— Эх, молодежь... Думаешь, тебя голым увидят, хе-хе! — он засмеялся противным визгливым сме-хом. — Мы — мертвые, никто нас не увидит, пока сами не покажемся. А уж тогда...

Он вновь засмеялся, а я подумал: что я здесь делаю? Сижу на дне Обводного, слушаю какого-то мертвеца... Бред, бредятина, Кастанеда отдыхает! Сейчас открою глаза и проснусь. Незаметно для Архипа я ущипнул себя, но идиотский сон не проходил. Неужели я навсегда останусь утопленником, чтобы потом превратиться в такую вот тварь?

— ...и сказать надо: вода-водица, родная сестрица, помоги, меня обряди! И посмотреть на любую одежку. Тогда человек тебя в одежде увидит, за своего примет.

Начало фразы я прослушал, но суть уловил. Это и вовсе маразм. Чтобы я поверил в какие-то закли-нания? Но ведь я мертвец, в который уж раз подумал я, но живу и чувствую. Сижу под водой, не дышу. И вижу таких вот уродов. Пора привыкать к чудесам.

— Запомнил? — спросил Архип.

— Вода-водица, родная сестрица, помоги, меня обряди, — без всякого выражения повторил я. Ла-буда какая-то, бессмыслица. Неужели работает?

— Иди и испробуй! — неожиданно велел утопленник. — Только верить надобно в то, что говоришь! И на одежду смотри.

Ну, как в это поверить?

Архип все увидел по моему лицу. Скривился. Затем прошептал наговор — и оказался в старинном кафтане, красной атласной рубахе и темных, заправленных в невысокие сапоги, штанах. Передо мной на дне Обводного сидел человек времен крепостного права.

— Теперь веришь? Вот народ пошел: ни в бога, ни в черта не веруют. Атеисты поганые. Увидел одежку? Теперь иди и испробуй сам!

— Сейчас?

— А чего тянуть? Только свою одежку сыми, а то ничего не выйдет. Как там у вас, современных го-ворится: наложение образов... Сымай, сымай, я посторожу, — усмехнулся подводный дед и неожиданно возвысил голос:

— Велели меня слушаться, так слушай, не гневи Слизня!

Кто знает, на что способен этот дед? Еще укусит... Я подчинился и расстегнул ремень. Брюки и ру-башка легли на дно. Трусы я предусмотрительно оставил.

— А это почто оставил? — Архип презрительно посмотрел на мои плавки. — Мертвые сраму не имут.

Возразить исторической фразе было нечем. Пришлось снять и трусы.

— Вылезай, подойди к прохожему и спроси что-нибудь.

— Что? — глупо спросил я. Происходящее напоминало дурацкий розыгрыш. Чтобы я на такое ку-пился?

— Сколько ему жить осталось! — оглушительно захохотал старик. — Что хочешь! Но сначала сло-ва произнеси!

Я послушно выбрался из воды. Набережная пустынна. А, вот, идет какая-то женщина. Я сосредото-ченно произнес заклятье, сконцентрировавшись на платье в светлый горошек. Смотреть на одежду, как го-ворил Архип...

Женщина остановилась, странно посмотрела и бочком пошла прочь, то и дело оглядываясь. По крайней мере, не зовет на помощь, удовлетворенно подумал я, опустил глаза и... Действует чертова магия! На мне было то же платье, что и на ней... Я согнулся, перевалился через ограду и упал в канал. Едва вода сомкнулась над головой, услышал противный писклявый хохот. Я так и думал! Старикашка издевался!

— Ты ж на платье ее посмотрел, — хохотал утопленник, до ушей распахивая пасть с редкими гни-лыми зубами, — вот оно на тебе и стало!

— А как снять? — пролепетал я, пытаясь стащить наговоренное платье. Пальцы проходили сквозь навь. Архип усмехнулся:

— В воде навь водяная сама исчезнет.

И, правда: не прошло и полминуты, как платье растворилось без следа. Чудеса!

Я представил ситуацию со стороны. Прикольно. В конце концов, и сам люблю пошутить. Гнев быстро прошел, и я тоже засмеялся. А ведь не так все просто с этими заклинаниями. Как там, поется: сде-лать хотел утюг — слон получился вдруг...

