Грубо ухватив сущность, она протащила ее через лабиринты пустоши и швырнула в коченеющее тело. Он в ужасе открыл глаза — им оказался водитель из злополучной машины, валявшийся рядом с двумя трупами дружков в тех позах, в каких оставила их Нэфри. Он не видел кровавого "ангела", но чувствовал "его" яростные мысли, заполонившие разум:
"Я Камро, я ангел-воитель, я ангел возмездия! — нараспев, высоким въедливым сопрано кричала Нэфри, ввинчиваясь в его мозг, и для острастки хлестала узлаканца мечом. — Ты будешь жить, как человек, или сдохнешь, как скотина! Иди и брось твое оружие и форму в лицо начальникам, а потом скажи, что так повелел Камро! Молись восемь раз в день по часу, иначе умрешь! Заставь молиться восемь раз в день по часу всех узлаканцев, иначе все вы умрете! Отныне и пальцем не смей тронуть живое существо! Обидишь — умрешь, развеешься в клочья! Прочь! На тебе отметины моего меча! У тебя есть только отсрочка, и я всегда слежу за тобой! Помни!"
— Да! Да, да... — залопотал водитель, но Нэфри уже забыла и о нем, и о своих "финальных аккордах прощания" — она гнала автомобиль к морю, где в доме Сэна Дэсвери теплилась жизнь Ноиро Сотиса.
Когда взошла луна, девушка увидела знакомый по мыслям Учителя квартал, смятые сады, разоренные жилища. Это было так похоже на деревню Птичников после нападения племени Улаха... Нет, с обретением благ цивилизации люди не меняют своей сути...
Она подкатила к дому телеведущего, бросила машину, побежала через двор, и неожиданно для себя за поворотом увидела Всполоха, а возле него нескольких мужчин. На спине коня, крепко вцепившись в узду и гриву, ничком лежал какой-то человек.
— Я Нэфри, — сказала она, приближаясь.
Мужчины оглянулись. Она узнала Йвара Лада, Клива Матиуса, ребят-музыкантов, своего дядю Ноиро и Сэна Дэсвери.
— Нэфри! — обрадовался Ноиро Гиадо. — Святой Доэтерий, какая же это радость!
— Кто это? — она указала на странного всадника. — Что случилось?
Дядя пожал плечами.
Девушка подошла ко Всполоху, и тот покосился на нее большим маслянистым глазом, будто спрашивая: "Сама не видишь?" Если бы они не попрощались с Гатаро Форгосом несколько часов назад во Франтире, Нэфри подумала бы, что это он сам бессильно лежит сейчас на своенравном коне.
— Учитель!
— Не трогай меня, Нэфри, — попросил Та-Дюлатар, не раскрывая глаз. — Никто не прикасайтесь голыми руками...
— Живой! — с облегчением вздохнул Матиус. — Что с ним?
Нэфри ощутила на себе чей-то пристальный взгляд и увидела юношу, который показался ей смутно знакомым. Парень слегка походил на Араго-Ястреба, и девушка поняла, что он из племени Птичников. Но тут было что-то еще — то, что она для себя звала отпечатком души...
Собравшись с силами, Та-Дюлатар съехал со спины Всполоха. Его тут же подхватили под руки крепыш-Камро и юный Птичник.
— Что с ним? — спросил уже дядя Нэфри.
— Радиация, — ответила девушка. — Он попал в зону облучения...
Ту-Эл Эгмон опустил глаза, так и не осмелившись подойти к ней и поздороваться.
— Идем, обрадуем Агатти! — Гиадо взял ее за руку.
Вслед за Та-Дюлатаром, Камро и Птичником они устремились к дому, где на веранде стояли встревоженные Агатти Иссет и незнакомый седой бородач.
— Мама! — Нэфри обогнала всех и бросилась к госпоже Иссет. — Не плачь, все хорошо, я вернулась, я вернулась!
— Нэфри! Ой!
— Что?
— Ноги не держат... Прости...
— Мам, ну что ты... — девушка крепче прижала ее к себе и стала целовать мокрые горячие щеки.
— Я уже не верила...
— А ведь Ту-Эл вам говорил! — бодро ввернул, проходя мимо них, Камро.
