Злая мачеха

— Эээ?! — Амелия уже стояла, за неимением лучшего, на барной стойке. — Я, Амелия Вил Тесла Сейруун, Воин Справедливости, не могу допустить такого произвола в дружественной стране...

— Когда успела дружественной-то стать?..

— ...зло должно быть посрамлено! Для Молота Справедливости не существует препятствий! Дрожи, о гнусный...

— Может, сходим к главе города и предложим наняться? — спросил Гаури. Лина зевнула. Ещё не разменянный рубин всё так же приятно оттягивал карман, и лезть на рожон совсем не хотелось. Она покосилась на Зероса. Тот смотрел на неё, но как только их взгляды встретились, поджал губы и сконцентрировал всё своё внимание на помешивании ложечкой в стакане с водой. Лина фыркнула. Ещё обижаться он будет, придурок старый! То есть... Ну да, старый! Вот. Нееет, идти в поводу у мазоку — последнее дело.

— Глава города, скорее всего, ставленник эмира. А главу оппозиции не так-то просто будет найти, — рассуждал Зел.

— Наплевать мне на глав и оппозицию, — скучающим, но достаточно громким голосом сказала Лина. — Мне, великой и гениальной волшебнице Лине Инверс, не нравится в этом городе. Можно было бы, конечно, и сам город разнести, но это вариант для слабаков. Ничто мне не помешает пойти и намылить шею этому эмиру, чтобы другим было неповадно меня злить.

— Нет ничего прекраснее чистой души, готовой на подвиги! — завершила свой монолог Амелия и рухнула-таки со стойки задом кверху.

День разговоров.

До столицы объединённых эмиратов добираться было несколько дней. Поскольку проклятие, оказывается, распространялось не только на сам город, но и на всю его немаленькую сельскую область, передвигаться решили по ночам. В темноте, как известно, не видно рожи, а тем более пола, что Лине оказалось очень на руку. Случаются моменты в жизни даже Лины Инверс, когда приятнее, чтобы тебя приняли за парня...

Было уже почти светло, когда они устраивались на ночлег на постоялом дворе у большого перекрёстка. Лина, позёвывая, убаюкала Валя (который, впрочем, и сам прекрасно убаюкивался, но надо же хоть притвориться иногда, что деньги отрабатываешь!) и отправилась сполоснуться на ночь. Когда волшебница в клубах пара и махровом халате вышла из ванной, вся такая расслабленная, она чуть не завизжала, увидев склонившуюся над ребёнком чёрную тень. К счастью, у тени был голос, и он был очень знакомым, напевным и иностранным.

— Тьфу ты! Зерос! Я чуть не рехнулась!

Мазоку замолчал и слегка повернул голову.

— Я уже ухожу.

— Да ладно, сиди, просто я не ожидала...

— Конечно ты не ожидала. Ты бы вообще предпочла забыть о моём существовании, не так ли, Лина-сан? Интересно, почему у всех женщин, которые присматривают за Валем, возникает такое резкое отвращение ко мне?

Лина икнула. Мазоку меж тем встал и явно собрался уже улетучиться, хотя почему-то мешкал. Волшебница решила, что этого быка надо брать за рога... ну или за что подвернётся. Демон Демонов был силой усажен обратно на кровать и придавлен коленкой.

— Какое, Даркстар побери, резкое отвращение?! Это ты окунание в кастрюльку так болезненно переживаешь? Какие мы ранимые, тоже мне, мазоку называется! Я ничего не имею против того, чтобы ты навещал Валя, но я не понимаю, зачем было Гаури хамить.

Мазоку старательно смотрел вниз и в сторону.

— А у Филии отвращение к тебе не вдруг возникло, оно всегда было! И вообще, почему я должна объяснять тебе такие вещи? Ты чего, совсем замаразмел на старости лет?

Кажется, Зеросу всё-таки надоело корчить из себя истеричную барышню, во всяком случае, он фыркнул явно в смысле подавливания смеха.

