Волчица и пергамент. Том 8

— Вы, оба, не потеряйтесь там! — махнул им из-за толпы ушедший вперёд Ле Руа, выполнявший роль проводника.

Коул, с трудом подавив приступ тошноты, собрал вещи, подхватил за шею восторгавшуюся оживлением в городе Миюри и поспешил вдогонку за Ле Руа.

Приплыв из Раусборна в порт на большой земле, они должны были пересесть на другой корабль, перевозивший свой груз на юг. Двигаться по суше — дело нелёгкое, в то время как на корабле это лишь вопрос времени. На четвёртый день они, сидя на палубе, рассматривали знаменитые горы, служившие границей южных земель. Миюри была поражена тем, что здесь не выпадал снег.

На седьмой или восьмой день пути они сошли в порту и поехали дальше на лошадях вдоль реки вглубь большой земли. Вскоре им встретился канал, отводивший воду реки на юг, и оттуда путь продолжился на речном судне. По-видимому, этим же путём доставлялись и товары из Уинфилда, потому что судно было загружено мешками шерсти из королевства, причём мешки были помечены знаком торгового дома Ив. Коул не мог сказать, не было ли у Ив расчёта подсадить на судно людей, которым она доверяла, чтобы при необходимости позаботиться об её грузе, но, по крайней мере, плавание не стоило денег. Да и спать на мешках с шерстью было удобно, Миюри была этому очень довольна. Сейчас она сидела, привалившись спиной к мешку с шерстью, угощалась малиной и расспрашивала Коула о городе школяров, к которому они направлялись.

Ле Руа разместил своё объёмистое тело на судне, двигавшемся впереди.

Вообще, по просторам большой земли было разбросано несколько очень известных городов школяров. Какие-то из них были созданы усилиями и властью монархов-учёных, другие были изначально основаны учёными людьми, чтобы быть подальше от мирских властей. Несмотря на различие в происхождении города обладали общими чертами. Во-первых, гораздо более высокой долей грамотных людей по сравнению с другими городами. Во-вторых, они привлекали учащихся со всего света и терпимо относились к приезжим. И наконец, то, что вызывало у Коула неприятие этих городов. И он об этом рассказал Миюри по дороге к Акенту.

— Значит, "амбиции"? Это что-то вроде "авантюрности"? — переспросила Миюри, больше всего заинтересовавшаяся новым для себя словом.

— На самом деле это честолюбие. Я не раз рассказывал тебе, как повстречался с твоими родителями.

— Мм. Папа и мама так же вот спускались по реке и, увидев, как ты плачешь на берегу, взяли тебя с собой.

Это прозвучало, словно они приютили потерявшегося ребёнка, что, впрочем, было недалеко от истины.

— Я плакал у реки, потому что, не разбираясь в амбициях города, был жестоко обманут в этом Акенте.

Миюри некоторое время внимательно смотрела на Коула, не переставая кидать в рот ягоды малины, которые держала в горсти. Потом спросила:

— Мне можно будет укусить тех, кто тебя обидел?

Именно то, что должна была сказать принцесса Ньоххиры.

— Ценю твою доброту. Однако тогдашние люди, должно быть, уже давно покинули то место.

— И-и?.. — вырвалось у поражённой Миюри, её рука с малиной застыла в воздухе; те, кто родился и вырос в деревне, население которых почти не меняются, часто бывают ошеломлены, услышав, что бывает и иначе. — Это... у них мор был?

Большинство людей в этом мире проживали всю свою жизнь в деревнях, где родились, путешественниками становились очень немногие из немногих. Поведение Миюри нередко можно было назвать грубым, но её сердце отличала чувствительность к бедам людей.

— Движение людей в городах школяров быстрое, как вода в этой реке, — произнёс Коул, положив руку на голову Миюри, и она потупилась. — Река не прекращает свой поток, но не вернуться той воде, что утекла.

Стих, оставленный кем-то из древних философов.

