Крик ярости. Юлди заслоняли шатры, он обошёл ближайший, сжимая в руках топор, осторожно выглянул. По степи мчался всадник в пёстром кафтане людей Увара и с синим шарфом на шапке. Юлди высунулся дальше и наткнулся взглядом на чужака в железном доспехе поверх стёганой куртки. Чужак указал на топор в руках монаха, а потом ткнул в землю. Это было понятно без слов. Юлди поудобней перехватил оружие и двинулся к противнику. Тот засмеялся, обнажая кривые зубы. Меч доставать не стал. Юлди всё никак не мог перехватить его взгляд. Чужак как будто смотрел за спину монаха. А потом на Юлди обрушилось небо и всё заполнила беспроглядная темень. Монах потерял сознание.
Врени сама не знала, как осталась жива. Когда начался бой, она отступила, затаилась между шатрами. Войлочные, чужие, даже против солнца не показывали, кто за ними прячется. К ногам прижалась малышка Ольви, всё ещё в зверином обличьи. Волчица дрожала всем телом и поскуливала от страха.
Вдруг совсем рядом раздался хлёсткий удар, за ним ещё и ещё. Правый шатёр упал. За ним стоял чужак с верёвочной петлёй в руках. Он не спешил. Чуть дальше — лучник. Оба ухмылялись. Первый чужак, повыше ростом и чуть лучше одетый, сделал повелительный жест и что-то сказал. Врени покачала головой и показала пустые руки. Высокий чужак повторил своё движение. Цирюльница догадалась, он требует, чтобы она оттолкнула Ольви и дала себя связать. Волчица завыла, выгнулась... рядом с Врени тряслась со страха маленькая девочка. Чужаки сплюнули, потом снова заухмылялись. Чего они хотели? Просто убить? Или замучить до смерти? Одного не было в их взглядах: жизни. Врени поняла, что надо спешить. Она снова показала чужакам пустые руки, обняла девочку, а потом вытащенной из рукава бритвой перерезала бедняжке горло.
— Ego dimittam te, — сказала цирюльница на церковном языке. Теперь душа малышки Ольви свободна от этого мира. Высшая посвящённая может открыть дорогу пленникам этого мира прочь, туда, где больше никогда не будет ни боли, ни страха, ни ухмыляющихся чужаков. Она едва успела закончить фразу, как ей в сердце влетела чернопёрая стрела. Врени получила своё Освобождение.
— Глава седьмая. Орлэ-хатун
Юлди очнулся в невысоком войлочном шатре, где едва могли уместиться двое. Болела голова. Болела спина. Было темно и душно. Он пошевелился и, как ни сдерживался, застонал.
— Хей! — прозвучал рядом незнакомый надтреснутый голос. Потом пошли непонятные слова на чужом языке. Юлди устало прикрыл глаза.
— Я тебя не понимаю, — медленно сказал он на наречии Харлана. Потом постарался проговорить это так, как говорили в Дарилике. Монах успел заметить, что в Дарилике пользовались одним языком с Харланом, но многие слова произносили совсем по-другому. — Не понимаю.
— Хей! — чему-то обрадовался человек и потряс Юлди за плечо. Монах снова открыл глаза. В полумраке шатра он смутно видел редкие седые волосы, белую бородку, торчащую вперёд как клюв. Старик растопырил пальцы и показал Юлди. Потом убрал. Потом снова показал.
— Вижу, — догадался Юлди. Потом кивнул. Затылок заломило чудовищной болью.
— Хе-хей! — покачал головой старик.
Он отошёл от Юлди, высунулся из шатра и что-то крикнул. Потом вернулся с плошкой, которую сунул под нос монаху. Пахло какими-то незнакомыми горькими травами. Юлди с трудом сел и взял плошку. Старик показал, что её надо выпить. Юлди покачал головой и вернул плошку. Старик рассердился.
— Джурон-хакан! — сказал он, указывая на выход из шатра, потом сделал такие же рубящие движения, как недавно Фатей. Снаружи, как сейчас понял монах, доносился шум. Обычный шум военного лагеря.
Старик указал на себя, потом на Юлди. Повторил рубящие движения и снова пихнул плошку в руки монаху.
— Пей, — с трудом произнёс старик на языке Харлана. — Плохо будет нет. Пей.