— Лина-сан, вы как всегда неподражаемы в своей тактичности, — промурлыкал он, повернув к ней лицо с сощуренными, как обычно, глазами.

Лину это немного успокоило, и она убрала коленку.

— Ты уже определись всё-таки, ты со мной на ты или на вы... А то что-то каждый день по-разному.

— А как вы сами предпочитаете?

Лина только зевнула.

— Ну вот что, ты можешь сидеть тут сколько влезет, а я на боковую, — и, не снимая халата, великая волшебница вставилась под одеяло. — Только постарайся, чтобы он не скулил, когда ты будешь уходить... Я очень спать хочу.

— Хорошо, — кивнул мазоку. И снова заговорил на своём диковинном певучем языке. Лина даже поразилась, неужели она и правда понимала смысл этой настолько нездешней речи? Может, ей только казалось...

В давние времена жил-был в Маргилане шах. У него было три сына и одна дочь. Ни у кого не было таких пышных и густых волос, как у царевны. Заплетала она их во много-много косичек, вот почему и прозвали ее ласково Хазор-гейсу — Тысяча косичек.

Шах очень любил свою дочь, а на сыновей не обращал внимания. Не понравилось это принцам, увезли они однажды тайно свою сестру и продали ее в горах мулле.

Девочка быстро подросла, она научилась ездить верхом, стрелять из лука, владеть саблей.

Скоро Хазор-гейсу стала очень красива. Откроет глаза — и в темной комнате становится светло. А юноши от ее взгляда не могли устоять на ногах.

Слава о красоте Хазор-гейсу дошла до кашгарского султана.

— Такой красавицы не хватает в моем гареме, — сказал он и погладил свою седую бороду.

Недолго думая, приказал султан нагрузить двадцать верблюдов золотом и послал своего первого визиря в горы купить девушку.

Приезжает визирь в кишлак, где жила Хазор-гейсу, и смотрит — около одного дома собралось много народу.

Спрашивает визирь:

— Что здесь случилось?

А ему отвечают:

— У этого муллы дочь-красавица Хазор-гейсу. Вот все и стараются уголком глаза на нее посмотреть, а зайти в дом боятся, потому что от одного взгляда девицы все падают в обморок.

Визирь пошел к мулле и предложил в уплату за красавицу двадцать вьюков золота.

Мулла не хотел продавать красавицу Хазор-гейсу ни за какие деньги, потому что уже давно решил жениться на ней сам, хоть и был уже в преклонных годах.

Визирь устроил вечером угощение, напоил муллу допьяна и снова начал торговать у него девушку. Ничего больше не соображая, мулла прельстился видом золота и согласился.

А это только и нужно было визирю. Ночью посадил он девушку на коня и поскакал через горы и долины.

Боялась Хазор-гейсу покидать родную страну, но волей-неволей пришлось ей ехать в Кашгар с визирем.

Увидел кашгарский султан красавицу, и сразу овладела им безумная страсть.

Назначил он день свадьбы, а сам все только и любовался красотой девушки.

Однажды, незадолго до свадьбы, сидела Хазор-гейсу на золотом айване и печально смотрела на дальние горы. Там была ее родина.

Грустно было красавице, не хотела она выходить замуж за старика-султана.

Вдруг смотрит, по улице гарцует всадник на горячем коне. Подъехал он ближе. Видит Хазор-гейсу — едет прекрасный юноша. Взоры юноши и красавицы встретились. Пошатнулся юноша, едва удержался в седле.

Но стрела поразила и сердце Хазор-гейсу.

В волнении убежала девушка в комнату и спросила у своей прислужницы:

— Кто этот юноша?

Прислужница низко поклонилась и ответила:

— Его зовут Шерали, он сын кашгарского султана.

Затосковала Хазор-гейсу с той поры еще больше, а Шерали с тех пор не появлялся.

День свадьбы приближался.

