Над степью растеклась глубокая черная ночь, но они не спали. Каждый участник небольшого отряда понимал, что победу в грядущей битве им сможет даровать лишь чудо. В эту ночь каждый думал о своем.
Раздумывал об услышанном и Артис. После последнего разговора с Йозой многое перевернулось в его сознании. Он не хотел принимать слова Высокого, но не мог не принять их. Благоразумие уверенно подавляло сопротивляющуюся гордость. Неужели он и вправду такой — холодный, жестокий, бессердечный? Неужели со стороны он выглядит чудовищем, не способным ни к дружбе, ни к любви? Неужели вся его правда, все идеалы и стремления лишь иллюзия, бессмысленный мираж в пустыне одиночества....
Артис встал с кровати, на которой лежал, глядя в потолок. Подойдя к окну, он увидел цепи огней, мелькающие далеко на востоке, усмехнулся. Семеро против целого войска — никаких шансов — вот оно, долгожданное свершение пророчества, только какой теперь в нем смысл? Какой смысл обретать глаза, находясь в шаге от смерти? Никакого. Только отступать уже поздно, и решена уже судьба семи воинов, отважившихся противостоять могучему врагу. И самое главное крылось не в этом. Самое главное — это Айша, а самое страшное....
Как мог он не заметить, не понять того, что молодая гоблинша давно стала для него чем-то большим, нежели просто соратник и даже друг. Конечно, он понял это и без Йозы достаточно давно, только вот признаваться не хотел, загонял в душу неоправданные, странные чувства, изо всех сил отрицал скрытую симпатия, такую нелепую на первый взгляд. В памяти длинной чередой вспыхивали обрывки битв, где Айша прикрывала его, ее сдержанная улыбка, когда они сидели рядом у костра, ее дыхание, когда она спала поодаль от всех, рядом с лошадьми.
Не в силах более терпеть одиночество и гнет собственных мыслей, Артис отошел от окна и направился вниз. По пути в темном коридоре он тоскливо взглянул на дверь комнаты, где жила гоблинша. Пусть эта ночь и последняя в его жизни, но и она могла пройти по-другому, пройти так, чтобы не пришлось теперь жалеть. Демоны! А ведь Йоза прав — надо было думать раньше, надо было быть более внимательным, благоразумным и прозорливым. Надо было замечать тех, кто идет вместе с ним по одному пути и прислушиваться к собственному сердцу...
Спустившись в холл, Артис обвел глазами своих соратников. Весь отряд был в сборе — никто не хотел оставаться один. Метнувшись глазами по сторонам, он первым делом отыскал гоблиншу. Она сидела за столом, упираясь ладонями в лавку. Лицо казалось восковой маской, очерченной тенями, гладкие черные волосы растеклись по плечам, неживые, неестественные, как у куклы. Немигающий взгляд сверлил стену, а губы были сжаты плотно, до белизны.
Артис сел рядом, молча, не зная, что можно или стоит говорить в такой ситуации. Непроизвольно, незаметно для остальных, он накрыл ее ладонь своей. Ее напряженная рука расслабилась вдруг, пропуская его пальцы, вплетаясь в них с неистовой силой, с беззвучной мольбой о надежде и защите...
Они сидели рядом с каменными лицами, не поворачиваясь друг к другу и не произнося ни слова. Их руки были сцеплены намертво, напряженные пальцы бешено гладили, сжимали и царапали друг друга. В этих прикосновениях было все: и тепло несказанных признаний и жар несбывшихся поцелуев и многое, многое, многое....
В тот момент Артис желал лишь одного — чтобы ночь длилась вечно. Он понял страшную вещь, ужасную, душераздирающую правду, и сердце его трепетало от одной мысли о том, что суждено ему потерять грядущим днем. Потерять самое дорогое, продать за гроши. По сердцу словно полоснули острым клинком — вот же оно, пророчество, только продавать за гроши приходилось не свою никчемную жизнь, а нечто другое, нечто действительно важное и бесценное...