Деваться было некуда. Юлди послушно выпил горький отвар. В голове прояснилось. Старик проследил за изменившимся взглядом монаха и радостно хлопнул себя по коленям. Потом сделал новый жест, мол, ложись. Юлди лёг, но старик был недоволен. Он потряс монаха за плечо. Оказывается, надо было перевернуться. Старик, похоже, был лекарем. Он ощупал спину монаха примерно так, как это делала Врени, ткнул в самое больное место и с удовольствием прислушался к сдавленному стону.
— Хей, — сказал он, сделав Юлди знак, чтобы садился обратно. Заглянул в лицо, как будто искал там ответы на все вопросы. — Здоровье — хорошо?
— Хорошо, — неуверенно согласился монах. Что происходит? Крики, сражение... кто-то ударил его по голове... А теперь — шатёр, старик...
Юлди отстранил старика и попытался встать. Старик толкнул его обратно и затряс бородкой.
— Джурон-хакан! — с угрозой произнёс он и опять указал на выход из шатра. — Плохо!
Потом снова взглянул в лицо Юлди и повторил:
— Здоровье — хорошо?
— Хорошо, — обречённо согласился монах. Что было делать? Снаружи, похоже, полно народу... ничего не стоит отшвырнуть старика, но что дальше? Смерть? Пытки? Он внезапно понял, что боль в спине, которая сделалась уже привычной, отступила. Осторожно подвигался, попытался нагнуться.
— Хорошо! — обрадовался старик. — Здоровье — хорошо!
Лекарь. Очень хороший лекарь, который в два счёта сделал то, что не удавалось Врени за недели пути. Его похитили, чтобы послать к нему лекаря? Не может быть. Его отбили и послали к нему лекаря? Тогда почему... Хакан. Фатей говорил, так в степях называют князя.
— Увар? — спросил Юлди старика. Тот покачал головой. — Янак? Харлан?
Лекарь только качал головой на каждое новое имя. Потом произнёс:
— Джурон-хакан!
Это могло означать, что кто-то из них — Юлди или старик или они оба — здесь по приказу этого Джурон-хакана.
Больше лекарь ничего не говорил. Юлди опустился на колени и принялся молиться Заступнику, прося прощения за недавнюю гордыню.
Орлэ-хатун была очень старая женщина. Совсем старая. Фатей домчался к ней на третий день. Он спешил. Очень спешил.
Он узнал это имя у сторожей. Чего же проще. Было у него зимнее вино, которое варила сестра его наставника. Крепкое вино. Никогда тут такого не пили. Он налил его сторожам, сам пригубил, им дал. Он умел слушать. Умел шутить. Они говорили, говорили... много говорили! Рассказали и про Орлэ-хатун. Мать Джурон-хакана. Фатей слушал, потом Даке рассказал. Когда Джурон-хакан в поход уходит, его мать правит. Сторожа не знают, возьмут ли их с собой в поход Джурона-хакана. Сторожа не захотят сердить Орлэ-хатун. Дака умная. Всё как надо сказала. За ним гнались, конечно. Куда им! Не догнали. Фатей и сам легче, и доспехов не надел, и коня лучшего увёл. Куда им догнать его в степи!
Заставы не объезжал. В первую же въехал нагло. Показал пропуск — медную бляху. Украл на той, пограничной заставе. Пропуск есть, конь с заставы. Орлэ-хатун скрытная. Орлэ-хатун хитрая. На заставах поверили. Орлэ-хатун разные люди служат. Коней давали, напиться давали, провожали. Фатей не ел, не спал, только скакал. Трава меред глазами мелькала. Овраги проезжал, холмы проезжал. На заставах коней менял. Прискакал к Орлэ-хатун!
Шатёр у хатун был шёлковый, расписной. У входа стража стоит, сабли держит. Фатей через порог шагнул, внутрь вошёл. На помосте сидела старая-старая женщина. Как Земля старая. Один глаз у старухи косил, от чего её лицо казалось строгим и суровым. На голове женщины был надет высокий головной убор, чуть ли не в четверть высоты шатра. Он был украшен маленькими разноцветными пёрышками, расшит жемчугом и подвязан под подбородком неожиданно простыми завязками. За помостом висел занавес, отделявший внутреннюю часть шатра.
По обе стороны от помоста стояли стражники-нукеры в богатых халатах. Тоже с обнажёнными саблями. Фатей знал от сторожей: если он не понравится старухе, нукеры прямо в шатре снесут ему голову. Он опустился на колени, коснулся лбом ковра.
