Дети Бесконечности

— Это от тебя уже зависит. Но сейчас ты, прямо скажем, не готов. Это сложная вещь, Лэйми. И опасная. Можно проститься с рассудком... или утратить связь с Реальностью, или... да я даже объяснить тебе это не смогу! Но разве обязательно начинать с самого сложного? Есть масса простых и безопасных миров, созданных для наших детей — и начать лучше бы с них.

— А когда? — Лэйми не очень понравилась отповедь.

— Ну, можно прямо сейчас, если ты не против.

Лэйми улыбнулся.

— Я не против, естественно.

— Ну что ж... Иди-ка сюда, друг. Возьми меня за руки. Готов? Поехали!..

В следующий миг Лэйми с невероятной силой понесло... куда-то. Ему показалось, что он падает, — сквозь какие-то структуры, столь сложные, что на лету он не успевал их разглядеть, — словно пуля, летящая сквозь головоломно сложный хоровод призраков.

Раньше, чем он успел хоть как-то в этом разобраться, они достигли цели. На какой-то миг сознание Лэйми отключилось, потом он вдруг понял, что стоит на скалистом берегу какого-то озера или, скорее, фиорда, — широкая полоса чернильно-темной воды тянулась в обе стороны, насколько хватал глаз. Небо тоже оказалось темным, — и в этой темноте страшновато сияло странное, зеленовато-желтое солнце. Лэйми испуганно втянул воздух, — он тут был, вполне нормальный, только какой-то... безвкусный, что ли? Это не чернота вакуума, — казалось, что солнце просвечивает сквозь какую-то странную маслянистую пелену.

Лэйми недовольно помотал головой и осмотрелся. Они с Охэйо стояли на каменистом плато, окруженном низкими кривыми соснами, высоко над темной водой. Далеко, на другом берегу, поднимались безжизненные желтовато-серые горы, — а за ними, казалось, сгущался уже совершенно непроглядный мрак. Во всем этом было что-то, невыразимо зловещее, — даже в призрачном здешнем тепле, готовом ускользнуть от малейшего дуновения ветерка.

— Где это мы? — спросил Лэйми.

— В Нурваге. Этот мир создал твой тезка, — ответил Охэйо.

— Эту жуть?

— Ну да. Рай у него уже есть — зачем создавать ещё один? Мир, полный таинственных опасностей, — совсем другое дело.

— Да уж...

Далеко внизу темная гладь воды вскипела пеной, — её рассекли черные, похожие на хлысты щупальца, длиной, наверное, в несколько метров. Невероятная резкость и быстрота этого движения напугала Лэйми, — судя по ним, эта тварь обладала просто сверхъестественной силой. Но непонятно как он чувствовал, что настоящее зло таится не в воде, а за ней, за голыми склонами мертвых гор. Лэйми мог бы полететь туда, — но туда ему вовсе не хотелось. Если бы он мог послать туда лишь свою точку зрения...

Он сам не понял, как это у него получилось, — но его сознание словно бы разделилось на два: один Лэйми стоял на каменистом берегу, второй парил над его головой бесплотным взглядом. Всего одно усилие, — и далекий берег с невероятной быстротой прыгнул навстречу. Лэйми увидел безжизненный глинистый пляж, каменистые осыпи, извивы оврагов, — и совершенно ничего живого, даже мха, даже выброшенных на берег водорослей...

Заметив краем глаза движение, он резко развернул свой "зрительный прожектор"... и замер.

ЭТО никак не могло быть живым существом, — полупрозрачный сгусток жидкой темноты, похожий на многоногую гусеницу. Из переднего, наверное, конца росло несколько хлыстообразных щупалец, — они всё время двигались с неуловимой быстротой и были длиной, наверное, метров в десять.

Невероятно, но тварь как-то заметила его, — она повернулась и, безглазая, смотрела на него. Перепуганный Лэйми мгновенно погасил "прожектор" — и замер, ошалевший. Отсюда, просто взглядом, на том берегу ничего видно не было, — но ощущение упорного, бездушного взгляда осталось. Он обхватил голые бока и поёжился, впервые чувствуя себя беспомощно раздетым.