Султан кашгарский спросил однажды:

— А где Шерали?

Султану ответили, что сын его Шерали очень болен.

Стал себя бить султан в грудь и плакать.

Узнала о его горе красавица Хазор-гейсу, пришла на его половину и сказала:

— Когда я жила в горах, меня горянки научили собирать разные травы и лечить болезни. Позволь мне, султан, посмотреть твоего сына.

Султан согласился. Приказал вызвать паланкин, и Хазор-гейсу отнесли во дворец Шерали.

Увидел Шерали Хазор-гейсу, и сразу болезнь его как рукой сняло.

В тот же день Шерали и Хазор-гейсу договорились бежать.

Вернулась Хазор-гейсу во дворец, оделась в мужское платье и через калитку дворцового сада выскользнула на улицу. А там ее уже поджидал Шерали с огневыми конями.

Проснулся утром султан, а ему докладывают — красавица исчезла. Спросил он про Шерали, а ему рассказывают — и сын уехал.

Послал султан погоню за ними, но степи широки, горы высоки, реки глубоки. Где искать влюбленных?

Шерали и Хазор-гейсу скакали на огневых конях днем и ночью, опасаясь погони.

Усталые, изнывающие от жажды, они подъехали к колодцу в степи.

Ведро у этого колодца было до того большое, что им одним можно было наполнить целый водоем. Вытащить это ведро под силу было только сорока силачам.

Попробовал Шерали вытянуть из колодца ведро, но не смог. Сил не хватило. Засмеялась Хазор-гейсу и нежной своей ручкой сразу вытащила ведро и наполнила водоем до краев.

— Недаром я росла в горах, — сказала красавица.

Стал говорить Шерали ужин, а Хазор-гейсу решила пойти искупаться в водоеме.

За беглецами следили сорок разбойников, живших по соседству с колодцем. Удивились они, как это один юноша мог вытащить такое ведро, которое они, сорок человек, с трудом всегда вытаскивали.

Но когда Хазор-гейсу стала купаться в водоеме и косички ее рассыпались по белым плечам, разбойники увидели, что это не юноша, а девушка.

Атаман влюбился в Хазор-гейсу, позвал десять своих разбойников и приказал:

— Поезжайте к колодцу, схватите девушку и привезите ко мне.

Разбойники подскакали к колодцу и, выхватив мечи, закричали Шерали:

— Отдавай красавицу, иначе тебе конец!

Перепугался Шерали и говорит девушке:

— Что делать? Их десять, а я один. Увы, не лучше ли повиноваться, а то они нас убьют.

Возмутилась Хазор-гейсу.

— Встань в сторону, чтобы я тебя не задела мечом, — крикнула девушка, вскочила на коня и с обнаженным мечом кинулась на ошеломленных разбойников.

Не прошло и минуты, как десять разбойников были перебиты.

Остальные разбойники перепугались, сели на коней и поскакали в разные стороны. Увидел атаман, что ему не миновать гибели, нарочно упал с лошади и притворился мертвым.

Вернулась Хазор-гейсу к Шерали, улыбнулась ему и сказала:

— Недаром я росла в горах.

Беглецы поехали дальше, а атаман разбойников, крадучись, последовал за ними.

Скоро Хазор-гейсу и Шерали добрались до одинокой хижины и остановились здесь, чтобы отдохнуть.

Наступила ночь, и атаман подкрался к хижине. Конь Шерали заржал.

Атаман испугался и залез на дерево.

Шерали вышел из хижины, глянул в одну сторону, глянул в другую, никого не увидел, вернулся в хижину и лег спать.

Тогда разбойник слез с дерева и снова подкрался к двери хижины.

Опять конь заржал. Шерали вышел во двор и, не увидев никого, начал бить своего коня нагайкой.

Услышав это, Хазор-гейсу выбежала и говорит:

— Зачем ты бьешь коня? У нас в горах так не делают.

