— Серегей, надо нам решить, как быть с тобой. Конечно, по всем уложениям мы должны вернуть тебя в лагерь каторжников. Но с этим вышла накладка — еще в первые дни после ранения на запрос тамошнего начальства отправили рапорт о твоей кончине — ни у кого тогда не было сомнения в том. Так что тебя вроде уже нет в живых, во всяком случае, в каторжных списках. По сути — ты сейчас вольный человек, случайно попавший в переделку на нашем участке. Можешь после излечения идти на все четыре стороны, правда, далеко ли — тот еще вопрос. Скорее всего, попадешь к безопасникам, уж больно подозрительный для них — чужак неизвестно откуда родом, да еще в приграничной зоне. Очень может быть, посчитают вражеским лазутчиком.

После такого предисловия капитан замолчал, пристально вглядываясь в мои глаза. Я же молчал, гадая, что он хочет от меня. Немного спустя штабной офицер продолжил:

— Ты понравился нашим бойцам своей отвагой и сноровкой, хотя они заметили, что кавалерист из тебя никудышный. Командир дозорной роты похлопотал перед штабом принять в наш полк — такой герой ему кстати. Предлагаю поступить к нам на службу, пока волонтером, а там видно будет. Война на носу, да и сейчас неспокойно, можешь при должном старании выслужиться до сержанта или даже офицера, с твоими задатками такое вполне достижимо. Так что решай, как надумаешь — подашь рапорт в полковую канцелярию. Понятно?

Уже после ухода капитана отпустил свои эмоции — радость и долгожданное облегчение переполняли меня. Сбылось! Мои предчувствия не обманули, я свободен! Правда, чуть не ушел на тот свет, но теперь худшее позади, так полагал я. Позже, когда первое упоение волей прошло и мог спокойно думать о чем-либо, принялся размышлять над предложение капитана. Доводы его считал весомыми — армия давала мне опору в дальнейшей судьбе — не изгоя, гонимого всеми, а законно признанного воина, да и обрисованные перспективы были вполне реальны. Но в то же время хотелось повидать и познать этот мир, а если уж доведется остаться в нем навечно, то найти свое счастье. Пока же я плыл по воле обстоятельств, не дававших мне какого-нибудь выбора — от самого момента переноса до нынешнего дня.

В конце концов надумал отказаться от службы в полку и уйти в Леван — оставаться в Нейтаре, пусть и на воле, посчитал неразумным. Здесь, среди местных — я как белая ворона, сразу видно чужака. Можно опять угодить в какой-нибудь переплет, с той же службой безопасности — о чем с полным основанием предупреждал штаб-офицер. Немало мыслей передумал, пока решал — как мне добраться до северной страны. Идти через полстраны в одиночку — без оружия, денег и припасов, — ничего хорошего такой путь не предвещал. Николас, да и другие знающие люди, разъяснили мне о возможных опасностях на дороге — от встреч с грабителями и душегубами до поборов и произвола местных властей.

Присоединиться к какому-нибудь каравану также представляло сложности. Ехать пассажиром — нужны деньги, а их у меня не было, ни гроша. Наниматься в охрану — могли и не взять, не каждый согласится доверить свою жизнь неизвестно кому. Но других вариантов не оставалось, так что пришлось решать именно с ним. Из разговоров с бойцами, поправляющимся от ран, и лекарем узнал о караване, приходящим в эти края из Левана раз в две недели. Он останавливался на пару дней в небольшом городке Верном в двух десятках километров от нас, шел дальше на юг через другие приграничные города, потом уходил на запад в сторону центральных провинций, уже оттуда в Леван. Путь от Верного до границы северных соседей занимал почти месяц, еще три недели караван добирался до столицы — Кемера.