И тут Нэфри снова встретилась взглядом с юным дикарем из сельвы. Озарение окатило ее волной, а юноша слегка подмигнул — как тогда, у ТДМ в Пирамиде Путешествий.
— Эфий... — обомлев, прошептала она, но юноша и Камро уже уводили Учителя в дом.
— А ты, девонька, часом, ничего не забыла? — спросил седой бородатый старик, щурясь на нее. — Наверху твой Ноиро.
— Хаммон, — Эфий остановился в дверях и быстро что-то добавил на языке Птичников.
— Вот и я пригодился, — сказал старик. — А с Кристи что?
Эфий произнес что-то еще. Нэфри с тревогой посмотрела на свесившего голову Та-Дюлатара, который теперь даже не переставлял ноги, а просто волочил их за собой, и на Хаммона с вытянувшимся помрачневшим лицом. Так вот он кто, тот самый легендарный Фараон!
— Я могу помочь? — шепнула она юноше, но тот сначала приложил палец к губам, а потом указал им куда-то наверх. — Поняла.
Девушка взбежала на второй этаж. Горничная-блондинка показала ей нужную дверь и не без любопытства оглядела с головы до ног, прежде чем уйти.
Ноиро казался мертвым. Тело его было, как лед.
Нэфри и плакала, и гладила его по светлым волосам, и что-то шептала, сама не ведая что — оно приходило само, такими же волнами озарения, как она вспомнила Эфия. И казалось в приглушенном свете ночника, что кровь снова побежала по жилам Ноиро, озаряя лицо его жизнью, что вот-вот он раскроет глаза и улыбнется ей со словами: "Я разыграл тебя!"
Но так лишь казалось — она хотела видеть это.
"Явись!" — тихонько позвала девушка, однако ничего не произошло.
— Сначала я, теперь ты... Но я не отпущу тебя.
Нэфри заперла дверь и протянулась рядом с ним. Серая пустошь приняла ее в свое извечное безмолвие.
* * *
— Только ты, — сказал Айят, глядя на Хаммона. — Больше никто.
Тревожно поглядывая на лежащего Элинора, все вышли из комнаты, оставив их втроем. Кожа на лице и на руках лекаря была покрыта мелкой сыпью ожогов, глаза словно выцвели.
— Альфа и Омега, — юноша придвинул кресла к постели умирающего. — Альфа и Омега вместе.
— Что ты там несешь? — вслушался Хаммон. — Он же помирает.
— Он умрет. Тело умрет, — кивнул Айят. — Сядь там, бери его руку.
— А делать чего?
— Ничего. Просто сидеть и держать.
Элинор пришел в себя и повел зрачками. Кровь снова выступила из носа и на губах:
— Кто тут?
— Кристи! Мы это! Не дури! Мы здесь!
— Ничего не вижу, темно и холодно.
— Давай включу отоп...
Айят резко перебил его:
— Хаммон! Не двигайся, держи его!
— Да ты же видишь, руки как лед. Он помирает!
— Да, я же сказал!
— Нэфри вернулась, или мне почудилось? — через силу спросил Элинор, и темно-багровая струйка покатилась на подушку из угла рта. — Вы тут?
— Вернулась. Мы тут, мы ведь держим тебя за руки, Кристи!
— Да я уже не чувствую рук, — пробормотал он, пытаясь улыбнуться. — Только болит все внутри... Но это не...
Тело его вдруг сжалось, стало каменным, и, не выдержав дикой боли, он сдавленно закричал.
— Святой Доэтерий! — едва не рыдая, простонал Хаммон. — Что я наделал?!
— Кри! — вдруг воскликнул Айят на кванторлингве. — Кри, ты слышишь меня?
— Эфий? Где ты? — но судорога снова сдавила задыхающегося Элинора пыточными обручами. — Я брежу? Это бред?
— Кри, уходи из тела, уходи сейчас же! Ты нужен Нэфри и Ноиро там — иди к ним, иди за мной, я веду!
Слушая их крики, старик не выдержал и завопил:
— Да что вы делаете?!
Но Элинор и Айят одновременно лишились сознания.
* * *
И перед Междумирьем Нэфри призвала все свое самообладание, чтобы выполнить то, чему учил ее Форгос, и то, от чего отказался отец, решив, будто бы это невозможно.