Посмотрела она, куда глядит конь, и видит, что он повернул голову к ближайшему дереву. Хазор-гейсу заметила сидящего в ветвях человека, схватила лук и пустила стрелу. Разбойник упал мертвый.

Среди ночи прилетел со страшным шумом горный див.

Проснулась Хазор-гейсу, закричала:

— Шерали, помоги!

Но Шерали при виде страшного дива упал на землю и начал читать молитву.

Схватил див красавицу и унес.

Шерали поднял голову, осмотрелся, но было уже поздно.

Долго он плакал и наконец пустился в путь.

Много дней ехал Шерали и добрался до горы, где жил див. Жилище дива было окружено высокой железной стеной без ворот, потому что сам див летал и в воротах не нуждался.

Перебрался через стену Шерали и попал в сад. Всюду били фонтаны, цвели цветы, на деревьях пели райские птицы.

Шерали пошел искать Хазор-гейсу и нашел ее спящей в беседке из изумрудов.

Разбудил он красавицу.

— Нам нужно торопиться, — сказала она,— сейчас прилетит див и будет тебе, бедненький мой, плохо.

Перебрались они через стену, сели на коней и поскакали.

Вдруг загремел гром, прилетел страшный див и начал пускать в беглецов огненные стрелы.

Испугался Шерали и спрятался за камень. Но Хазор-гейсу не растерялась. Схватила она саблю Шерали, бросилась на горного духа и ударила что было сил. Сразу стало темно, загремел гром, Шерали и Хазор-гейсу упали в обморок.

Когда они очнулись, было снова светло, а около них стоял прекрасный юноша.

Поклонился он до земли девушке и сказал:

— О красавица, вот уже много лет, как свирепая Алмауз-кампыр заколдовала меня и превратила в страшного дива. Я полюбил тебя с первого взгляда и похитил из хижины. Но увы, в отвратительном облике дива я не смел приблизиться к тебе. Ударом меча ты, красавица, сняла с меня заклятие. Теперь я стал снова человеком. Будь моей женой.

Опустила стыдливо глаза Хазор-гейсу, зарумянились ее щеки, и протянула она нежную свою руку богатырю-диву.

Сели они на коней и уехали.

— А Шерали? — спросите вы.

Шерали отправился в Кашгар вымаливать прощение у своего папаши-султана.

Несмотря на всю сонливость, глаза упорно не хотели закрываться, так что волшебнице приходилось волей-неволей разглядывать своего работодателя сквозь опущенные ресницы в неверном свете фонарей с перекрёстка.

Зерос как будто бы и впрямь выглядел старше, чем обычно. Вообще, Лина уже давно заметила, что внешность этого мазоку иногда меняется. Скажем, когда они вместе путешествовали, и во всех населённых пунктах Зерос упорно вывешивал в астрале табличку "я не с вами", его лицо казалось очень заурядным и не привлекающим внимания. В более ответственные моменты жизни — в драке или когда поступала уж очень неожиданная информация — он открывал глаза и внезапно делался страшным, внушающим трепет и в то же время каким-то потусторонним, как призрак или портрет пращура в тёмном холле. Когда он призывал силу мазоку, на это вообще было невозможно смотреть, даже Лину коробило, настолько неприятным становилось его лицо, да и весь силуэт. В разные другие моменты, не поддающиеся однозначной классификации, он становился то симпатичным и внушающим доверие, то красивым и загадочным, то вдруг откуда-то появлялись ироничные морщинки у глаз и губ. При этом собственно черты лица мазоку не менялись. Форма, так сказать, оставалась прежней. Менялось содержание.

"Спать мне пора, — подумала Лина. — А то совсем меня в дебри какие-то занесло. Чего странного в том, что мазоку выглядит нестабильно?"

В принципе, всё логично и объяснимо ситуацией и эмоциональным настроем. Вопрос только, что же это должен быть за настрой, чтобы у Священника-Полководца внезапно отразились на лице все полторы тыщи лет его жизни...