— Ещё бы не знать, — ухмыльнулся Увар, принимая из рук атамана чашу. — У самой степи стоит, последняя крепость. Помнится, хорошо там погуляли, пока нас воевода не нанял. Как бишь его... Сбыско.
— Он и нас нанимал, — кивнул Янак. — Если б не князь Рогнед из Громска...
Он махнул рукой.
— И Рогнеда знаю, — заинтересовался Увар, передавая чашу Харлану. — Канев-то разве не у него под рукой?
— Теперь — да, — отозвался Янак. — А недавно там молодой Вячко сидел. Сын Позвизда из Лараля.
— В Ларале не был, — покачал головой Увар, принимая из рук Фатея жареное мясо на хлебной лепёшке. Такое же угощение молодой Аким протягивал Янаку.
— Не ходи, — посоветовал атаман. — Степь далеко, вокруг глухие леса, не проехать. Пока дань соберёшь, пять потов сойдёт. К тому же нашего брата там не любят. Когда Позвизд помер, вече Ларальское молодого Вячко княжить-то позвало, но оговорило, что зовут-де только с малым отрядом.
Он сплюнул в костёр.
— Как уж они договаривались — про то они знают, а только стоило Вячко за одни ворота, Рогнед в другие въехал. И сразу сказал, мол, этих чтоб духу не было. Мы с его людьми встречались пару раз, да не все с тех встреч живыми вернулись — что из нас, что из них. Так и пошло.
— В степь бы вернулись, — сказал Харлан, принимая из рук Мады плошку с кашей.
Янак покачал головой.
— Нехорошо сейчас в степи. Неспокойно. Проехать пока можно, но чтобы надолго встать...
— Тогда куда сейчас? — спросил Увар, доедая мясо.
— А вот с вами до Дарилики доедем, и обратно повернём. Там, на запад и южнее, говорят, князь Имриц подмогу ищет. Заедает его сосед.
Увар подобрался, но Янак этого, казалось, не заметил.
— Имриц-то? — спросил оберст. — Слышал, слышал. Да только к нему не пройти. У них там в горах заставы везде — не пробраться через ущелья. Сосед-то как раз между Имрицем и магнатами стоит.
— Он проходит — и мы пройдём.
— Так он же не человек, — теперь уже сплюнул Увар. — Нежить поганая. Ещё б он не проходил. По ночам нападает.
Увар осенил себя священным знаком. Янак, помедлив, повторил это движение.
— Горы там, — будто бы в раздумье произнёс Харлан. — Тесно.
Янак, которому как раз поднесли плошку с кашей, хлопнул себя по колену и засмеялся.
— Не хитри, — сказал он Увару. — Говори, чего просишь.
— С нами пойдём, — и впрямь не стал вилять Увар. — До степей пойдём, погуляешь там напоследок. Нас до Толока послали. Знаешь Толок?
— Не доходил, — покачал головой Янак, — но наслышан. Хороший город, богатый. Много путей там сходится. Добыча хорошая. Тяжело его будет взять.
— Брать не надо, — засмеялся в свою очередь Увар. — Мирно идём. Князь послал. Про Тафелон слышал? На западе. Я верховному князю служу. Князь послал дорогу его караванам проложить.
Янак погрузил пальцы в плошку и задумался.
Через несколько дней, когда они добрались до границы страны оборотней, Увар объявил отдых. По мнению Врени — как раз вовремя. Как ни осторожно везли Юлди, он всё же нуждался в полном покое хотя бы на несколько дней. Впереди был Траклив — пограничная крепость богатой городами Дарилики. Через Траклив начинались дороги во все концы страны. Начинался там и путь на юго-восток, в степи.
Юлди много передумал в эти дни. Знахарка, выхаживающая его, только и делала, что твердила, зря, мол, он то бревно тащил. Одни хлопоты. Но монах точно знал: нет, не зря. Как бы он смотрел в глаза товарищей, если бы его вытащили из ямы, испуганного заточением, рассеянного, не понимающего, за что на него свалилась такая беда? Выбравшись сам, он показал себя победителем. А его победа — это победа самого Заступника. Юлди корил себя за рану, полученную Корном. Это он виноват. Конечно же, он, Юлди. Если бы он мог поговорить с Корном так же, как поговорил с Улриком и Друджи! Если бы мог вразумить его! Воззвать к его разуму, укрепить веру... Врени, ухмыляясь, уверяла, мол, зря он переживает. Что оборотню рана? И клинок-то не серебряный. Поваляется чуток, ему полезно. Что хвостатому сделается? О себе бы лучше думал.