Словно весь мир вокруг исчез, превратившись в бессмысленный круговорот света и тьмы, в игру теней на стенах, в призрачное мигание огней далеко в степи, в небытие. Осталась лишь Айша, такая близкая и уже такая недосягаемая. Тепло ее руки, скомканной в его пальцах, просачивалось через кожу, достигая самого сердца. Тепло ее руки — единственное, за что действительно нужно было бороться, он сам бросил под удар и не мог теперь сделать ничего, чтобы повернуть судьбу вспять.
Через несколько ударов сердца, эльф встал, и, волевым усилием выпустив руку девушки, отошел от стола. Он окинул взглядом соратников, вгляделся в их лица с таким ощущением, словно увидал их впервые. Он всегда считал их далекими и чуждыми, другими, не такими, как он сам. Все предыдущее время они были для него лишь солдатами, людьми с оружием, шахматными фигурами в непонятной, бессмысленной игре, неотъемлемыми частями легенды — волшебной мозаики, которую он собирался сложить ради призрачной, смутной цели.
Самое дорогое — любовь. Самое дорогое — друзья. Почему он не подумал об этом раньше? Ведь случалось уже такое — он терял друга, которого тоже поначалу считал чем-то неважным, несущественным — вспомогательным средством, расходником. А потом сокрушался, проклинал себя за слепоту и невнимательность, за опрометчивость и душевную пустоту. Проклинал. А что толку, раз поступил так опять?
* * *
Как только восходящее солнце тронуло край горизонта, Гойя явился к гостинице Фарума в сопровождении трех сотен воинов. Он рассчитывал застать дерзких врагов прямо там, врасплох, и сходу разорвать на куски, поэтому был крайне озадачен, не обнаружив их на месте.
Первым под горячую руку попал Фарум. Гойя отыскал его во дворе и прижал к стене дома. Сотрясаясь мелкой дрожью, хозяин гостиницы упал на колени перед породистым боевым жеребцом разбойничьего главаря. Он пытался что-то объяснить, свалить вину за вражескую осведомленность на холь, но все оказалось тщетно — кошки разбежались и попрятались так, что даже перевернув всю гостиницу вверх дном, разбойники не обнаружили их следа.
Круглые птичьи глаза Гойи свирепо сверкнули. Он потянул из ножен меч, но потом передумал, кивая своим подчиненным. Ухватив скулящего от страха Фарума за руки, они уволокли его и швырнули в подвал гостиницы, чуть позже к нему присоединилась жена.
— Значит к Волчьей Пустоши ушли. Ну что ж, добре, добре, — хищные глаза прищурились, раздулись ноздри крючковатого носа, втягивая запах утренней степи. — Траву перед деревней подожгли, смертнички.
Гойя кровожадно оскалился, показал желтые зубы двум стоящим по бокам от него разбойникам. Те дружно хохотнули, глядя на главаря взглядами преданными, исполненными уважения и восхищения. Остальные, словно стервятники кружили по двору гостиницы и вокруг нее, поднимая пыль и сдерживая разгоряченных скачкой коней.
— Разведать, что там, у деревни? — поинтересовался один из приближенных главаря, высокорослый тощий апарец, лицом настолько схожий с Гойей, что их можно было принять за братьев.
— Зачем? — прозвучало в ответ. — Что могут сделать семеро против целой армии? К тому же эти вряд ли смогут меня удивить. Семеро — три эльфа, два гоблина, полукровка и собака — смешно! Увидишь, Фалья, все будет как обычно: сорки поднимет огненную стену, лучники начнут палить из-за нее, пока мы не подойдем вплотную и, преодолев огонь, не вынудим их на ближний бой. Тогда дело останется за малым, — с этими словами Гойя повернул коня на запад и тронул по бокам стальными шпорами. — Вперед! Пора показать всем, кто хозяин степи.
Оставив за спиной гостиницу Фарума, разбойники растянулись длинной цепью. Армия Гойи выглядела внушительно. На главаре и его приближенных блистали начищенные дорогие доспехи, подаренные в Волдэе. Остальные обходились кольчугами и кожаной броней. Степные кони, все как на подбор золотые, рыжие и медные сливались с травой. Они выкатывали огромные черные глаза и нетерпеливо грызли удила, желая пуститься в галоп, но Гойя никуда не торопился. Он вел своих людей неспешной рысью, с каждым новым шагом внимательно приглядываясь и прислушиваясь к тому, что творится впереди.