— Что это? — наконец спросил он.

— Хаулаги, — ответил Охэйо. — Чудовища, конечно. Если хоть одно щупальце захлестнет тебя... ну, будь ты человеком, эта тварь получила бы твою суть, а ты стал бы просто... ну, кем-то вроде зомбика. К счастью, ты теперь Сущность, хоть и малая, так что контакт с хаулагом ничем тебе не грозит, — кроме массы неприятных ощущений. Всё же, это детский мир... отчасти, и тут нет действительно смертельных опасностей.

— И зачем тезке всё это?

Охэйо лишь пожал плечами.

— Развлечения. Приключения. Испытание себя. Разве мало?

— И ты не боишься за него? Мало ли что...

Охэйо широко улыбнулся.

— Он же мой сын, в конце концов. Сын, в которого я вложил очень много, — а он сам взял ещё больше. Скажи-ка мне: неужели ты сам хотел бы всю вечность просидеть на пляжУ, расчесывая волосы Ксетрайа и отмывая ораву чумазых ребенков?

Лэйми смущенно засмеялся.

— Нет. Но здесь мне как-то неуютно. Беззащитно.

— Ты НЕ беззащитный, — по крайней мере, здесь, где Воля и Представление значат всё же очень много. Опасность станет реальной, если ты сам пожелаешь для себя чего-то плохого, — но ты же ведь не мазохист, нет?

— А если Воля и Представление хаулага окажутся сильнее моих?

Охэйо улыбнулся.

— Нет. Они лишены способности изменять Реальность напрямую, — твой тезка далеко не идиот. Возможностей у них много, это да, — но они не в силах их расширить.

— Но они же разумные существа?

— Отчасти. Там, где это нужно для их... функции, не больше.

— И так вот... везде в созданных вами мирах? Нигде нет свободы воли?

— Нет, почему... Она есть. Там, в больших, настоящих мирах. Но...

— Но стать Творцом там никто не может?

— Нет. Для этого — там нужно менять физику.

— А разве её нельзя там менять?

— Во-первых, нужно знать, КАК менять. А вариантов — много. Без доступа к нашей родной Вселенной шансов понять, как — ноль, там нужны изменения... взаимоисключающие. Да даже если бы вариант и был, тупо скопировать не получится, — вселенные схлопываются. Обойти это можно, но нужен хитрый финт ушами, до которого дойти методом тыка — нельзя, надо с самого начала знать, что и как делать.

— То есть, вы сделали так, чтобы никто не смог подняться до вашего уровня.

Охэйо вздохнул и почесал в затылке.

— Знаешь... в общем, да. Но разве ты хотел бы, чтобы что-то, вроде хаулага, стало Создателем?

— Брр, нет. Но разве там нет других, достойных?

— Есть, почему нет? Но путей к могуществу — много, наш — только один из бессчетного множества.

— Но единственно верный?

— Почему, нет. Вариантов Реальности — бесчисленное множество, способов менять её — тоже. В конце концов, созданные нами миры — лишь бесконечно малая часть Мультиверса. То, что другие Творцы нам пока не встречались, вовсе не значит, что их вообще нет. И, пожалуйста, не надо думать, что Творцом может стать любой, кто узнает волшебное слово. Нет. Нельзя стать Творцом, выучив магическую формулу или получив чудесный артефакт. На самом деле, путь тут только один: расти над собой, шаг за шагом, медленно и неустанно, — а на такое везде способны лишь единицы.

— А я?

Охэйо пожал плечами.

— Никто не обещал тебе, что ты тоже станешь Творцом. Начальные условия у тебя, конечно, не в пример лучше, чем у большинства, — но вот исход зависит только от тебя: захочешь ли ты на самом деле... или нет. И сможешь ли, если захочешь.

— А разве ты не знаешь?

Охэйо улыбнулся.

— Нет. Знаешь, будущее — презанятная штука. Оно ветвится в бесчисленных вариациях — и никогда нельзя сказать, какая ветвь истинна, какая — нет. Иногда истинны все. Иногда — ни одной. Всё слишком зыбкое, подвижное... Даже прошлое.

— Разве его тоже можно менять?

