Повесть первая. Выше, чем надежда

"Это был риторический вопрос?" — сквозь смех поинтересовался Илларио.

— А то ты не знаешь! — громко проворчала я.

* * *

Десять лет. Скоро, скоро, совсем скоро будет ровно десять лет со дня моей смерти. Такой глупой смерти. Такой ненужной смерти. Ты слышишь меня, князь? Нет, конечно, нет. Как же ты можешь слышать беспомощного и бессловесного духа, а, князь?

Холодный, бесстрастный, бездушный. Таким ты был тогда, таким и сейчас остаешься. Как же я, дуреха, не замечала твоей сути, князь? Мой князь... Навсегда — только мой...

Скоро, скоро будет десять лет. Скоро я смогу прийти к тебе, княже. Скоро я заберу тебя, мой князь. Совсем скоро...

Спи, мой князь. Спи. Это все, что тебе осталось, княже...

* * *

Наверное, я зря страдала по поводу бесконечной скуки. По закону подлости, стоило мне найти себе занятие, как меня тут же оторвали от тихого течения провинциальной жизни. Et voila — я трясусь в жутком пыточном инструменте под названием "экипаж" по дороге в еще более холодные места, нежели Шато До. А именно — в совсем другое государство лежит мой путь. Признаюсь, когда читаешь какой-нибудь исторический или фентэзийный роман, как-то не заостряешь внимание на том, что карета — это просто изящно сделанная крытая телега, в которой, кстати, не только жутко трясет, но еще и немилосердно холодно! Quelle horreur!

Ги снова подбросил мне занятие. В соседнем государстве назревает кризис власти, вот его величество и хочет сунуть туда нос, руки...и собственных агентов. Самое забавное, что в этой северной стране, по описаниям живо напоминавшей родную Россию века этак XVIII, живут...вампиры. Мне почему-то сразу вспомнились многочисленные опусы на эту тему современных фантастов. Не могу сказать, что я вполне трезво оцениваю степень опасности этих существ. Мне они представляются в двух вариантах: или по творениям Ольги Громыко (т.е. совсем не страшные), или же по анимэ-сериалу "Хелсинг" (т.е. достаточно страшные...а, главное, эффектные).

Oh, mes chers amis, все-таки, за два с лишним года пребывания в этом мире старые стереотипы совершенно не хотят себя изживать.

Но если серьезно, любой источник, от народных легенд до больной фантазии очередного графомана, сходятся в одном: вампиры опасны в своей непредсказуемости. Так что план поведения у меня может быть только один: действовать по обстоятельствам.

И что-то мне подсказывает, что меня ждут les problemes suivant.

* * *

Глас — так называлась эта страна. Вот уж точно "ледяное вампирское княжество".

Оно встретило меня крещенским морозом, почти шквальным ветром и хмурыми небесами. За те три десятка метров, что лежали от кареты до гостиницы, я умудрилась замерзнуть едва ли не до окоченения.

— Господи, как же хорошо, когда тепло! — я медленно оттаивала у себя в комнате, сидя практически в обнимку с камином и выпивая уже третью кружку обжигающего чая. — Тепло, мягко, сухо!

За маленьким мутным окном из дешевого стекла бушевала жгучая январская буря. Если долго прислушиваться, то начинает казаться, что там воют сразу десяток голосов. Яростно так воют, словно боевую песню поют, и одновременно тоскливо очень, словно заживо замерзаешь в негостеприимном ночном лесу. Но совсем рядом уютно потрескивал черный от сажи камин и вился ароматным дымком свежезаваренный чай, и плач метели за окном казался плодом усталого воображения. От которого тревожно холодило в груди.

— Vivere militare est. Не так ли? — мрачно спросила я потолок. Настроение снова испортилось и опустилось ниже отметки нуля. — Жизнь такая странная штука... Она походит на наглядную иллюстрацию к лекции по мифологическому сознанию: там, за чертой, царство смерти и вечного страха, а здесь, где человек, горит огонь, дающий тепло и свет, здесь все понятно и трогательно знакомо. Так почему же человек, словно герой дешевого фильма ужасов, пытается пролезть не только туда, куда не надо, так еще и без всякого желания туда лезть? Чего в принципе желает человек? Чтобы было тепло, сытно и безопасно. Это так мало! Это так мало... И это, собственно, наверное и гонит людей на поиски приключений и риска куда-то вперед... За мифическую огненную реку, мимо избушки Бабы Яги-привратницы до того самого царства смерти и страха. Куда не надо.

— Госпожа, вы чего-то хотели? — робко донеслось из-за двери.

— Нет, спасибо, — "Не прошло и двух часов, как я прислугу до незапланированных приступов страха довожу! Интересно, что же эту бедняжку так напугало: то, что я сама с собой говорю, или то, что я говорю?"

— Тогда господин Илларио просил вас пройти к нему, как только вы отдохнете с дороги.

— Merci.

— Рада стараться, госпожа.