Она чувствовала, как становится черной дырой и как гаснет, растворяясь в мнимой сингулярности, ее золотисто-огненная сущность. Но — Святой Доэтерий! — это было так больно! Нэфри никогда не думала, что быть не тем, кто ты есть на самом деле — это такая невыносимая пытка.
Истошно закричав, она разломала реальность и вылетела в промежуток между мирами. Здесь, в синей мгле, высились гигантские пылевые колонны с тусклыми фонариками зарождающихся звезд внутри. Здесь было еще страшнее, чем в серебристых небесах над вращавшейся воронкой.
То, что Соглядатаи узнали о вторжении, она поняла, ощутив погоню, но мчалась вперед, боясь отвлечься и рассмотреть внимательно. Нэфри видела все вокруг — и позади, и сверху, и снизу, все одновременно, однако смутно и смазанно, стремясь лишь вперед. Преследователи настигали и вот уже стали окружать.
Она завыла от отчаяния и приготовилась биться до последнего, останавливаясь между колоннами и делая вид, будто тянет в себя вещество, как всякая черная дыра.
Но что это? Вокруг были двенадцать и...
"Учитель!"
Незнакомец сидел верхом на гигантском соколе, и впервые капюшон был скинут с его головы. Длинные серебристые волосы светились в синем вакууме, а лицо было точно таким же, как в том мире.
"Нас выпустили за тобой Соглядатаи, бейся! — шепнула ей мысль Та-Дюлатара. — И подпусти меня к себе!"
"Так значит, они обманулись!" — восторжествовала она.
"Да".
Нэфри стала тянуть в себя силы двенадцати, а те, шутя, принялись заковывать ее в броню Благословения и спрашивать, где она была так долго и почему ее память показывает такие странные картины. Тем временем сокол подлетел вплотную к "черной дыре", и Незнакомец что-то извлек из складок балахона.
"Умирать должен кто-то один. Это неприятно. Пусть лучше это будет со мной, мне не привыкать, — подумал он. — Летим туда, к Обелиску. Держи свой пропуск в мир иной!"
И, вернувшись в земной облик на перекидном мосту надо рвом, Нэфри увидела в своей ладони обыкновенную пуговицу.
— Что это? — спросила она вслух.
Учитель и Айят стояли перед ней такими же, какими она только что видела их в физическом мире, только у Кристиана не было никаких ожогов от облучения. Двенадцать союзников остались ждать по ту сторону рва.
— Сейчас там начнется очень серьезное сражение, — сказал Элинор, хмурясь. — Тебе надо успеть вызволить Ноиро — позови Аучар.
— Аучар?
— Позови Аучар и веди Ноиро прочь из Междумирья, мы вас прикроем.
— Да, хорошо. А тебя я рада увидеть вновь, — и она легонько толкнула локтем улыбнувшегося Айята.
Едва "пуговица" утопла в углублении у ворот, Обелиск раскрылся и поглотил Нэфри. Она видела только фиолетовый туман и блуждала в неизвестности, пока на память не пришли слова Элинора.
— Аучар! Ноиро!
Туман стек в пропасть. Перед девушкой открылась просека посреди загадочного ночного леса, и где-то там, в конце, мерцал влекущий свет. Она ступила было в тоннель из переплетенных древесных веток, но ее оттолкнули обратно.
— Рано тебе сюда, — насмешливо сказал Ноиро, и немая женщина в черной накидке, стоявшая у него за спиной и положившая ладонь ему на плечо, медленно кивнула.
Он и она возникли внезапно, из ничего.
— Джоконда! — увидев женщину, воскликнула Нэфри. — Вы что здесь...
— Это Аучар, она мать вождя Араго, Улаха, и Айята, — возразил Ноиро. — Ей нельзя говорить, а нам нельзя здесь долго находиться.
— Но ведь вы Джоконда! — настаивала девушка. — Только совсем молоденькая... Но это вы, вы! Я видела ваши снимки в юности, я помню вас и зрелой, я...
Та покачала головой и отступила в темноту аллеи, растворяемая дальним светом. Ей нельзя было разговаривать с живыми.
