В конце концов, дух — вечен, а забвение — это дар...
Решив дать последний сигнал родителям и заявить им о себе так, чтоб больше не страдать угрызениями совести и отпустить с миром, перестав мучить их и себя...
Лариату не составило труда потеряться, чтобы, оставив Дога рядом с Разз, сноровисто пробраться сквозь лес ног к пирамидальной сцене. Не вызывая ни у кого недовольство наглостью влезания вне очереди, он встал на колени у подножья и принялся молитвенно просить, зная, что аура богов повсюду в их небесном царстве, а уж близи её концентрация выше до такой степени, что просто присутствия рядом доводит до экстаза — вот и естественный отбор среди желающих сыграть. Переполнившее Лариата блаженство "забило" канал к близнецу, лишь теснее и собственнически прижавшемуся к отцу, в последние месяцы оказывающему рыжему сыночку море внимания, с которым мальчику совсем не хотелось делиться с кем-либо.
— О Милил, молю о милости выступить в паузу между танцами. О Милил, молю позволить мне сделать лирическое отступление на четыре исполнения. О Милил, молю о тамбурине, чтобы я смог аккомпанировать себе. О Милил, молю разрешить мне выразиться выступлением... — искренне взмолился Лариат, действительно желая хоть так достучаться до родителей, ибо открытый текст воспримется ими за требование, а веры его словам и намерениям давно уже нет.
Лариат забирался по высоким и широким ступеням и на каждой повторял эту свою молитву, стараясь не потерять сосредоточенность на этом желании и не поддаться магии музыки, увлекающей музицировать, петь и танцевать под ритмы божественной мелодии. Стараясь следовать к цели, а не потеряться на пути к ней. Стараясь проявлять свою волю. Лариат уже не считал себя запятнанным или недостойным, которому положено стыдиться и прятаться. Он имел, чем поделиться с публикой — хотел поделиться этим. Ну, и заодно призвать бога судьёй его искренности, поскольку имел основания опасаться семейного недоверия к своей персоне, как к иллюзионисту, насквозь лживому и порочному.
Мальчишеское сердце едва не вырывалось из груди, когда его упорство наконец-то заметили и оценили. Из всех десятков, кто на разные лады искренне и истово молился о той же милости выступить перед публикой и судом божьим, Лариат чем-то отличался — был чужд матёрым бардам и менестрелям. После очередного номера, который Лариат совершенно не запомнил, борясь с искушением поддаться бардовским чарам, аватар Милила объявил паузу "усталым ножкам". Множество народу сразу повалилось на не стаптывающуюся траву или оказавшийся средь поля подушки на паркете — божьей волей тут никому не могло "приспичить" отойти, а вот перевести дух и отдышаться — сам бог велел! Возгласы удивления разошлись волнами, когда бог пригласил на сцену мальчика и вручил ему тамбурин. Хотя Лариат поднялся на одной грани пирамидальной сцены — со всех сторон все одинаково видели каждого претендента на каждом участке.
— О, изысканная публика, приветствую Вас, — раздался по полю его тонкий и волнующийся голосок, полный благоговения и робости. Поклон в ноги. Он не счёл своё имя достойным упоминания, а потому: — Пожалуйста, позвольте мне сделать лирическое отступление. Разрешите поделиться с Вами — снами. Допустите исполнить четырежды: стих я посвящаю душам; напев я посвящаю ночи; распев я посвящаю дому; песнь я посвящаю полётам. И... извините меня за отступление в пару предложений для тех, с кем не получилось семьи от самого моего мертворождения. Благодаря Дому Знаний я сумел взвешено подойти к своим детским обидам — всё прощаю... И теперь, Великий Огма не даст мне врать, я, простив всех за всё, раскаиваюсь за всю ту взрослую боль и зло, что причинил... Простите меня... О почтенная публика и взыскательные ценители, с Вашего позволения я начинаю исполнение в означенном порядке...