Приблизившись к деревне, разбойники остановились. В утренней дымке им предстала Волчья Пустошь: ветхие крыши крестьянских хибар тонули в зеленом сумраке стоящего кругом дубового леса. Гойя свирепо усмехнулся, вглядываясь в призрачное мерцание переплетающихся ветвей и резных листьев. Эльфийская магия — последние жалкие попытки противостоять ему, великому Гойе, могучему и непобедимому владыке степи, принцу разбойников, вершителю человеческих судеб на всех путях и дорогах, ведущих к Апару. Никакие жалкие эльфы не смогут подвинуть его с трона, пусть даже они зарекутся помощью гоблинов. Да хоть драконов, хоть самого Ханары с его крылатой женой...
— Лучники! — крикнул он, давая отмашку.
В тот же миг туча стрел ушла в пустоту. Дубовые листья блеснули зелеными искрами, утопив атаку в волнах мертвой, глухой тишины.
— Лесная крыса, чтоб тебя, — выругался Гойя, злобно вжимая шпоры в бока своего коня и одновременно сдерживая его, чтобы не рванул вперед.
— Этот лесной не маг, — осмелился высказаться приближенный главаря, длинноволосый седой апарец по-имени Хогу, — дебри, просто морок, иллюзия. Они безопасны.
Под шеей его лошади вместо кистей висели несколько длинных человеческих прядей, вырванных вместе со скальпом. Хогу слыл человеком крайне жестоким и бесстрашным, но даже он в присутствии Гойи робел. И немудрено — из-под седла разбойничьего главаря вместо чепрака свешивалось полотно, сшитое из человеческих кож. Хогу прекрасно знал их бывших обладателей — трое предыдущих приближенных, можно сказать, фаворитов Гойи. Головами и шкурами эти бедолаги поплатились, рискнув проявить во время одной из стычек излишнюю осторожность.... Теперь Хогу храбрился, но главарь не разделил его напускную беспечность.
— Даже дешевые фокусы несут опасность, пока за ними кроются эльфийские луки. Если сомневаешься — можешь проверить, — ястребиные глаза уставились на Хогу с насмешливым вызовом. — Чего стоишь, вперед, раз самый смелый.
Хогу побелел, проклиная себя за излишнюю болтливость и рьяность. Дурак — сам себя подставил, а ведь хотел, как лучше....
Однако надо отдать должное — этот помощник Гойи был воином умелым и хитрым. Захватив с собой пару десятков бойцов и благоразумно пропустив их вперед, он осторожно двинулся к Волчьей Пустоши. Сам главарь принялся напряженно следить за этими передвижениями. В тот момент он ожидал лишь одного — первых стрел, посланных эльфами. Опытный и умелый, Гойя без труда мог отследить их траекторию и понять, где засели вражеские лучники. Конечно, иллюзорные дубы серьезно усложняли задачу, но ведь новоявленный степной владыка никуда не спешил, да и к тому же количество людей позволяло ему не беспокоиться о поражении.
— Семеро, — покачал он головой, усмехаясь, — на что они рассчитывают, — повернулся к стоящему по левую руку главному помощнику, — а, Фалья?
Тот, наученный горьким опытом соратника, промолчал, неопределенно пожав плечами. Рассуждая сам с собой, Гойя продолжил, глядя на то, как осторожничает Хогу, петляя по степи перед деревней, из которой пока что не вылетело ни одной стрелы:
— Отчаянные. Люблю таких, — он похлопал своего коня по крупу, — из них выйдет добрый чепрак. Чепрак из элфийских шкур, а их белые космы пойдут на парадные кисти для сбруи. Тебе, Фалья, я отдам шкуры гоблинов, а Хогу — сорки и собаку....
Между тем Хогу приблизился к зеленому мороку. Выставив перед собой живой заслон из трех всадников, он вглядывался в переплетение дубовых ветвей, ожидая вражеские стрелы. В руке разбойника был зажат круглый щит, которым он готовился прикрыться сверху, но выстрелов не последовало. Враги не проявили себя, даже когда бойцы Гойи ступили в деревню.