Во второй раз все прошло гладко. Вылез из воды и спросил время у прогуливающейся парочки. Ни-кто не заметил, что я совершенно наг. Довольный, я спрыгнул в канал и опустился на дно воронки. И наставник уже не казался таким уродливым. Может, я привык, а может, он пыль в глаза пускает? Тоже эта, как ее, 'навь'? Но как преодолеть водную магию, я пока не знал. Ничего, узнаю еще! Однако, надо же! Жизнь после смерти становится все интересней.

Затем Архип принялся расспрашивать. Как я упал, да почему, да чем занимался, когда жив был? Похоже, эти расспросы будили у мертвеца какие-то воспоминания, судя по тому, как жадно он слушал ме-ня. Но я отвечал односложно и скупо. Вот еще: распинаться перед утопленником. Пусть формально и со-брат по несчастью, но водить с ним дружбу я не стал бы и за миллион. Рожа еще та. Лучше уж с Анфисой. При воспоминании о совершенном теле русалки я слегка напрягся. Хороша девчонка! Хотя, конечно, не девчонка давно, да и вообще мертвец. Тьфу, ты, пакость!

— Я, считай, двести лет здесь живу, — сказал Архип. — Всякое видел.

Я покрутил головой. Ничего себе! Ведь этот мертвяк мог Пушкина застать! И блокаду пережил. Впрочем, что ему блокада? Мертвые ведь с голоду не мрут. Вот же фрукт подводный!

— У всякого здесь своя работа, — продолжал гундеть Архип. — Наше дело выполнять, что хозяин велит. Слизень то есть.

— А русалки что делают? — вставил я, вспоминая Анфису и остальных, кого видел.

— Они-то... — усмехнулся утопленник. — Они души для Слизня добывают. Это их работа.

— Это как?

— Людей топят, дурень! Или живность любую. Раньше, в старые времена, люди сами нас потчева-ли, уважали и боялись. Бывало, улова хорошего попросят, да козу или коня в воду бросят. Ну, Слизень и помогал, рыбу в сети загонял. А теперь забыли, гневят батюшку Слизня! Реку всю загадили, так, что рыба дохнет!

Архип с ненавистью посмотрел вверх:

— Не знают, какую Слизень силу имеет! Тогда, при Петре еще, едва город не смыл! Чутка сил не хватило! Если бы Свят-камень не потерялся... — Архип внезапно осекся. — Ладно, хватит лясы точить. Спать пора. Ложись, где пожелаешь, — он вальяжно простер руку над похожим на передовую дном. — Зав-тра снова учить буду.

— А зачем? — спросил я.

— А как же без этого? — утопленник устремил на меня рыбьи глаза. — Знать надо, как от людей скрываться и как силу себе добывать. Без этого не проживешь. Да и работу Слизень дает такую, что без сноровки, да слов заговорных — не справиться.

— Какую еще работу? — спросил я, но Архип скомкал разговор:

— Узнаешь. В свой черед. Спи. Утро вечера мудренее.

Но спать на дне я не собирался. Пусть мертвец и утопленник, но не могу я спать под водой! Не при-учен.

— Ты куда это? — насупился Архип, видя, что я схватился за одежду.

— Дела у меня, — сказал я, одеваясь. Чтобы нацепить мокрую одежду, да еще и под водой, требо-валась определенная сноровка, которой я не обладал, а потому возился долго, нервничая и матерясь. Архип наблюдал, почесывая волосатую спину длинными острыми когтями.

— Нечего тебе на земле делать, — злобно бурчал он. — В воде сиди! Не гневи Слизня.

— А он про это ничего не говорил, — ответил я, все же чувствуя беспокойство. Вспоминая жуткого речного владыку, я испытывал настоящий ужас.

— Говорено меня слушать — так слушай! — продолжал негодовать Архип. — Чужие мы земле, и нечего нам на ней делать!

— Мне очень нужно! — пробормотал я, опасаясь, что Архип просто схватит меня и не отпустит. Или удержит каким-нибудь заклятьем. Я не знал, насколько силен старый утопленник, и проверять не хоте-лось.