Миюри, похоже, не поняла Коула, но, по крайней мере, её мрачное предположение не оправдалось, и она, опустив в воду испачканную липкой малиной ладошку, сказала:

— В Ньоххире тоже много путешественников, которые приезжают и уезжают.

— Но гости, приезжающие каждый год в Ньоххиру, — это одно, а те, кто живёт и работает в деревне, они почти теми же самые, правда?

Даже бродячие музыканты и танцовщицы, олицетворение странствий, каждый год возвращались в Ньоххиру подобно перелётным птицам.

— Поток людей через города столь же быстр, как вода на порогах реки, — добавил Коул, приоткрыв дверцу в своей памяти, и в голове его вспыхнуло ярко, как от молнии в ночную грозу. — Люди, которые туда едут, либо очень честолюбивые, полагающие, что смогут управиться с порогами, стремясь к новому миру, либо...

Он посмотрел на Миюри и наткнулся на сердитый взгляд прищуренных глаз.

— Тупые гуси, которые ничего не знают? — догадалась она.

— Да, я действительно тогда ничего не знал. На самом деле то, что я смог добраться до Акента, не переломав рук и ног, — это уже поразительно. Я отправился в путь, не зная, куда и как далеко идти.

Миюри увязала мешочек с малиной в суму, выпрямилась и спросила:

— Брат, а что, деревня, в которой ты родился, находится так же глубоко в горах, как Ньоххира?

— Так и есть. И чтобы спасти обездоленную деревню, я захватил несколько почерневших серебряков и оставил в горы, не зная даже, как пользоваться деньгами.

— Ты не так хорошо, как я, думал наперёд.

Коул ощутил, как у него запылали уши, сам он всегда хлопал Миюри по голове, когда она заговаривала о намерении покинуть горы, ему стало стыдно.

— Божьим благословением и помощью добрых людей, встреченных по дороге, я, в конце концов, благополучно добрался до Акента. Но меня ждал вовсе не спокойный и мудрый город знаний, а нечто совсем противоположное, — он посмотрел на Миюри и подумал, что эта девушка-сорванец в дорожной одежде юноши из торгового дома, с мечом на поясе, подошла бы этому городу намного больше. — Место, где амбиции породили и взрастили шум, суету и насилие.

Миюри растерянно заморгала, недоумённо наклонив в сторону голову.

— Разве? Но я слышала от братца Ханаана, что там много тех, кто, как ты, любит читать книги и думать о сложных вещах.

— Господин Ле Рой тоже подойдёт под это описание.

Девушка-сорванец с лёгким стоном выпрямила свою тонкую шею.

— И ещё этот город... Да, он очень молодой.

— Молодой?..

— Большинству встреченных прохожих там было бы не больше двадцати лет, и большинство из них происходят из богатых семей. Они хотели избавиться от опеки преподавателей и своих семей, от последних они ждали только денег — и побольше.

Взгляд Миюри унёсся вдаль, скорее всего, она думала, каково было бы остаться без постоянной опеки брата и надзора мамы-волчицы, которую она не дерзала ослушиваться. Коул же хранил в глубине души воспоминания об оживлённом празднике, но празднике злых юношей, оставшихся без поводьев и обретших уверенность в безнаказанности.

— Подростки схожего происхождения составляли приятельские группы, если их кутежи в таверне не создавали лишних проблем, их похождения продолжались на улице, где они переругивались с такими же, как они, бросали друг в друга камни или дрались группа против группы, и так каждый день.

Миюри была поражена, но Коул заметил, что углы её рта приподнялись в усмешке.

— Это не деревенские парнишки, которые, как ты себе вообразила, выезжали бы схватиться верхом на лошадях, всё это гораздо злей, вероломней и порочней, — Коул вздохнул и посмотрел на реку. — Что же до учителей в городе школяров, то они умеют неплохо натаскивать этих диких собак. Как бы выразиться... да, именно так.

Он посмотрел на ладонь и крепко сжал руку в кулак.

— Они опытные наёмники в мире обучения.