Четырежды поклонившись с прижимаемым к груди тамбурином подходящего размера, робеющий Лариат закрыл глаза, смирил дыхание и приёмом псиона отрешился от мира, самогипнозом представив вместо дико смущающей толпы любимую каминную залу и одних только родственников, что стояли не где-то там на краю, а расселись по комнате и обратились к нему со всем вниманием. Открыв глаза и сохранив иллюзию для себя вместо погружения всех и каждого в какое-нибудь подобающее содержанию галлюцинаторное окружение, Лариат начал свой экспромт с выразительного и вдохновенного чтения стиха, выловленного из Царства Снов под настроение в одну из ночей, проведённых в Доме Знаний:
(Примечание: "О ночь, я твой!", автор Владимир Набоков,
"ночь" переделана на "Ао" в угоду контекста произведения)
О Ао, я твой! Все злое позабыто,
и жизнь ясна, и непонятна смерть.
Отражена в душе моей раскрытой
блистательная твердь...
И мнится мне, что по небу ночному
плыву я вдаль на призрачном челне,
и нет конца сиянью голубому;
я — в нем, оно — во мне.
Плыву, плыву. Проходят Звезды мимо;
к одной, к другой причаливает челн
и вновь летит под шум неуловимый
алмазно-чистых волн.
Я твой, о Ао! В душе — твоё сиянье;
все грешное осталось на земле,
и ангелов я чувствую дыханье
на поднятом челе!
Выдержав пару вздохов и выдохов, Лариат, ощущавшийся себя легко и свободно, как никогда ранее, резко звякнул тамбурином, столь же круто меняя тональность для следующего, напевного изложения, который на вроде как нейтральном Доме Знаний ему должны были позволить исполнить без прерывания. Начав трясти тревожно-мрачный ритм, Лариат принялся ведать о страшном бытие в ночи, навеянном после тэйских кошмаров Осборна и воспоминаниями о том, как ужасен муссировавшийся в уотердипских салонах сонм слухов о Городе Теней из оставшейся в прошлом величайшей человеческой Империи Нетерил:
(Примечание: вольная переделка песни "Звезда? по имени Солнце",
автор оригинального текста Виктор Цой, группа "Кино")
Чёрный прах, серый лёд на растрескавшейся земле,
Одеялом лоскутным над ней город в чернильной петле.
А над городом плывут облака, закрывая небесный свет,
А над городом — чёрный дым, городу тьмы тысячи лет,
Прожитых под сенью Звезды по имени — Ша-ар.
И там тысячи лет война, война без особых причин,
Война — дело молодых, лекарство против морщин.
Красная, красная кровь, через час уже некро земля,
Через два здесь скелет и братва, через три она цельно мертва —
И затёрта лучами Звезды по имени — Ша-ар.
И там знают, что так было всегда, что Судьбою больше любим,
Кто живёт по законам другим и кому умирать молодым.
Он не помнит слово "Да" и слово "Нет", он не помнит ни чинов, ни имён.
И способен дотянуться до Звёзд, не считая, что это сон,
И упасть, затемнённым Звездой по имени — Ша-ар...
И тишина. И мёртвые в памяти... Все те, кого Лариат с Догом убили на том злосчастном галеоне. Рука задрожала — плачевный звон поплыл к лирическим берегам. Он отпустил их всех и каждого — искупил грех... Публика же была не готова к упоминанию Леди Потерь в какой бы то ни было форме, но никто не посмел гневить Милила, прерывая рвущуюся из души музыку.
Лариат не мог обидеть богов со зрителями и нарушить своё слово о лирике. Действительно сие выступление — экспромтом, ведь он не мог знать маршрут гуляний и не верил в шанс встретить местных богов. Просто Лариат и Дог в последнее время много и подолгу шастали в Царстве Снов, притягивая такие области или попадая в те края, что резонировали с их настроением или звучали мелодиями — под влиянием властвующего в Доме Знаний бога, покровительствующего бардам. Лариат обожал рисовать, а не играть или петь, но в силу специфики своей памяти имел завидную коллекцию музыки, чтобы подобрать, и обладал умением подстраиваться, чтобы подобающе исполнить распев:
(Примечание: "Печаль", Виктор Цой,
"машины гудят" заменено на "подковы стучат")
На холодной земле стоит город большой.