Накануне прихода очередного каравана выписался из лазарета, хотя рана на плече не зажила полностью. Лекарь советовал остаться еще на неделю, но не стал задерживаться — ждать потом следующего каравана, перебиваясь все это время неизвестно где, не захотел. Так и объяснил целителю, он же, подумав немного, предложил свою помощь — переговорит со старшим полкового обоза, чтобы тот взял меня до Верного. Дал заживляющую мазь в маленькой баночке, чтобы я на вечер смазывал им кожу вокруг рубца. Поблагодарил добрую душу за участие ко мне, а потом принялся готовиться в дорогу. Заштопал порезанную куртку и рубашку, почистил и постирал свое обмундирование и казенную сменную одежду — ее с походным мешком мне передал завхоз лазарета, увидев мои сборы.

Так с помощью добрых людей снарядился в долгий путь, ранним утром следующего дня отправился на стоянку полкового обоза. Сборы здесь уже шли полным ходом — возницы запрягли лошадей, интенданты сверяли свои списки, а старший, дородный сержант, торопил всех с отправлением. Подошел к Дамиану, так мне его назвал лекарь, сказал — от кого я. Тот кивнул и показал на одного из возниц: — Поедешь с ним.

Вскоре выехали с конного двора и отправились по разбитой дороге в тыл. Обоз вытянулся в недлинную цепочку из пяти повозок, шел скорым ходом, несмотря на ухабы и колдобины — до вечера надо успеть доехать до города. Там военные склады, завтра обоз весь день будет загружаться, а на следующее утро выедет обратно. Об этом поведал Пако, тот возница, к которому меня направил старший. Он из вольнонаемных, как и другие, получал плату за каждую поездку, тем и кормил свою семью. Расспрашивал меня о службе, я же отвечал скупо — после ранения возвращаюсь домой. Мы шли последними, никто нас не сопровождал с охраной — ни впереди обоза, ни позади нас. Спросил о том словоохотливого ездового, тот махнул рукой и проговорил:

— Не дает начальство, все войско на передовой, а на нас не хватает. Да пока бог миловал — обошлось без нападения лихоимцев. Правда, в прошлом месяце напали на купеческий обоз — охрана еле отбилась. А что с войскового взять — фураж или провиант? Вот если бы оружие везли, тогда да — без охраны никак!

После добавил: — Вот дали нам копья, а что с ним делать неумеючи? Только ворон пугать! Так и лежит без надобности, а оставить нельзя — спрос с нас.

Пригляделся — из-под мешковины выглядывало лезвие короткого, двухметрового, копья. Таким обычно пользовались стрелки в близком бою — метали им в упор подошедшего противника. С разрешения возницы взял его в руки, проверил состояние, на первый взгляд, приличное — наконечник сидел крепко на древке, трещин и надломов также не увидел. Покрутил веером, выполнил с ним самые простые приемы — все нормально, баланс не нарушен, четко следует каждому движению. Предложил хозяину оружия: — Пако, если ты не против, копье придержу при себе, пока не приедем в город. Так, думаю, будет лучше — хоть при каком-то оружии. Хорошо бы еще мечом обзавестись!

Пако с заметным уважением следил за моими упражнениями с копьем, на мои слова кивнул головой и добавил: — Конечно, Серегей, пусть он побудет у тебя. А насчет меча могу спросить у Дамиана — у него есть, а умения не хватает, так и лежит в загашнике. Вот на привале и разузнаю.

Через пару часов остановились на малый привал. Пако побежал к старшему, вернулся уже с ним. Тот оглядел меня внимательнее, чем при первой встрече, а потом спросил: — Пако, сказал, что ты мечник и с копьем тоже мастер. Так ли, Серегей?

Поправил его: — Не совсем мастер, но вроде неплохо справляюсь.

— Покажи с копьем — со смешанным, просительно-требовательным, тоном высказался сержант.