В этот момент Коул почувствовал, что словами он не мог передать ту ситуацию, но Миюри по его лицу, похоже, поняла её необычность.

Ханаан, конечно, был умён, но он всё же происходил из семьи, связанной с высшим духовенством, отпрыски семьи были в разных поколениях даже среди пап, ясно, что ему не было нужды специально приезжать в наполненный, образно говоря, драконами и змеями город школяров, чтобы учиться, а потому не стоило удивляться, что для него это было местом, где собирались искренне желавшие учиться. И даже если он услышал бы что-то нелицеприятное, он просто бы решил, что какой-то юноша по молодости лет немного переборщил.

Ле Руа понимал, что такое город школяров, и не считал беспокойство Коула необоснованным. Тот самый Ле Руа, внимания которого так добивалась Миюри, и который устоял перед её обаянием.

— Я не решался согласиться с предложениями преподобного Ханаана не из-за недостатка решительности, о чём ты раньше сказала, просто мысль, что придётся иметь дело с этими дикими собаками и повелителями диких собак, утомляет меня.

Сыновья крупных торговцев, составивших состояние сами и внушивших отпрыскам, что деньги решают всё, а также сыновья, безобразно отбившиеся от рук, так что и родители, неспособные больше их вынести, выставляли их из дому и сбагривали на учёбу, прося их наставников вбить им в головы нормы поведения. Лишь немногие были из бедных семей и имели настоятельную потребность учиться.

С другой стороны — преподаватели, которые, вооружившись знаниями и теориями, надеялись единым махом ворваться в круг влиятельных учёных.

Известный святой как-то сказал, что, если бы ведьмин котёл и существовал, он наверняка ничем не отличался от города школяров.

Что же до Вселенского собора, то там, вероятно, собираются отборные высокопоставленные священнослужители, выдвинувшиеся в первые ряды. Коул не считал себя противником для них. В конце концов, он был лишь непрактичным, глупым бараном, способным видеть лишь половину мира.

— Но есть некоторые практические мотивы, по которым я должен поехать в этот город, и я еду, — добавил Коул и вздохнул от предчувствия того, что может там произойти.

Помимо того, что город пробудит болезненные воспоминания детства, Коул беспокоился за эту юную дикарку, сидевшую перед ним, его слова не напугали и не обеспокоили её, напротив, она явно пребывала в приподнятом настроении. Очевидно, что Миюри прямо-таки создана для таких мест. Покинув Раусборн, она не теряла восторженного настроя, довольная тем, что путешествие началось. Они приближались к Акенту, городу, оживлённого до жестокости, и Миюри уже не слышала ничего, что Коул пытался ей сказать.

Проблема Миюри занимала половину его головы, но не обращать на неё внимания Коул не мог, и оттого его брови с самого Раусборна были сдвинуты почти до переносицы. Он был просто обязан увидеть тот день, когда она станет достойной дамой.

Акент приближался.

Если Коул хотел удержать поводья в своих руках, ему надо было прибегнуть к хитрости.

— Я принял решение частично из-за того, что ощущаю свой долг с того времени, как оказался вовлечён в противостояние Церкви и королевства. Если Вселенский собор не выдумка, если меня на него действительно пригласили, я, следуя своей вере, должен буду побывать и там тоже.

Похоже, Миюри была в недоумении, к чему Коул заговорил об этом, но её широко раскрытые красные глаза послушно ждали продолжения.

— Ради королевства, нет, ради справедливости в мире, я должен противостоять жестокости Церкви. И то, что предложил преподобный Ханаан, то есть не быть гласом одиноким, а вовлечь в противостояние товарищей, — это действительно очень правильная стратегия.

Миюри, любительница военных историй, согласно кивнула.

— Ну и с позиции поиска новой землю будет правильно думать, что в городе школяров более вероятно отыскать людей, понимающих языки древней империи или пустынных народов.

Миюри, несомненно, много раз слышала это от Ле Руа.