Там горят фонари, и подковы стучат.
А над городом ночь, а над ночью луна,
И сегодня луна каплей крови красна.
Дом стоит, свет горит, из окна видна даль.
Так откуда взялась — печаль?
И, вроде, жив и здоров, и, вроде, жить не тужить.
Так откуда взялась — печаль?
А вокруг благодать — ни черта не видать,
А вокруг красота — не видать ни черта.
И все кричат: "Ура!" и все бегут вперёд,
И над этим всем новый день встаёт.
Дом стоит, свет горит, из окна видна даль.
Так откуда взялась — печаль?
И, вроде, жив и здоров, и, вроде, жить не тужить.
Так откуда взялась — печаль?
Дом стоит, свет горит, из окна видна даль.
Так откуда взялась — печаль?
И, вроде, жив и здоров, и, вроде, жить не тужить.
Так откуда взялась — печаль?
Звук затухал на тягостно скорбной ноте прямиком из сердца Лариата. А потом столь же плавно стал нарастать. Маленький исполнитель принялся старательно отбивать чёткий ритм и трясти кистью с волшебным тамбурином, с каждым куплетом всё громче и чувственней, изливая, переживая, избавляясь от всей той боли, что некогда скрывал, подстраиваясь под чужих и купаясь в чужом счастье:
(Примечание: песня "Нас бьют, мы летаем",
авторы Джахан Поллыева и Андрей Ктитарев,
в исполнении Данила Плужникова
https://www.youtube.com/watch?v=PEREbdcczHw)
Ты плыл в небесах, но был спущен на землю;
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома —
В любви без страховки живут миллионы.
Миллионы...
Нас бьют — мы летаем, от боли всё выше! —
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют — мы летаем, смеёмся и плачем! —
Внизу оставляя свои неудачи.
Неудачи...
Лариат искренне сожалел о своих неудачах, желая оставить их все позади, но иногда от него не всё зависело. И левая рука-крыло шлёпнула в тамбурин, одиноко продолживший в звенящем ритме отбивать следующий куплет:
Пусть врут, что крепчаем от новых предательств;
Подбитый изменой — не ждёт доказательств;
Кто крыльев лишился — боится влюбляться,
Но должен над страхом потери подняться.
Подняться...
Нас бьют — мы летаем, от боли всё выше! —
Крыло расправляя над собственной крышей.
Нас бьют — мы летаем, смеёмся и плачем! —
Внизу оставляя свои неудачи.
Полёты, полёты судьбы в непогоду;
Рискуют пилоты, чтоб вырвать свободу.
Чтоб вырвать свободу!
Выдержав удар болящего от аллегорий и метафор сердца, едва не сорвавший голос Лариат негодующе атаковал левой ладонью невинный тамбурин, породив звенящий взрыв звука. Он не хотел завершать своё выступление на этой ноте. По наитию или какой сакральной подсказке от давящих аур аватар двух богов Лариат сделал долгий проигрыш, сумев не сбиться с ритма, пока собирался с чувствами для повторения первого куплета песни, только теперь с другими акцентами да проникновенным и рубленным речитативом под еле слышный звон, а последний припев пропев на самой громкой силе своего тонкого детского голоса из глубин надрывающегося сердца:
Ты плыл в небесах, но был спущен на землю;
И раненый в сердце мечтаешь стать целью,
Но эта уловка всем битым знакома —
В любви без страховки живут миллиарды*.
Миллиарды*!..
Нас бьют — мы летаем, от боли всё выше! —
Крыло расправляя над собственной крышей!
Нас бьют — мы летаем, смеёмся и плачем! —
Внизу оставляя свои неудачи!