Но монах не мог, не хотел думать о себе. Не тому учил Заступник. Каждое его действие, его, пастыря, утверждало славу Заступника или порочило Его имя. Он показал оборотням, что сила духа и сила веры делает человека не слабее зверя. И Улрик вразумился! Друджи тоже! Ох, если бы поговорить с Корном прежде, чем тот встретился с Уваром!
Юлди мог бы потом заверить оберста, что всё случившееся — недоразумение. Но Корн был упрямец... Ладно тело. Может, рана и впрямь быстро заживёт. Душа, душа Корна — вот что было ранено. Его гордость, даже гордыня... он должен был научиться смирению, но только укрепился в своей спеси.
Первые дни после освобождения был наполнены мучениями. Кричать не было сил, от крика напряжение переползало с рёбер на поясницу и там распускалось чудовищной болью, которая ветвистыми молниями уходила в ноги. Только и оставалось, что неподвижно лежать, покачиваясь между конями, стараясь не шевелиться ни единым членом. Постепенно время и искусство Врени делали своё дело. Выпав из пелены боли и терзающих его мыслей, Юлди обнаружил, что людей в отряде прибавилось, что вокруг снуют незнакомые ему сородичи Харлана и что лагерь явно готовится к празднику.
Они стояли на отдыхающем поле, оставив позади лес. Впереди возвышалась деревянная крепость Траклив, миновать которую нечего было и думать: все пути в обход давно были перегорожены засеками и охранялись конными разъездами. Траклив был юго-западными воротами Дарилики. Именно через него должна была пройти большая дорога на восток, с которого покуда до Тафелона доходила лишь тоненькая струйка товаров.
— Я вижу, тебе легче, — одобрительно сказала Врени, присаживаясь возле монаха. Юлди осторожно, стараясь не слишком шевелиться, кивнул.
— Будет праздник? — спросил он.
— Ещё бы, — фыркнула цирюльница. Последнее время она постоянно бывала не в духе. — Уж такая радость: тебя спасли, Корна победили, до Дарилики доехали! К тому же Увар с Янаком брататься будут. Есть что праздновать.
Она критически оглядела монаха.
— Стоять-то сможешь? Ну-ка попробуй.
До этого она таскала Юлди на себе — когда в одиночку, а когда подзывая Иргая или кого-то ещё из их товарищей, и не позволяла монаху стоять без опоры. Сейчас она осторожно помогла Юлди сесть, а потом и подняться на ноги. Вставать было больно, но терпимо.
— Так-то лучше, — проворчала цирюльница, обходя вокруг монаха. — А то куда ж они без тебя? Где попало не сиди. Иргай, вон, тебе стул сколотил. Сядешь — спину прижми. Так дело пойдёт, по Дарилике на телеге поедешь. Всё легче.
Она собралась уходить, но Юлди придержал её за руку.
— Врени, — с неожиданной для себя неуверенностью начал он, — а...
— В седло сесть хочешь? — хмыкнула цирюльница. — Не смеши. Будешь меня слушаться — вылечу твою спину, хочешь геройствовать — на всю жизнь калекой останешься. Седло ему! Раньше надо было думать, когда у оборотней пьянствовал!
С непривычки немного пошатываясь, Юлди пошёл по лагерю. Спина почти не болела и жизнь казалась прекрасна. Со всех сторон его окликали друзья. Винхо, Хромой Ферко, Матьяс, Фабо... летели шуточки, пожелания, предложения разобрать для них засеку и въехать в Дарилику беспошлинно, сторожей-де они отгонят, пока Юлди один за всех поработает. Женщины — Дака, Мада, Зарина и другие, хлопотали вокруг бурлящих котлов, подсыпая известные только им пряные травы. Стодол, старший сын Харлана, никого не подпуская, жарил над костром заманчиво пахнущее мясо. Вокруг вертелась привлечённая запахом маленькая Ольви — в своём волчьем облике. Вдруг, завидев монаха, она кинулась к нему в ноги. Толкнула так, что он вздрогнул и едва не завопил от выстрелившей в спину боли.