Волчью Пустошь изменилась до неузнаваемости: среди темных хибар там и тут стояли вековые деревья, поднявшиеся посреди степи за одну ночь.
— Никого! Тут никого нет! — выкрикнул кто-то из разбойников, двигавшихся впереди. — Селяне сбежали, а эти, видать, отступили, решив запутать нас своим колдовством.
Не разделив такого неоправданного оптимизма, Хогу отдал приказ лучникам:
— Они тут — будьте наготове. Как только начнут стрелять — бейте в ответку, а вы, — обратился он к закованным в тяжелую броню войнам, под прикрытием стрел подходите вплотную и зажимайте стрелков. Без луков они не продержатся и пяти минут...
Пока Хогу говорил, под ноги лошадям пополз густой изумрудный туман. Сначала он клубился под конскими коленями, потом поднялся к брюху и закрыл колени всадников.
— Что это? Демонские потроха! — выкрикнул один из разбойников.
В ту же секунду конь под ним заржал и повалился на бок. Соседние лошади прянули в стороны, дергая поводья и брыкаясь.
— Тпру, стоять! Да что с вами такое? — раздались негодующие крики, и тут же еще один всадник рухнул в туман.
Хогу крутанулся на месте, зашарил глазами по земле. На миг разглядел, как в непроглядной дымке мелькнула золотая шкура какой-то твари. Потом его кобыла содрогнулась от толчка, оглушительно заржала и забила ногами у себя под брюхом. Прижав ногами конские бока, Хогу почувствовал, как дергается шкура — кто-то рвал живот его лошади.
— Это чертов пес! Бросайте коней! Бейте по земле! — заорал помощник Гойи, выскакивая из седла и отбегая в сторону от вскинувшееся на дыбы лошади, из живота которой до самой земли тянулись окровавленные плети вывернутых кишок.
Выхватив меч, Хогу завертелся на месте, пытаясь отыскать невидимого врага. Рядом с ним снова мелькнула собачья спина, а потом в землю воткнулись несколько стрел — лучники принялись палить в зверя-невидимку. В тот же миг откуда-то сверху раздался свист, и двое стрелков Гойи упали, пораженные белыми эльфийскими стрелами...
* * *
— Начало неплохое, жаль ненадолго хватит твоего колдовства, — зевнул Йоза, прижимаясь к крыше ветхой хибары.
Артис, присевший рядом, промолчал, прислушиваясь, как мечутся в тумане остатки первого разбойничьего отряда. Он удовлетворенно кивнул, поняв, что запаниковавшие разбойники двинулись обратно к Гойе — на выходе из зачарованной деревни их ждала очередная порция стрел от Лорина.
— Ты куда? — спросил он у Йозы, который вдруг скользнул вниз и спрыгнул с крыши на землю.
— Подберу себе лук получше — этот для твоих стрел не годится.
Одним неслышным движением лесной оказался рядом с Высоким. Пристально осмотревшись вокруг, он нахмурился — защитная дымка уже начала истончаться.
— Артис! — рядом, словно стремительная тень, возникла Айша, — Гойя двинулся вперед. Часть его воинов, тех, что в тяжелой броне, пошли вдоль деревни кругом. Они хотят взять нас в кольцо.
— Этого стоило ожидать, — кивнул эльф, глядя гоблинше в глаза, — для этого он привел с собой армию — не хочет оставлять нам шансов.
— Плевать! — взгляд Айши пылал решительностью и отвагой. — Плевать на то, что хочет эта крыса! Мы будем стоять до конца, чтобы он там не решил.
— Так и будет Айша. Так и будет, — Артис непроизвольно коснулся ее руки, задержал пальцы на оливковом запястье, чувствуя, как к горлу подкатывает мерзкий ком.
"Они все готовы стоять до конца. Все, — вновь зашелестели в памяти страницы с легендой об Эльфийской Радуге, — и все должны пасть в этой битве. Даже она... Самое дорогое, что у меня есть. Айша..."