— Орлэ-хатун! — воззвал он с надеждой.
— Поднимись, — приказала старуха. — Ты кто такой?
— Фатей, — отозвался юноша. — Я — Фатей.
— Дарить или просить? — спросила Орлэ-хатун.
— Дарить! — без колебаний сказал Фатей.
Хатун довольно улыбнулась и протянула руку. Фатей скинул шапку, ударил ею о ковёр, рванул себя за волосы, потом рванул на груди кафтан.
— Ох, Орлэ-хатун! — залился юноша слезами. — К тебе ехали! Коней гнали! Подарки везли! До первой заставы доехали! Сторожа на нас напали! Я один к тебе вырвался! Ох, Орлэ-хатун! Золото везли! Серебро везли! Мечи везли, твоим нукерам дарить!
Он ударился лбом о ковёр, потом ещё и ещё раз.
— Не плачь! — остановила его хатун. — Нельзя! Меня нельзя огорчать! Олинэ ругаться будет!
Олинэ, как Фатей знал, была старшей дочерью Орлэ-хатун. Её отцом был безродный степняк и потому у Олинэ не было своих нукеров, у неё не было никакой власти, кроме влияния на любящую мать. И это было немало.
— Я ей ничего не скажу, — громким шёпотом пообещал Фатей, косясь на равнодушных нукеров. Старуха заулыбалась, сделавшись похожей на обезьянку, которую он когда-то видел на рынках Тафелона.
— Вот молодец, — сказала Орлэ-хатун. — Садись сюда.
Она хлопнула по помосту. Нукеры чуть шевельнулись, придвигаясь ближе.
— Не могу, Орлэ-хатун, — снова завыл-запричитал Фатей. — Как я возле тебя сяду? Подарки не довезли! Ах, какие подарки!.. всё сторожам Джурона досталось! Всё растащили! Людей схватили! Поделят твои подарки, людей поделят, себе плату заберут. Ох, Орлэ-хатун!
— Не плачь! — прикрикнула старуха и тревожно покосилась на занавес за своей спиной. Её лицо сделалось хитрым. — А не врёшь, а, Фатей?
— Тебе — врать?! — оскорбился юноша. — К тебе ехали, болота проехали, леса проехали, в степь приехали — сторожа напали. Ох, плохо, Орлэ-хатун!
— Откуда ехали? — прищурилась мать хакана.
— От твоего слуги ехали, — хладнокровно соврал Фатей. — Ты знаешь, он на западе живёт. Клосэ-хакан.
— Клосэ-хакан, — понимающе кивнула Орлэ-хатун. — Знаю его. Подарки послал? Дарить меня, старую?
— Очень хотел одарить, — подтвердил Фатей. — Очень хотел порадовать.
— Клосэ-хакан, Клосэ-хакан, — покачала головой старуха. — Он понимает, Клосэ-хакан. А от Джурона платка не дождёшься. Всё по походам своим ходит. Ходит и ходит. Когда мать навещал, когда подарки ей дарил?
Она вгляделась в лицо Фатея.
— Я тебя знаю, — сказала она. — Ты подарки в прошлом году привозил.
— Привозил, — кивнул Фатей. Ему терять было уже нечего. — Тогда — довёз. Теперь — не довёз! Ох, Орлэ-хатун!
— Не плачь! — прикрикнула старуха и хлопнула в ладоши. Потом ещё и ещё раз.
Сперва снаружи прибежал маленький человечек с непонятными принадлежностями в руках. Он опустился на колени, ударился лбом о ковёр и разложил непонятные Фатею штуки. Похоже, это был писарь, хотя юноша никогда не видел такого тонкого пергамента и тем более не видел, чтобы кто-то намеривался писать кисточкой.
А потом из-за занавеса выбежала высокая худая как палка женщина в коротком мужском халате без украшений. Из-под высокого женского убора выбивались седые пряди.
— Ты кто такой?! — недружелюбно спросила она юношу.
— Это Фатей, — ответила вместо него Орлэ-хатун.
— Просить, — ядовито произнесла женщина. По тому, как с лёгкой опаской косилась на неё мать хакана, как выпрямились и расправили затекшие плечи нукеры, Фатей понял, что это и была Олинэ, дочь Орлэ-хатун.
— Дарить! — перебила её старуха. — Фатей дарить приехал! Подарки привёз!
— И где те подарки? — скептически хмыкнула Олинэ, оглядывая небогатый наряд юноши.