— Брысь, Ольви, — подскочила к ним цирюльница, не давая монаху наклониться и погладить волчонка. — Не приставай к Юлди. А ты запомни — ходить только прямо. Сидеть только прямо. Будешь дурить — пусть тебя Враг лечит, а я не буду.
— Заступник, Врени, — мягко поправил монах. Жизнь была слишком прекрасна, чтобы сердиться на бедную заблудшую душу.
— Нет, такому дураку никакой Заступник не поможет, — злорадно отозвалась цирюльница и ногой оттолкнула Ольви подальше. Та обиженно взвизгнула и вернулась к Стодолу. Вдруг удастся если не утащить, так выпросить?..
Вечером, поставив от греха двойные дозоры, наёмники начали праздновать. Юлди на сколоченном Иргаем стуле возвышался над ними как князь на троне. Ему очень хотелось сесть попросту у костра, но к концу дня спина уже принялась противно ныть и он прислушался к настойчивым советам Врени.
Дети и женщины обоих отрядов сновали между мужчинами, разнося им еду и вино, где-то в стороне Зарина глубоким гортанным голосом выводила какую-то песню, слов которой Юлди никак не мог разобрать. Возле Юлди сидел Сарын из отряда Янака и, размахивая руками, рассказывал собравшимся возле него Фатею, Казарю, Акиму и другим молодым воинам из отряда Увара:
— Сплавлялись мы по Отане-матушке, шли в Шатрик-город...
Монаха потянула за руку Канит, самая младшая сестрёнка Иргая. Девочка, раздуваясь от гордости, протягивала ему чашу с вином и поднос с янтарного цвета шариками.
— Скушай! — с трудом выговорила девочка на тафелонском. — Это вкусно!
Юлди с улыбкой принял вино, благословил девочку и взял один из шариков. На вкус он был как мёд, но хрустел на зубах. Следующий шарик Юлди протянул Канит, но та замотала головой и чёрные косички хлестнули её по плечам.
— А ниже пояса, — тем временем рассказывал Сарын, — хвосты рыбьи! Так и хлещут по воде!
— Ты ешь! — потребовала Канит, настойчиво протягивая поднос монаху. — Твой праздник!
Юлди взял ещё три, но Канит не отходила от него, пока он не съел по одному все сладости и не допил вина.
— Ночью ветрено было, струг так и раскачивался, — продолжал Сарын. — Утром смотрим — нет бочонков! Видать, ночью за борт выпали!
Рассказ был встречен громким хохотом, и Юлди пожалел, что не услышал его целиком.
— А вот ещё Верховой по степи скачет, — не унимался Сарын. — Отец мой за полгода до смерти с ним встретился...
Он хотел продолжить, но вдруг все разговоры прекратил Стодол.
— Слушайте! Иргай расскажет, как мы Юлди из поруба у мохнатых добывали!
Все стихли. Иргай сидел у костра напротив Юлди, смотрел на пламя и, казалось, никого не видел перед собой.
— Ой да не стая волков сбегается, — начал Иргай низким голосом, — то оборотни на пир собираются...
На пир собираются да собой похваляются
Нету нас, оборотней, сильней, нету нас оборотней, страшней.
Не нужна нам, оборотням, вера истинная,
Не нужно нам, оборотням, слово Заступника.
Услыхал Юлди-монах, вышел в поле чистое.
Вышел в поле-чистое, да криком кричит.
Ой вы оборотни да серые
Ой вы магнаты да знатные
Не боюсь я ваших клыков, не боюсь я ваших когтей
А и кто из вас, серых, со мной силой померяется?
Вышли оборотни в поле да чистое
Да как начали силой меряться.
Уж хватали они Юлди за руки
Уж тягали его за пояс-от
Не смогли с монахом сладить,
Покорились ему волки серые.
Покорилися да задумались:
Как бы Юлди-монаха у себя удержать
Как бы Юлди-монаха к себе приручить?