— Но... — Нэфри никак не могла успокоиться: что-то здесь было не так. — Но разве может быть такое? Вы ведь она, она! — крикнула девушка вслед исчезающей Аучар.
Та подняла руку и плавно, величаво ею взмахнула перед тем, как исчезнуть совсем...
...Всё вокруг Нэфри переменилось. Она стояла на коленях в каком-то доме и при тусклом свете факелов на стенах и лампадки на полу бормотала неведомые ей самой заклинания над раненым человеком. Это был совсем еще молодой мужчина, пришлый — он явился к ним со звезд. Нэфри поймала себя на том, что считает его божеством и чувствует, как утекает его жизнь, отмеченная проклятием. Она оглянулась и увидела сидевшего неподалеку другого белого мужчину, постарше. На его немой вопрос Нэфри не ответила, лишь сделала какой-то знак рукой. Тогда он ушел за ширму.
Раненый снова заметался в приступе лихорадки. Он раскрыл глаза и начал бредить на непонятном ей языке, а взгляд его при этом был на удивление осмысленным — но лишь до тех пор, пока дурнота снова не заволокла его сознание тягучим туманом. Решительно встав с колен, Нэфри сдернула с себя через голову длинную широкую рубаху и, обнаженная, легла рядом с ним.
"Я здесь!"
Звездный странник пришел в себя и вперился в нее очарованным, обожающим взглядом, а она вдруг поняла, что никогда раньше не чувствовала подобного счастья — когда на тебя так смотрит именно тот, на кого так же смотришь и ты, страшась упустить хотя бы миг. Даже тело ее, из которого уже давно вытянули все соки, стало просыпаться, пустая отвисшая грудь обрела былую округлость, налилась и стала упругой, словно в юности, и вместо глухого молчания, привычного во время близких встреч с мужем-вождем, ее взбунтовавшееся естество вдруг откликнулось, завопило, восторжествовало: "Я нашла тебя!"
Нэфри не видела себя и оттого не знала, что куда-то канули сейчас два десятка лишних прожитых весен, что лицо ее молодо так же, как и лицо этого белого путешественника. Она понимала, что любят не ее, что шепчут чужое имя, что все это обман ради спасения, но вынужденная неправда была стократ сладостнее привычного уклада нелегкой жизни, и, вожделенно отвечая на его ласки и поцелуи, Нэфри точно знала, что будет помнить эти минуты всегда — может быть, даже в ином мире...
А под утро, когда дыхание странника по звездам впервые за много дней и ночей стало ровным и спокойным, она поднялась, едва найдя для этого силы. Никогда еще Нэфри не чувствовала себя такой счастливой и легкой, никогда прежде воздух сельвы так не заполнял сладко ноющую грудь, никогда она не испытывала такого страдания от того, что надо уйти без права вернуться. Женщина со вздохом надела рубаху, сказала что-то второму, старшему, жильцу дома и, не оглянувшись, выбежала прочь...
...И вновь вокруг странный лес, а позади — жуткий Обелиск в Междумирье.
— Я не должна оглядываться на тебя? — спросила Нэфри, обнимая Ноиро и про себя давая клятву Молчащей Аучар сохранить их с Айятом тайну, потому что она узнала "бога" из навеянного чарами видения, хотя там он был еще удивительно молод и до неузнаваемости измучен хворью...
— Почему?
— Да так... вспомнился один миф... не из нашего мира. Идем!
И опять нахлынул фиолетовый туман.
* * *
Дрожа от ужаса, Хаммон смотрел, как изменяется лицо старого друга, обостряя черты и теряя последние приметы жизни.
— Что ж я сделал, Кристи! — плача без слез, проговорил он и прижался лбом к холодной руке, еще совсем недавно выхватывающей из глотки смерти множество людей. — Что я утворил! Не прощу... Никогда не прощу себе... Айят! Айят! Ну очнись хоть ты!
Юноша оставался неподвижен, крепко сжимая левую руку умершего.
* * *
Локалы гудели, собирая отовсюду странников, столкнувшихся в огромной схватке между мирами. Пылевые колонны закручивались, погибая в жерлах гигантских черных дыр, а Соглядатаи зациклились в своем намерении установить прежнее равновесие, и синяя мгла без конца наполнялась вечно враждующими сущностями грубого мира.