— И, может быть, удастся найти бумагу для печати Священных писаний, так что уже достаточно мотивов, чтобы пойти туда. Однако, учитывая опыт прошлого, я могу сказать, что сделал этот шаг благодаря тебе.

— Мне? — опешила Миюри.

— В городе школяров, — продолжил Коул, — слишком много диких собак с их повелителями. Мне было очень больно здесь в детстве, если честно, мне и до сих пор страшно. Но теперь, когда рядом со мной такая волчица, как ты, каких диких собак мне бояться, верно?

Хайленд спрашивала, сколько охраны понадобится Коулу, но Миюри решительно воспротивилась этому. Понимая, что охрана затруднит использование волчьей формы и силы, Коул поддержал мнение Миюри, которая в итоге со сдержанностью, достойной звания рыцаря, подчеркнула, что её защиты будет достаточно. Ле Руа тоже высказался против охраны, и Хайленд, в конце концов, отступилась. Так что слова Коула сейчас были особенно действенными для Миюри. У неё тотчас вылезли покрытые шерстью волчьи уши и хвост.

Заметив это, Коул произнёс:

— Пожалуйста, не оставляй меня.

Эти слова тут же нашли свой смысл в сердце девушки-сорванца. Пожалуйста, не оставляй меня. Это не означало "не отходи от меня, чтобы не заблудиться", это было просьбой: "защити своего слабого брата". Обычно она злилась на то, что с ней обходятся, как с ребёнком, но теперь, когда её брат сам просил, глаза Миюри заблестели от подступившей к ним влаги.

— Положись на меня!

— Рассчитываю на тебя.

Видя, как у Миюри от гордости вовсю шевелились уши на голове и хвост под плащом, Коул ощутил, что его замысел удался. Испытывая опасение, что её может увлечь и склонить к дурному мутный поток города школяров, не стоило пытаться давить на неё, надо было просто честно попросить быть рядом. Воспылавшая от последних слов, Миюри гордо выдала одно из впитанных ею рыцарских изречений:

— Долг рыцаря — защищать слабых и беспомощных!

Увидев, как она загорелась, Коул ощутил лёгкую тревогу, но так было лучше, чем привязывать её верёвочкой. Грустно улыбнувшись Миюри, захваченной своей миссией, он шепнул ей на ухо:

— Не бросаться другим в глаза — лучшая броня охранника, так что тебе было бы лучше не кричать и спрятать уши и хвост.

Осекшись, Миюри тут же послушалась и постаралась принять спокойное выражение лица. Но довольная, глупая улыбка всё же подобно маслу просачивалась на её лицо.

Коул вздохнул, испытывая в то же время облегчение, сейчас у него стало одной проблемой меньше.

Коул не помнил точно, как он в детстве добирался до Акента. Чаще всего его брал с собой добросердечный лодочник или торговец из каравана, или же, стиснув зубы, он упорно шёл сам, шаг за шагом, двигаясь вслепую и расспрашивая о городе школяров всех, кто попадался на дороге. Первое, что его удивило в городе школяров, это немалое число подобных ему подростков. Он тогда часто слышал, что из-за войн, болезней и обнищания многие становились бездомными, самые умные среди них получали от церквей не только подаяние, но и осваивали там грамоту и были готовы потом отправиться для продолжения учёбы в город школяров.

Но у них не было ни денег в кармане, ни связей, а без денег их учить не собирались. И тогда рядом с ними, голодными и замёрзшими, вдруг появлялся старший братец, который давал еду и постель, рассказывал, как выжить, даже учил читать, конечно же, подростки были ему благодарны. А потом он давал им необычную работу. Они облачались в тряпьё, привязывали палки к рукам или ногам, размазывали по лицу грязь и шли от двери до двери, стучась в каждую. То есть, придавали себе жалкий вид и клянчили подаяния. С этого момента старший братец, прежде добрый, обращался в демона, избивавшего их кулаками и ногами и отбиравшего у них всё, что удавалось выпросить, и оставлявшего скудные гроши и столько хлеба, чтобы только не умереть от голода.