Комнату Илларио захватил полумрак. Густые тени таинственно перемигивались друг с другом в неровном свете догорающего камина, едва освещающего тесную комнату придорожной гостиницы. Фигура брата в громоздком мягком кресле, с лицом, скрытым чернильно-багровой тенью, казалась каким-то древним и очень усталым демоном, исполненным кровавого мистицизма извечной тайны.

Я подошла к его креслу, тихо шурша тяжелым подолом, и села на расстеленную на полу шкуру огромного белого зверя. Черная ткань отливала красно-оранжевым в свете камина. Рядом с последним я наконец-то снова смогла согреться и забыть о чужом холоде за спиной. Право слово, дома было далеко не так...неуютно!

Пока я предавалась пустым размышлениям о доме и зимнем холоде, Илларио очнулся от задумчивости:

— Я давно хотел спросить тебя: почему ты всегда носишь одежду черного цвета, и если разбавляешь ее, то только небольшими вставками золотой ткани?

— Мне нравится черный цвет. Я с подросткового возраста практически всегда только его и ношу. Но, helas, в гордом одиночестве он часто может наводить тоску. Вот я и комбинирую его с золотым — это тоже мой любимый цвет.

— Да, все так просто. Так просто... — пробормотал в ответ Илларио.

— Что случилось, Илларио? Зачем Ги отправил в Глас нас двоих? — спрашиваю я. — Если дело в дипломатических хитросплетениях и интригах, то я тебе тут не помощник. Но так как я все же здесь, то дело не в дипломатии...по крайней мере, не только в ней.

— Ты знаешь историю последних лет Гласа? — вопросом на вопрос отвечает брат.

— Конечно...нет! — раздраженно фыркаю я.

— Десять лет назад в Гласе старый князь Д'Ор Феиль умер от лихорадки. Следующим князем стал его сын — Серис Д'Ор Феиль, которому едва исполнилось шестьдесят пять — возраст совершеннолетия в этом государстве. Парень в это время носил траур по невесте, тоже умершей при странных обстоятельствах. Она, кстати, была лунным оборотнем.

— Pourquoi — "aussi"?

— А где ты видела, чтобы вампиры умирали от непонятных болезней? И ведь это был не яд и не покушение, все проверено и не раз. Старый князь просто превратился в мумию за пару часов. Поверь, такого раньше не было. Серис же совершенно не занимается государственными делами. Он десять лет носит траур по погибшей невесте и витает где-то в облаках.

— Мне тоже это не нравится, но почему ты так злишься?

— Да потому, что этому малолетнему... Гамлету, так?.. любой доморощенный интриган может нашептать на ухо полную несуразицу, и он поверит! И дело не в том, что гениальностью князь не блещет, а в том, что он совершенно не разбирается в интригах собственного двора! Он, может, и знает, что ему лгут, но вот чего этой ложью хотят добиться, не знает и не хочет знать. А уж если ему правильно отредактированную правду преподносят...

— Ну и что? Нам здесь дом не строить, деревьев не сажать и сына не рожать. Причем здесь мы?

— А при том, что с недавнего времени объектом травли стал я в частности и весь Аре в общем. Есть там один...советчик, что претендует на звание великого комбинатора. Только богам известно, что он уже нашептал князю на ухо и что еще нашепчет. И чему князь поверит...

— Ну так убей его, — равнодушно пожимаю плечами.

— Знаешь, Хельга, — хмыкнул брат, — я давно хотел спросить тебя: почему ты столь равнодушно относишься к чужой жизни? Разве у тебя на родине вот так легко убивать — норма? Мне почему-то показалось, что все совсем наоборот. Там к чужой жизни относятся с излишней истерией.

— Вот именно — излишней. И в этой истерии нет искренности. Просто каждый, кто, срывая горло, кричит о бесчеловечности убийства, на самом деле боится. Очень боится... "А вдруг это случится со мной?" Лишь редким единицам действительно дорога человеческая жизнь. Таких безумно, катастрофически мало, — вздыхаю я. — Я тоже боюсь. Меня трясет при мысли, что еще миг — меня не станет. Мы все видим мир сквозь призму своей личности... И вот этой призмы не станет. Ничего не изменится, я знаю... Просто меня не будет...

А чужие жизни... Что мне до них? Если я боюсь смерти, это не значит, что я возлюблю жизнь во всех ее формах и буду жалеть собственных врагов. Эти люди и нелюди угрожают мне и моей семье. С какой стати мне их жалеть? Я их просто и без прикрас убью.

— М-да, ответ в стиле склонного к депрессиям дворянина после десятка дуэлей. Но мне это в тебе нравится, Хэл! — хмыкнул Илларио. — Но местного интригана так просто не убьешь. Здесь нет дуэлей и официально защитить свою честь я не могу. К тому же шансы не равны...хотя и не в моем случае. Нанять наемных убийц можно, но дорого и хлопотно, да и предать они могут. Все-таки расовая дискриминация в Гласе цветет бурным цветом застарелой плесени!

— Хм, тогда, может быть, ты отправишь знакомого убийцу? — усмехнулась я.