Показал ему несколько эффектных приемов, в завершении еще устроил вертушку одной и двумя руками — у сержанта и других обозников, собравшихся вокруг нас, глаза загорелись, как у детей, которым показывают ловкий трюк. Ни слова больше не говоря, только кивнув одобрительно, старший повел меня к головной повозке. На самом дне под какими-то узлами раскопал меч в ножнах и перевязью, подал мне. Медленно, любуясь остро наточенным лезвием с характерным узором многократно кованного железа, освободил меч из ножен. Мысленно, про себя, поражался, как такой отличный меч мог оказаться у обозного сержанта. Выполнил с ним начальные упражнения — в исходной стойке, с выпадами, круговым ходом.

Меч с кованным узором

Невольно пришел в восхищение от великолепного оружия. Меч лежал в моей ладони как влитой, казался продолжением руки, послушно следуя каждому движению. По-видимому, чувство, вызвавший во мне чудо-меч, не стало тайным для Дамиана — он довольно улыбался, глядя на меня. Когда же, вложив клинок в ножны, протянул ему обратно, отвел мою руку и сказал: — Пусть он пока побудет с тобой — в дороге все возможно, вдруг понадобится. А в умелых руках принесет больше пользы, чем от меня.

Старший как в воду глядел, да и у меня, еще когда только выехали из расположения полка, появилось тревожное предчувствие. Сейчас высказал его сержанту: — Думаю, надо всем держать оружие наготове — могут напасть. Если такое случится, то поставьте повозки в круг, сами стойте за ними и не давайте лихоимцам прорваться. Я же выйду вперед и приму бой.

Тот посмотрел мне в глаза, пытаясь разобраться, насколько серьезно мое опасение, потом кивнул и пошел созывать возниц. Выехали с места стоянки настороже — по-видимому, старший сумел внушить всем опаску. Не прошло и часу, как произошло ожидаемое. Мы подъезжали к балке, как оттуда гурьбой высыпал десяток заросших бородой мужчин самого злодейского вида. Крикнул: — Заворачивайте лошадей, ставьте круг! — сам вышел навстречу подбегающим грабителям.

Сомнения в том, что они собираются предпринять, не было — бежали к нам, выставив свое разношерстное оружие. Кто-то с копьем, другие с секирой, топором, даже вилами. Метнул свое копье в самого крупного злодея с громадной секирой, успел заметить, как он упал на полном ходу, сам же закрутил мечом веерную защиту, отступив до вставших повозок. Первому приблизившемуся грабителю с копьем отбил его оружие, а потом стремительным выпадом попал мечом в грудь. Отскочил, выдернув клинок из вражеской плоти, вновь закрутил защиту, не подпуская нападающих к себе. После неудачных попыток прохода они решили обойти меня сбоку, но им не дали возницы, тыкая навстречу копьями. Грабитель с топором бросил в меня свой снаряд — на лету перехватил его свободной рукой. Уклоняться не стал — позади меня стояли люди, топор мог угодить в кого-нибудь из них.

Еще несколько минут продолжались атаки лиходеев — то с одной, то с другой стороны. Я же не давал возможности напасть на необученных возниц, сам атаковал, стоило им ослабить напор на меня. Переломным в схватке стал удар, доставший самого умелого из них, тоже вооруженного мечом — он оказался единственным, сносно владевшим своим оружием. Обманным выпадом в грудь заставил противника поднять меч для блока и тут же перенес удар в бедро, достигший цели. Он, хромая, но удержавшись на ногах, отступил назад, а потом громко выкрикнул: — Атас, уходим!

По-видимому, раненый был вожаком этой шайки — остальные грабители быстро окружили его, прикрывая от продолжения моей атаки, а потом, придерживая под руку, развернулись и ретировались с ним в сторону балки. На земле остались лежать двое пораженных мною лихоимцев. Один из них — здоровяк с секирой, еще бился в предсмертных конвульсиях, второй же не подавал каких-либо признаков жизни. Я стоял в оцепенении и смотрел на них, а в душе метались совершенно разные эмоции. Теперь, когда скоротечный бой закончился и враг отступил, чувство радости от первой победы перемежевалось с отупением, даже страхом за убийство этих людей. Хотя счет своим жертвам открыл в той памятной схватке с аварийскими кавалеристами, но тогда в запале боя не оставалось времени для переживаний.