— Почему нет? Пути в пространстве, пути во времени... в каком-то смысле для нас это одно и то же.

Лэйми ошалело помотал головой.

— А если ты убьешь себя в детстве — то что с тобой будет? Ты же не вырастешь, не отправишься в прошлое, не убьешь себя — и потому вырастешь, отправишься и убьешь. Бред какой-то...

Охэйо засмеялся.

— Во-первых, себя я никогда не убью, — и ты это знаешь. Да, можно причинность нарушить намеренно, — но тогда возникнет просто ещё одна параллельная вселенная, точнее, вырастет её относительный уровень реальности, а у текущей он упадет, после чего они поменяются местами в Мультиверсе, и все прыжки будут приходиться на новую, а те, кто до изменения контактировал с Творцом, и о ком он знает, — сохранят память прошлой. Это всё в теории можно откатить, — но на это надо слишком много ресурсов.

— Так вот как, значит, решается парадокс с убиением собственного дедушки...

— Ну, при том, что существуют ВСЕ возможные миры, просто до некоторых сложно добраться, настолько сложно, что никаких запасов энергии не хватит... как бы логично.

Лэйми вздохнул.

— Всё равно, я не вполне понимаю...

— И не поймешь — пока сам не научишься жить во времени, так же, как и в пространстве. А это, знаешь, совсем не так просто. Даже для меня. Это к Вайми, скорее... с дедушкой.

— Хорошо. С чего мне хотя бы начать?

— Начать — это самое сложное. Сейчас ты присутствуешь в мире, — но не включен в него. Если сможешь включиться, — то остальное уже дело способностей и техники.

— Угу. И как мне... включиться?

— Ну, вчера ты уже "включился" — вместе с нами. Теперь попробуй сам.

— Как?

— А ты подумай.

— Тогда у меня а-линн был.

— Он и сейчас у тебя, никуда не делся.

— Но я не чувствую его.

— А ты постарайся.

Лэйми вздохнул, осмотрелся в поисках места, где сесть, — и вновь замер: за его спиной, между скалами, стоял трехэтажный дом, похожий на гостиницу или какое-то учреждение.

— Здесь есть люди? — удивленно спросил он.

— Частично.

— Как это?

— Иногда есть, иногда нет. Как тезка захочет. Это же его мир.

Лэйми вновь вздохнул. Он уже чувствовал, что словами тут ничего не добиться. Вновь осмотревшись, он сел на выступ камня, скрестив ноги. Камень оказался сырой и жутко холодный, зад мерз, в него впивались какие-то крошки и иголки, — пришлось встать и ладонью смести мусор. Грязь, правда, уже налипла на парео, босые ноги тоже не блистали чистотой, — похоже, что недавно тут шел дождь, и земля не вполне ещё просохла, — но чем, в конце концов, это место хуже других?..

Вновь скрестив ноги, Лэйми поёрзал, устраиваясь поудобнее, и закрыл глаза. Он чувствовал, что Охэйо наблюдает за ним, и это раздражало, — но медитировать один он бы тут не решился. С чего же начать? Почувствовать а-линн, наверное. Только вот как? Как можно взять рукой то, чего просто нет? Летать — это всё-таки другое, привычное с детства по снам. А вот почувствовать мир частью себя... стоп, стоп, однажды он же уже так его чувствовал, — в том слиянии с Мроо. Впечатления от него остались самые неприятные, и это мешало. Сильно мешало. И всё равно оставалось непонятно, как можно "выйти из себя". Сарьют-то просто, они с этим живут. А вот ему...

Лэйми честно старался, но у него не выходило ничего. Муравьи ползали по пяткам. Зад мерз. Насмешливый взгляд Охэйо ощутимо щекотал кожу. В конце концов, Лэйми разозлился.

— Слушай, ты хоть покажи, как сам это делаешь!

Охэйо вздохнул.

— Ну, что с тобой делать, чудо полосатое... Иди сюда. Садись, — он любезно показал на покрытое мхом углубление в скале.

Лэйми потыкал мох босой ногой, — сырой, но парео всё равно уже промокло, терять нечего, — и сел, поморщившись.

