым дуот Эёух делился настойчиво.
Мама-агроном растила разные культуры каждый сезон, и близнецы все время что-то грызли: четыре вида моркови, морковная свекла, сладкая редька, кольраби, орешки — мягкие кокосы с инжиром почитались за деликатесы по праздникам. Она активно привлекала детей к земляным работам, за прополкой рассказывая интересные сказки об олицетворяющих добродетели или пороки ягодах и овощах, а к праздникам Ра она из кустов при помощи магии делала причудливые фигурки, воображаемые весело хохочущими детьми. Готовил всегда отец, непременно баловавший любимых чад вареньями, вяленными да засахаренными фруктами. Ели взращенное на богатом приусадебном участке, коим являлся почти весь парк, пили в семье только свежевыжатый сок — жмых шел на корм червям или рыбам. Купал детей тоже отец, предпочитая холодную, не шибко студеную воду, раз в неделю он устраивал парную баню. Крема для массажа и самим массажем занималась мать, строго соблюдая очередность — отец помогал со вторым, однако женские руки приносили гораздо больше позитива в детскую жизнь. Оба родителя предпочитали полусапожки до икр и свободные брюки, которые вместе с блузами и рубашками ткала и шила супруга. Близнецы часто видели заигрывания и знаки внимания, но ни разу не смогли подглядеть за милованиями — при детях родители никогда не щеголяли в неглиже, даже в бане скрывая — исключение составлял последний год их совместной жизни с постепенным послаблением на наготу. Только при взгляде из будущего Хоан и Хуан поняли, почему на время игр с умным барсом родители уединялись, почему их рано укладывали и они первую часть ночи спали беспробудным сном.
В поместье, кроме той пятерки, за все время до отбытия в каэлес никто не появлялся — после сдачи дуотов череда балов длилась с месяц. Только родители и двое подрастающих шебутных близнецов. Они выяснили, что в доме есть еще кухня с массивными ледяными полками для утвари и таких вкусных фруктов с ягодами, которые приходилось тырить, превозмогая холод. Есть библиотека с забитыми друзами кристаллов, книгами и свитками полками. Есть взрослые комнаты, куда их ни разу не пустили, есть родительская спальня, куда те переехали за год до поступления в гимназию. Есть еще два крыла, куда им тоже не получалось забраться. Зато они всегда были рады поиграть во внутреннем дворике, обласканном Ра, побегать на внешней аллее под сенью деревьев — гибрид березы с ивой и ящерицей. Длинные слабо ветвящиеся плети с двумя видами листьев упорно не давали себя дергать. Ласковая прозрачная вода с островками кувшинок несмотря на холод часто принимала в себя братьев, купающихся под присмотром старшего. Они любили бегать под разлапистыми папоротниками всевозможных видов: и кустом, и деревцев на стройной ножке. В последний год жизни с родителями, начавшийся с их скандального переезда, оба любили лазать по веткам шатровых елей, надолго прячась там от родительского ока, не пущающего чад за парковую ограду. Они любили кататься на большой кисе и тискать маленьких кошек, особенно их котят — за случайную смерть одного из них оба схлопотали самую страшную выволочку из всех, напрочь забытых.
Волна воспоминаний бередила чувства с превалирующим смущением и то и дело возникающим стыдом. Хуан и Хоан заново переживали свое взросление. Вскоре Пинг и Понг попытались было отстраниться, но им не дали, настояв на гимназийском продолжении. Дуот Эёух решил пренебречь тоскливой грустью и печалью дуота Панга, сравнивающего жизнь близнецов со своим эльфийским и человеческим прошлым, не выставленным на их обозрение. Он был готов многое отдать за балующих малыша родителей, только ему дарящих свою любовь и внимание. Увы!.. Безусловно, экскурс в прошлое Эёуха чрезвычайно полезен, но Пинга и Понга он привел в негативное уныние. По мере скоростного приближения к текущему времени, дуот Эёух забеспокоился состоянием дота Панга, но оказалось поздно — последние года пролетели арбалетным болтом, ускорившимся на последних неделях.