А сейчас оно настало — два лежащие передо мной тела корежили мою душу. Наверное, подобные чувства испытывал каждый воин после первой своей жертвы, но мне от того было не легче. Все же я не из этого жестокого мира — насилие, тем более, убийство живого существа с болью в сердце ломало прежние моральные устои. Не знаю, сколько времени я пробыл в таком состоянии, очнулся от чьего прикосновения к моему плечу. Оглянулся — рядом стоял старший, видел на его лице нескрываемые уважение и благодарность.

— Спасибо, парень, за всех нас. Жаль, что ты отказался служить в полку — такой удалой боец принес бы много пользы. Но воля твоя, а мы не останемся в долгу. Меч я тебе отдать не могу — его передал мне покойный отец, но найду достойную замену. Пока возьми оружие этих злодеев, что еще найдем на них — тоже забери.

Так я обзавелся первыми трофеями — кроме секиры и копья, оказавшимися не в лучшем состоянии, еще немного денег, в основном медью, и парой золотых колец на женскую руку. Их я предложил старшему, тот принял, щедро заплатив за них. Теперь у меня набралась сумма, достаточная, пусть и в притирку, для оплаты путешествия в Леван. Тем самым решилась проблема, над которой ломал голову, отправляясь в Верный — тогда практически ехал наобум, надеясь на месте как-то разобраться с караваном. Заново переживая случившуюся передрягу, ясно понимал, что мне в ней повезло. Будь на месте разбойников профессиональные воины, пусть и бывшие, еще неизвестно, чем бы все закончилось для меня. Пенял задним числом себя за самоуверенность, с которой отнесся к опасности, но повторись снова такое, поступил также — убегать от боя не стал бы.

Успели в Верный перед самыми сумерками, охрана на входе в город уже собиралась закрывать ворота. Вместе с обозом доехал до постоялого двора — старший пригласил скоротать ночь в их компании, а у меня выбора не оставалось, как принять с благодарностью его доброту. Не скитаться же в незнакомом городе в такое позднее время, неизвестно, с чем еще придется столкнуться чужаку. А уж искать перед самым отправлением каравана неприятностей на свою голову в мои планы никак не входило. Удача не оставляла меня — в этом же постоялом дворе остановился леванский караван, он только сегодня прибыл в город, незадолго до нас. Дамиан, прознав о нем, сам, без моей просьбы, даже не предупредив, отправился хлопотать за меня.

После ужина я отдыхал в комнате, снятой сержантом для меня и возниц, когда вошел он сам и от дверей проговорил: — Пошли, Серегей, к купцу, будем решать с караваном.

По обращению друг к другу видел, что они накоротке между собой, приятели или хорошие знакомые. Разговор проходил в номере купца, в самом его начале старший представил меня: — Вот тот самый герой, Анри, о котором я тебе рассказывал. Зовут его Серегей. Бери его в свой обоз, не пожалеешь. А снаряжение для него — оружие и доспехи, возьму сам.

Купец, такой же дородный, как и сержант, только не такой смуглый, а больше похожий на выходца из средней Европы, смотрел на меня изучающе — с ног до головы. Наверное, первое впечатление обо мне сложилось благоприятное, кивнул головой и принялся расспрашивать — откуда родом, чем занимался в Нейтаре, что умею. Повторил в который историю о потере памяти, странствии в Диком краю, последующих событиях. Не стал скрывать о приговоре трибунала и каторжном прошлом, пояснил, что сейчас я вольный человек, но дальше жить в Нейтаре не собираюсь, буду искать лучшую долю в Леване. О своих умениях сказал, что кроме, как воинским делом, другим не занимался. Неплохо владею копьем, постиг азы мечного искусства, до мастера мне далеко — еще многому надо учиться.