— Летаем?.. — Приглашающе распростёр доморощенный певец свои детские ручки, спрашивая Разз и зовя к себе собственного фамильяра Дога. За моментально вспорхнувшим фейри-драконом и псевдо-дракон наконец-то сумела самостоятельно подняться в воздух, а не спланировать, как раньше. Слёзы смыли шоры с глаз.
— Летаем... — Блаженно выдохнул Лариат, кручёной подачей отправляя тамбурин в полёт к почему-то стоявшим зрителям. Жизнь продолжается — новые гнёзда свиваются.
— Летаем!.. — Восторженно воскликнул освободившийся, поднимая обе руки, словно крылья, а лицо с тремя ручьями направляя к чарующе прекрасному звёздному небу, таинственному и зовущему. Новая вера. Новая надежда. Новая любовь. Старое отмирает, давая жизнь новому.
— И ангела я чувствую дыханье на поднятом челе, — дрожащим голосом, сквозь слёзы вымученно улыбнулся Лариат незнакомой воительнице с горящим белым светом в очах и широко расправленными белыми крыльями — она возвышалась за ним непрошенным и опоздавшим ангелом-хранителем.
— Спасибо за позволение и внимание, — сумел выдохнуть Лариат, на дрожащих ногах кланяясь зрителям в ноги.
Выпрямившись, пошатнувшийся Лариат поймал в объятья любимого Дога — фамильяр первым делом слизнул с подбородка детские сопли и слёзы.
И ещё по земному поклону для каждого их присутствующих аватар богов.
Лариат уже направил свои стопы к спуску, когда крылатая женщина неожиданно подхватила его и воспарила над притихшим народом. Непрошенная и запоздалая ангел-хранительница, придерживая нарядное дитя, прямиком полетела к бледным родителям: Коринна жалась к Хаскару Второму, а тот баюкал на руках громко ревущего Джаспера, слишком малого для выдерживания взрослого пламени братских чувств.
— Ох, вот это лирическое отступление! Давненько я не бывал в растерянности... — по-доброму посетовал Милил, чисто по-человечески почёсывая затылок. Затруднившийся в оценке младший бог поклонился высшему и публике, тем самым прося вынести вердикт выражению себя, по его мнению, пришедшемуся не к месту и не ко времени, но заслуживающему хотя бы поощрительных слов.
— Маленький министр Ао справился с искренним самовыражением, мой друг Милил, — без томительных пауз раздались одобрительные переливы божественного гласа Огма, первым начавшего хлопать в ладоши. — Впервые взяв тамбурин в руки, впервые исполняя впервые представляемую многогранную композицию впервые в этом мире озвучиваемых содержательных произведений родом из Царства Снов — для первого раза достойное выступление. Мне запомнилось... — загадочно улыбнувшийся бог предоставил Лариату двусмысленную оценку, заодно узаконивая за ним статус в той сомнительной церкви, к которой Лариат сам себя причислил, представляясь министром Ао.
Всем запомнилось, многих тронуло, а некоторым ангелам ещё и понравились близкие им истории от первого лица, так сказать.
— Ах, простите вашего покорного слугу, — витиевато поклонился Милил, расправив руки крыльями. — Нельзя забывать, что любовь есть не только смех, но и плач. Пикантная горечь шоколада обостряет любовь, — возвестил он истину, одаривая всех плитками этого лакомства. — Спасибо министру Ао за эмоциональный букет чувств, — присовокупил бог свои овации. — И милости прошу на сцену желающих выразить роковые чувства!
Лариат едва ли слышал это, в его ушах бешено колотилось сердце. Он прижался к ангельской груди, крупно дрожа в страхе перед реакцией родителей и будущим.
Не дождался принятия на руки матери, хотя ангел что-то там ей говорила, гладила удерживаемого отцом Джаспера по голове, чтобы унять пожарище и на его сердце тоже пролить бальзам, а потом своими крыльями обозначила круг телепортации, перенеся всех людей на их райскую усадьбу в селе Северопрудное.