— Тебя, что ли? — удивился брат. — И как ты себе это представляешь? Твое колдовство может и не заметят, но неестественность смерти мгновенно вычислят. А уж если дело дойдет до рукопашной... Боюсь, твои таланты в мечном бою отнюдь не так велики.

— А я и не собираюсь следовать рыцарскому кодексу. Знаешь, у меня на родине говорят: "собаке — собачья смерть".

— Не боишься так запятнать свою честь? — с любопытством спросил Илларио. — Ведь если об этом узнает кто-нибудь кроме нашей семьи и Ги, будет не просто скандал. Наша семья будет опозорена на несколько поколений.

— Тебя это волнует настолько, что ты так боишься этого?

— Не знаю почему, но я верю, что у нас все получится. В крайнем случае, пойду жрецом в храм Диониса.

— Думаешь, там есть вакансии?..

Утром я первым делом решила разворошить свой гардероб. Если уж я буду убийцей, то пусть я буду красивой убийцей.

Donc, для начала подберем основной костюм, а после уж и над аксессуарами подумаем. Право, любая девушка меня поймет: от того, насколько мы нравимся себе в зеркале, зачастую зависит не только наше настроение, но и качество работы. Как можно получать удовольствие от работы, если эти штаны тебя страшно полнят, кофточка явно неудобна, а туфли натерли новую мозоль? Другое дело, если подружки хвалят твой выбор юбки, блузка стройнит, а мужчины с интересом оглядываются вслед — тогда и настроение радужное, и вдохновение через край плещется, и ноги не болят от многочасового хождения в неудобной обуви...

Это не ирония, я вполне серьезно говорю.

В итоге, после получасовых размышлений я остановилась на рубашке с не слишком широкими рукавами, узким штанам для подвижности, длинным...э-э-э...кафтаном в виде очень приталенной куртки длиной до колен с разрезами сзади и по бокам. Волосы я завязала в низкий хвост, что не лезли в глаза. Закончила же образ сапогами на очень мягкой и, соответственно, тихой подошве и платком на лице, как у ковбоев на Диком Западе. Естественно, все глубокого черного цвета.

Нашли свое место два небольших кинжала (один за голенищем, другой на поясе), двумя метальными ножами и длинным пистолетом. Порох и пули аккуратно рассовала по карманам, так, чтобы не было видно.

— М-да, получилась смесь ковбоя с ниндзя, — критически осмотрев себя в зеркале, вынесла я вердикт.

— Ну что, мой телохранитель готов? — без стука вошел в комнату Илларио.

— Илларио! Ты почему без стука?!

— Чтобы тебя позлить, — очаровательно признался он, но тут же посерьезнел. — А куда денется Хельга Д'Арэ, герцогиня дю Лерро? О твоем приезде знают слишком многие. Ты сейчас играешь роль моего телохранителя и наемного убийцы одновременно, тебе придется сопровождать меня на всех приемах и балах, и часто мне надо будет появляться там одновременно с сестрой. Боюсь, иллюзия может вызвать лишь ненужное внимание: сам трюк, может, и не распознают, но следы колдовства на твоем двойнике заметят точно. Возникнут лишние вопросы.

— Ну, думаю по этому поводу можно сильно не волноваться. Сиятельная герцогиня не выдержала местных холодов и слегла с сильнейшей простудой. О, не волнуйтесь, это не опасно для ее жизни, но, боюсь, леди разрешат подняться с постели лишь через пару недель... — шутливо раскланялась я.

— Знаешь, Хельга, иногда я пугаюсь твоих авантюр. При взгляде на тебя даже мысли не возникает, что ты склонна к подобным приключениям.

— А я и не склонна. Но тебе нужна помощь, и я могу тебе помочь. Так почему бы мне этого не сделать? — пожала плечами я. — Heureusement, настало время действовать, а не говорить.

* * *

Зима в Гласе странно на меня подействовала. Этот контраст между вьюжным холодом природы и ледяными сквозняками княжеского замка, живым и родным теплом угасающего камина и призрачным светом северного солнца. Ах, как прекрасен солнечный зимний день в горах Гласа! Как трогательны облепленные снегом деревья в саду под хмурым серовато-синим небом!

Ах, как чуждо мне все это!

Мне кажется, что здесь я застыла на тонкой черте между... Просто между. Pardon, mes amis, я так и не научилась складно говорить и писать. Здесь, в ледяных горах и заснеженных долинах, во мне одинаково живет и давно привычный и осознанный, но внезапно усилившийся страх смерти, и незнакомая жажда приключений, игры на тонком лезвии ножа, которым старшая мойра перерезает нить жизни.

Je ne sais pas . Не знаю, нравится ли мне это. Не знаю, сколько это продлится. Не знаю, во что мне обойдется.

Пусть молва сделает из моей семьи и из меня в частности кровавых псов Генри II. Пускай я убивала, и буду убивать по его приказу и по собственному желанию. Что это меняет? Я все та же Хельга, девушка из другого мира. У меня есть дом, есть семья, есть друзья.

Меня не волнуют те, кто умер от моей руки. Ce la vie. Сомневаюсь, что подобное делает меня маньяком.

Это лишь слова, но как много они иногда значат...