Охэйо тоже сел напротив, скрестив ноги.

— Дай руки. Глаза лучше закрыть. Вот...

...мир вокруг снова стал прозрачным. Точнее, — полупрозрачным, всё осталось на своих местах, но стало контурно-зеленоватым, с розоватыми прожилками, — и физически ощутимым, словно от него тянулись тонкие невидимые лучики, щекотавшие кожу. Нет, не лучики, а струны, — Лэйми как-то чувствовал, что каждое его движение в этом... состоянии, отзывалось в этом мире, и он сможет изменить его... ведь все эти... вещи вокруг, — не более, чем образы, правда, совсем не такие подвижные, как в его воображении, скорее, даже очень упрямые. Он мог как бы наощупь шевелить их, но вот изменить не получалось, — не хватало... желания, что ли? И... внимания, — у Лэйми никак не выходило... ощущать тут всё разом. Он мог "настроиться" на землю, на воздух, на деревья, — на что угодно, но лишь на что-то одно. И даже так... инерция, что ли? — оставалась очень даже существенной. Вдобавок, Лэйми обнаружил, что, чем внимательней он смотрит, тем больше становится видно деталей, — а на них ему тоже приходилось "настраиваться", и "зона влияния" сужалась ещё. И менять он мог не всё, и совсем не так угодно, — а лишь так, как были тут проложены... пути, наверное?..

Он попытался "отстраниться" и подробно рассмотреть их. Отчасти это получилось, — но лишь отчасти. Мир вокруг стал призрачным и сероватым, а все вещи вокруг — зыбкими. Казалось, он видит сразу все формы, которые они могут принять, — и сознание поплыло, не выдерживая нагрузки. Это при том, что Лэйми обнаружил, — сейчас он может охватить вниманием намного, намного больше, чем раньше, когда он не мог видеть... сквозь.

Он попытался ещё "отодвинуться", стереть из поля зрения все предметы и оставить лишь "пути", возможности, законы этого мира, — но мир вокруг попросту рассыпался, и голова у Лэйми закружилась. Он повис в пустоте, в бездне, в которой кружились и мерцали бесконечные образы. Чувствуя, что теряет себя в них, он отчаянно рванулся назад, к Реальности... и в этот миг всё исчезло.

Лэйми ошалело помотал головой. Мир вокруг изменился — но он не вернулся домой. Они с Охэйо стояли на пустынной городской улице, под затянутым высокими тучами небом, — солнце просвечивало сквозь них смутным синеватым пятном. Вокруг царили то же призрачное, тревожное тепло и не менее тревожная тишина. Дома вокруг — многоэтажные — чем-то походили на хониарские. А вот далеко за крышами прямо в тучи поднималась громадная треугольная башня высотой, наверное, в несколько километров. Разве такое бывает?..

Лэйми зажмурился и помотал головой, — но башня никуда не делась, тускло блестящая, синевато-черная. Ну да, металл, конечно. Сколько она должна весить — миллиард тонн, больше? Но, раз это сон, то в нем может быть что угодно...

— Не сон, — Охэйо запустил в него пустой банкой, и Лэйми ойкнул, когда она ударила в живот. — Реальность. Пусть мы и можем её тут изменять.

— А как мы сюда попали? — что-то тут было знакомо, но смутно, неопределенно. Город казался заброшенным, — стекла кое-где разбиты, на улице мусор. Но заброшенным очень... привлекательно. Здесь хотелось бродить и лазить до упаду, пугаясь своих страхов. Детский мир, да...

— Ты сам сюда захотел, несознательно, — ответил Охэйо. — Мы всё ещё в мире твоего тезки.

— Драли его мало, — осмотревшись ещё раз, Лэйми зашагал к странной башне. Идти босиком по усыпанной битым стеклом улице пришлось медленно и осторожно, внимательно глядя под ноги и вообще осматриваясь, — тишина начала действовать на нервы. Ветра совсем нет, воздух неподвижный, словно в комнате, — но то и дело голой кожей ощущаются какие-то странные сквозняки, словно вокруг летают призраки. И всё время кажется, что на краю поля зрения что-то мелькнуло, но повернешь голову — ничего...