— Я потом приду, — ощущая спиной взгляд утопленника, я быстро поплыл к берегу и вскарабкался на набережную. Нет, больше я сюда не приду!

— Приходи завтра! — плеснула волна.

Я проснулся от жажды и побежал в ванную. Припал к струе и глотал, глотал. Никогда не думал, что водопроводная водичка такая вкусная. Есть мне давно уже не хотелось. Совсем. С одной стороны это плюс. И тратиться не надо, и от голода не умру. Ха, уверен: многие студенты бы мне позавидовали...

Утро было пасмурным, даже пошел маленький дождик. Самое время погулять. Я хорошо помнил, как мне фигово под солнцем, и воспользовался утром на все сто. Я выбежал на улицу в майке и шортах. Дождь падал, как небесная манна, как это чудесно! Я с удовольствием шлепал по лужам, с улыбкой пре-восходства глядя на прятавшихся под зонтами прохожих. Прячьтесь, прячьтесь, это мое время!

Проходя мимо ларьков, увидел в витрине свежую рыбу. Она лежала, открыв рот и вытаращив наве-ки замершие зенки. И я тотчас вспомнил о вчерашнем! Вспомнил, что Архип ждет меня. Что будет, если не приду? Я замер перед витриной, глядя на мертвую рыбину. Она многозначительно распахнула пасть, усе-янную острыми зубами. Нет, наверно, лучше пойти. Перечить жуткому Слизню не хотелось. По крайней мере, пока я не знаю всех правил подводного мира. В конце концов, не съест же меня Архип!

Дождь закончился, но было еще пасмурно. Хорошо — солнце не донимает. Вот бы дождик еще по-дольше пошел... Добравшись до площади Александра Невского, я посмотрел на стоявший на ней памятник великому князю. Вот ты умер, подумал я, и теперь каменный... А я умер — и живой. Отчего-то не захотелось к Неве, и я остановился у входа в Лавру. Времени у мертвеца достаточно, невесело подумал я и решил про-гуляться по кладбищу.

Подобное притягивает подобное, философски подумал я, пройдя по булыжной мостовой через баш-ню с аркой. Да и вообще, вдруг я призрак Достоевского увижу? Мысль насмешила. А что? Если я дрался с русалкой, которую никто из десятка людей на берегу не разглядел, почему бы мне призраков не увидеть? Справа и слева протянулись унылые грязно-желтые стены с двумя калитками, за ними виднелись роскош-ные гробницы петербургских знаменитостей. Я остановился в проеме и шагнул внутрь. Могилы как могилы. Мелкие группки туристов прохаживались по неровным песчаным дорожкам. И никаких призраков.

— Молодой человек!

Я вздрогнул. Вот голос! Мертвеца напугать может!

— Вход только по билетам! Билеты в кассе рядом...

Я покорно кивнул громогласной контролерше, но в кассу не пошел, а зашагал дальше. Пересек мост над каналом с черной стоялой водой и, миновав группку неустанно крестящихся попрошаек, вошел в об-ширный двор. Ушей коснулось благоговейное перешептывание паломников, и уверенная речь экскурсовода, стоявшего с группой щелкающих фотоаппаратами иностранцев. В отличие от них, у меня Троицкий собор не вызывал никакого восторга. Церковь как церковь. Спас на Крови куда интереснее смотрится.

Я прошелся по двору и увидел вход в собор. У ступеней расположились попрошайки, настойчиво-приглушенными голосами выпрашивая милостыню. Я сделал несколько шагов и в приоткрытой двери уви-дел сияние. Словно мощный прожектор стоял с той стороны, светя заходящим в храм людям прямо в глаза. Но никто не морщился и не отворачивал глаз. Почему же меня слепит? Потому что мертвец или оттого, что некрещеный? А войти я смогу?

Дух авантюризма овладел мной, и я, не оглядываясь, двинулся к цели. Опустив лицо к полу, я по-пытался войти в храм. Что за... Попав под луч 'прожектора', моя кожа стала обугливаться, словно я вошел в гигантскую микроволновку. Я забыл, что такое боль и думал, что мертвец не способен ощутить ее снова, но теперь, еле сдерживая крик, скатился вниз по ступеням. Во дворе мне стало легче.