— Джурон украл, — свистящим шёпотом объяснила мать.
Взгляд Олинэ изменился.
— Джурон, — протянула она.
— Пиши! — приказала Орлэ-хатун писарю. — Пошли моих слуг. Кэрилей пусть едет! Дкогэ едет! Вэлду пусть едет!
— Вэлду умер, мама, — тихо сказала Олинэ.
— Ох, — вздохнула старуха и уставилась на свои руки. У неё были широкие ладони и длинные корявые пальцы, похожие на звериные когти.
— Орлэ-хатун, — осторожно подал голос Фатей. — Мы подарки везли. Сторожа напали.
— Да! — встряхнулась Орлэ-хатун. — На заставу пусть едут! Пусть вернут мне подарки! Пиши!
— Застава Болчи-бека, — пояснил Фатей.
Писарь принялся покрывать странный пергамент какими-то значками, смысла которых Фатей не понимал. Когда закончил, положил этот пергамент на помост. Старуха вымазала большой палец чёрными чернилами и прижала внизу письма. Писарь поклонился, взял пергамент, собрал свои принадлежности для письма и выкатился из шатра.
— Садись, дружок, — снова хлопнула по помосту старуха. Фатей покосился на Олинэ. Та смерила его внимательным взглядом, потом кивнула. Фатей уселся рядом с хатун. — Рассказывай, как Клосэ-хакан живёт?
— Какой ещё Клосэ-хакан? — вмешалась Олинэ.
— Данник мой! — гордо заявила Орлэ-хатун. — Подарки прислал! Милость просит!
— Далеко отсюда, — начал Фатей, всё ещё не спокойный за успех своего дела, — за лесами и болотами живёт Клосэ-хакан. Услышал он про Орлэ-хатун...
— Это от кого же он про неё услышал? — перебила Олинэ.
— От нас, — не смутился Фатей. — Мы по степям кочевали, потом на запад пошли. Дошли до Клосэ, сказали ему: живёт в степи Орлэ-хатун. Много людей у неё! Много пастбищ! Коней много! Он услышал...
— Когда это было? — снова перебила Олинэ.
— Шесть раз с тех пор весна приходила, — ответил Фатей. Олинэ неожиданно кивнула. Похоже, шесть лет назад она не так много вмешивалась в дела матери.
— Не мешай! — раздражённо сказала старуха. — Почему ты всё время мешаешь?!
— Клосэ услышал про Орлэ-хатун и сказал своим бекам: идите мне под руку, чтобы собрать дань со всей нашей земли, послать Орлэ-хатун богатый подарок. Но беки не послушались...
— Как?! — всплеснула руками старуха, обиженная до глубины души. — Почему?!
— Глупые были, — беспечно отозвался Фатей. — Гордые. Тогда Клосэ пошёл войной на них. Одних убил. Других в плен захватил. А самого злого — Дитлин-бека — на кусочки разрубил!
Орлэ-хатун радостно заулыбалась.
— Стал Клосэ хаканом. Стал дань собирать. Первый год не собрал. И второй тоже. Разорили страну злые беки! Шесть лет подарки собирали. А когда собрали, к тебе отправили.
Он всё говорил и говорил, описывая стати "Клосэ-хакана" и его почтение к Орлэ-хатун. Старуха улыбалась и кивала, Олинэ качала головой. Наконец, она сказала:
— Я поеду. Сама поеду.
— Поезжай, поезжай, — закивала старуха. — Поезжай, дочка. Джурон совсем про мать забыл, ох, забыл.
Олинэ шагнула к выходу из шатра и поманила за собой Фатея.
— Куда ты его зовёшь? — забеспокоилась Орлэ-хатун. — А кто со мной говорить будет?
— Он будет, — пообещала Олинэ. — Долго-долго говорить будет.
Фатей встал с помоста, подобрал свою шапку с ковра и подошёл к Олинэ.
— Я поеду, — тихо сказала ему женщина. — Если ты нас обманул и там нет никаких подарков...
— Есть подарки! — так же тихо возмутился Фатей. — Орлэ-хатун везли! Я поеду, покажу!
— Ты останешься здесь, — жёстко ответила Олинэ. — Не вздумай сбежать. По всей степи тебя искать будут. Родичей твоих убьют. Любого, кто приют дал, замучают. Ты здесь останешься. Ждать. Если обманул — умрёшь. Сначала допрос. Потом смерть. Медленно. Понял?