Поднесли они Юлди зелена вина
Напоили гостя до изумления.
Притащили они Юлди в яму да во глубокую
Во глубокой яме Юлди спрятали.
Юлди не знал, куда и глаза девать. Каким же он был дураком! Права была Врени — не стоило ему, пастырю, спорить с паствой, кто кого перепьёт да дальше метнёт топор. Слово Заступника надо нести не в пирах, а в трудах в Его славу. Каким он был болваном! Бедные заблудшие души, как он мог поддаться на их невинную хитрость?!
Сколоченный Иргаем стул стал казаться монаху позорным столбом. Он сидел на виду, выше всех. И все на него смотрели! Оба отряда! Уйти? Немыслимо. Остаться сидеть? Невозможно! Иргай всё пел и пел, рассказывая, как Увар перехитрил оборотней. Хотелось заткнуть уши и ничего не слушать.
— Как проспался Юлди-монах в том порубе, — неумолимо продолжал Иргай, — Как увидел он злое бесчестие...
Так схватился он за дубовое бревно
И его из стены-то вывернул
Неповадно чтоб оборотням было-то
Над людьми Заступника скалиться.
Монах подумал, что лучше б тот поруб обрушился на него и сломал ему шею. Какой же он был дурак, что купился потом на раскаяние Улрика и Друджи и позволил завести себя в новую тюрьму! Но ведь они действительно раскаялись! Они стыдились... Заступник! Им было совестно, что они снова обманывают своего пастыря... но они даже не подумали остановиться. И он ещё гордился, что привёл этот народ к Заступнику! Как неглубока их вера! Как под налётом благочестия скрывается звериная жадность! Но ведь они с восторгом слушали проповеди! Они мечтали заслужить себе место в войске Заступника! Неужели эти души достанутся Врагу?! А всё потому, что он, Юлди, не заметил семян греха...
Пока монах предавался своим грустным мыслям, Иргай добрался до конца своей песни:
А тем временем да тем времечком
Потеряли Юлди да сотоварищи
Как пришли они к главному оборотню
Да как начали под стенами криком кричать
Криком кричать, топорами стучать:
Отдавай ты нашего товарища.
Да как вышел к ним главный-то оборотень
Волк матёрый да опытный
Да как начал над ними насмехатися
Нет среди вас мне поединщика
Я рукой махну — ляжет конница
Я ногой пихну — пехота повалится
Убирайтесь вы, пока не побил я вас
Не впервой мне с людьми-то справлятися.
Услыхал Увар-оберст те реченьки
Да как вышел он с саблей востренькой
Да и скажет, мол, рано хвалишься.
Ты как волк лесной, на чужое заришься
А до драки дойдёт — хвост поджав, сбежишь.
Не стерпел супостат поношения,
Обнажил он сабельку вострую
Да и с ней-то на Увара кинулся.
Но напрасно волк серый похвастался
Победил его Увар доблестно
Потому что он бился за товарища
Потому что дело его было правое.
— Что, стыдно? — подсела к монаху Врени. — Дурак ты, Юлди. На, выпей.
Юлди покорно взял протянутую ему флягу и сделал глоток. Казалось, он выпил жидкое пламя, оно обожгло ему гортань и вспыхнуло в желудке. Кровь бросилась в голову.
— Ага, вижу, пробрало, — ухмыльнулась цирюльница. Похоже, она и сама была изрядно навеселе. — Пей ещё. Поможет.
Монах безропотно последовал этому совету. Он уже привык пить всё, что ему протягивала Врени.
— Глава шестая. Побоище
По Дарилике ехали вместе с летом. Холмы сменялись полями и усыпанными цветами лугами, а потом дорога снова ныряла в лес. В иные города заезжали с богатых ворот, а выезжали из бедных, в иные — наоборот. Непривычно было видеть даже самые большие и величественные дома, сколоченные из дерева, а не сложенные из камней, но в Дарилике всё было деревянное. В какие-то города вовсе не пускали, приходилось вставать под стенами и дожидаться, пока не приедут княжьи слуги, чтобы спросить верительные грамоты. После этого Увара пускали в город "с малой свитой" и вскоре оба отряда двигались дальше.