Не успевшего ничего предпринять дуота Эёуха накрыла острая боль, в следующее мгновение провалившаяся в бездну. Краткий миг неизвестности, когда братья существовали отдельно от всего в виде висящей в пустоте мысли, по-настоящему не успел их испугать — бархат ночной тьмы поглотил их. Не спеша появилось чувство собственного тела, доложившего о ломоте во всех суставах. Вскоре кое-как очухавшийся первым Хоан, понявший, что он именно Хоан, а не Хуан лишь после взгляда на скорчившегося по соседству брата, сообразил, где они и почему так тихо — Венечье. Только сейчас его посетила мысль о том, как же тут тихо: ни насекомых, ни птиц, ни животных. Одни шепчущиеся растения. О чем? Не понять. По телу бегает отвлекающая боль, то тут уколов, то там натянув нервы. Оба брата чувствовали себя натуральным жмыхом, от лимона. Кислый осадок запоздалой вины, чувство с чудовищной скоростью упускаемого в реальности времени и всюду мерещащийся синий дракон заставили их подняться с лужайки и бездумно заковылять к своим лианам, ведущим в сон, на выход. Но не тут-то было — стоило дернуть их на себя, как руки прошибла пекущая боль, будто кости и мышцы раскалились добела.
— Вам в таком состоянии нельзя, — мелодично прозвенел сочувствующий голос Эирна, с тихим звоном появившегося с молчаливым Иурэ. — Вам следует расслабиться, отдохнуть и найти себя до появления остальных, — продолжил он, начав осыпать Хоана сглаживающей боль пудрой с крыльев. Близнецы, очухивающиеся рядом с лианами, говорить не могли из-за сведенных болезненной судорогой челюстей. — Вы опоздали — торопиться незачем. Пролив пересекать нельзя. Сегодня вы очень пособите, одарив крыльями как можно больше дуотов. Заснете в Венечье вместе с другими.
Накопившиеся вопросы так и остались не заданными — сведенные челюсти отпускало слишком медленно. Некая прохладность в голосе удобрила растущий ком тревоги и неясных чувств, ничего хорошего не сулящих.
— Что с ними, Панг? — повторила вопрос Ноарта оставшаяся за старшую цео. Время неумолимо близилось к закату, а с того берега еще никто не вернулся — сказалась массовость одновременно распускающихся магических способностей и неподготовленность требуемого объема эликсиров при отсутствии полноценно действующих лабораторий и готовых ингредиентов.
— Сорнякам крышу снесло, — зло буркнул Понг, тащивший Воздушный Ковер (!!!) с лежащими на нем братьями Эёух. Их кулаки были сжаты, а лица отражали удивление боли.
— В смысле, ничего непоправимого, — более вежливо вздохнул Пинг. — Они недавно вновь решились завести близких друзей, — начал он торопливо пояснять, мелко стригая ушами и отсвечивая преимущественно зелеными бликами в глазах. — Когда два новоявленных друга разошлись, а затем серьезно повздорили близнецы Енго, дуота Эёуха переклинило. Не сумев помирить дуота с самим собой, Хоан и Хуан помутившимися рассудками решили направить сдерживаемую оши чародейскую силу вовнутрь и обойти запрет на подлинное братание(!!!), дабы укрепить якобы шатающуюся дружбу, в Кюшюлю ими самими инициированную и нами неохотно, но тогда целиком поддержанную. Доводы разума не сработали — откажи мы им, дуот Эёух превратился бы в аутиста, замкнувшегося на себе из-за разбитой в дребезги веры в дружбу. Наши бывшие друзья ультиматумом стребовали!.. — едва не сорвался Пинг. — Недавний переход на ярус чародеев омытые Живой Водой организмы с неполным гормональным спектром болезненно переживут ялово братание, — скороговоркой сыпля терминами. — После выхода из Венечья поутру их тумт ждет сенситивный шок, а дальше специалист-психолог лучше нас объяснит, что друг и враг — это взаимоисключающие понятия, и что всякие братья могут быть как теми, так и другими, — громко сопя в две дырки.