Попрошайки неприязненно пялились на меня. Я злобно зыркнул на одного, он тут же отвел взгляд. Тренер говорил: можно одержать победу до боя, 'раздавив' взглядом соперника. Иногда хорошо получа-лось, вышло и теперь. Нищий отскочил в сторону, а мой взгляд уперся в неприметную калитку в церковной стене. Кажется, открыта. Калитка вела не в женский монастырь и не к сокровищам. Я вышел еще на одно кладбище, значительно больше крошечного, но широко известного Некрополя. Кто же здесь похоронен? Имена на крестах и обелисках ни о чем не говорили. Здесь были захоронения позапрошлого столетия, были и более-менее современные, восьмидесятых-девяностых годов.

Билетов сюда не продавали, вход свободен, и я двинулся по песочной дорожке мимо могил и кре-стов. Кое-где росли деревья. Пожалуй, я нигде еще не видел настолько уродливых, корявых деревьев, со скрученными, словно в агонии, стволами. Такие росли, пожалуй, только на кладбищах. Я припомнил, что как-то раз, кажется, был здесь, уже не знаю, каким ветром занесло, может, мама водила. Или снова дежавю? Но оставалось стойкое впечатление, что это чуждое городу место. Мистикой я никогда не увлекался, но сейчас эти ощущения усиливались. За краем кладбища простирался кирпичный забор, за которым виднелся мост и здания на том берегу. Дома живых и пристанище мертвых, подумал я. Как все близко. Бредя по алле-ям мимо надгробий и могил, я с еще большей уверенностью понял, что тут действительно иной мир. Мир мертвых. Людей здесь почти не было, что и неудивительно, ведь большая часть захоронений старая, тем не менее, на некоторых могилах лежат пластиковые, а иногда и живые цветы. Проходя мимо надгробий, я с интересом читал вырезанные на камнях надписи. Разные люди лежат здесь. Старые и молодые, знаменитые и известные лишь своим потомкам.

Я остановился у одной из могил и задумался. Вот умрешь во младенчестве, от болезни или несчаст-ного случая — и вот она, вся жизнь? Прах мы, и в прах возвратимся, говорят попы. Но мы ведь не черви, ду-мал я, чтобы ползать в земле и превращаться в землю. Нет в этом никакого смысла. А он должен быть. Ина-че зачем я хожу по городу, когда давно должен гнить в земле? Сердце давно не стучало, его я не чувствовал, но в груди мучительно сжалось. Кто скажет ответ?

— Молодой человек! — вдруг позвал кто-то. И здесь контролеры! Я повернулся. На одном из надгробий сидел человек с длинными, до плеч, волосами и печальным лицом.

— Вообще-то нехорошо на могилах сидеть, — сказал я. — Там, между прочим, люди похоронены.

Если бы не его несчастное лицо, я бы сказал пожестче.

— Это моя могила, — ответил человек, и только сейчас я увидел, что одежда его, мягко говоря, не современного покроя. — А вы как сюда попали? Я здесь всех знаю, а вас впервые вижу. Да в последнее вре-мя и не хоронят тут никого. Помню, лет десять тому какого-то губернатора хоронили...

— Я не здесь умер, — произнес я достаточно ровно и даже себя зауважал. Молодец! Спокойно, вслух признал давно свершившийся факт, и нечего сопли разводить.

— С другого кладбища? — кивнул мертвец. — Понятно. А что же сюда пожаловали? Ах, конечно. Я, когда здесь оказался, тоже не мог успокоиться. Разве можно успокоиться, когда от чего ушел, к тому и пришел? Вот вы, молодой человек, избавились от своих мучений? Думаю, что нет, — не дожидаясь ответа, продолжил он. Он часто и печально кивал, и его длинные волосы качались в такт словам.

— Вот вы скажите: вы ожидали этого? — он повел рукой вокруг.

Я огляделся, но ничего, кроме могил и деревьев, не обнаружил. Да в конце аллеи, ближе к выходу, толпились какие-то калеки. Кажется, живые.