Кошмарная практика для кошмарной ведьмы

— Осталось от древнего храма, — подтвердил мою догадку Саги и поставил на столешницу масляную лампу.

Жёлтый свет подрагивал на стенах и полках, сундуках, старой кровати с балдахином, на груде цепей... с кандалами. Сглотнув, я шагнула назад, но на гору кандалов в углу Саги даже не взглянул, он тянул со среднего правого стеллажа коробку, обклеенную светлой обёрточной бумагой.

Поставив коробку рядом с лампой, Саги снял крышку с аккуратной подписью "украшения" и махнул рукой:

— Выбирай.

Скользнув взглядом по сторонам — подвал выглядел уютно, оберегающие от пыли и разрушения заклинания создавали приятную ауру, только постамент посередине был какой-то... мрачный, что ли? Не знаю, но он мне не нравился. Саги спокойно стоял рядом и, кажется, ничего особенного не ощущал:

— Только не говори, что передумала, — он полуобернулся, жёлтый свет красиво очертил его профиль.

— А... ничего, что мы без спроса?

— У Гауэйна не было родственников, все вещи уходят в собственность этого отделения, — он отступил в сторону, снова складывая руки на широкой груди. — Давай, наслаждайся цацками, деточка.

Проклятье! Ну как он, гомункул несчастный, существо низшего порядка, умудрялся говорить и смотреть так, что я чувствовала себя, как среди обнищавших институтских аристократиков, которым в радость поиздеваться над простолюдинами с магическим даром? По спине поползли мурашки, волосы вставали дыбом.

— Пока я не составил опись, можешь взять пару вещиц навсегда: я, так и быть, закрою на это глаза, — шире улыбнулся Саги.

К щекам прихлынула горячая кровь, от гнева сжались кулаки. Подачка от гомункула! Что может быть унизительнее?

А с другой стороны... вдруг там что ценное, красивое? Если бы кто только знал, как я любила украшения, я часами могла перебирать мамины драгоценности, а теперь и колечко приличное — несбыточная мечта ближайшие несколько лет работы, если, конечно, не стану содержанкой.

А этот искуситель насмешливо поглядывал, обращённая к лампе щека казалось золотой, как и волосы, впитавшие жёлтый свет. Снова этот ангельский ореол, делавший его каким-то нереальным...

— Шутишь? — глухо спросила я, а саму тянуло взглянуть на груду кандалов, спросить, зачем они здесь.

— Нет, — он легко качнул головой. — Думаю, ты достойна награды за ночное приключение. Не знаю, как отнёсся бы к этому Гауэйн, но он всё равно не может возразить. И человек, помешавший ему обратиться в зомби, по моему разумению должен получить от него благодарность, если не словесную, то материальную.

О! Я моргнула, пытаясь избавиться от очарования его исключительно соблазнительной внешности, спросила решительнее:

— А деньгами?

Теперь моргнул он, лицо ощутимо помрачнело:

— Ещё торговаться будешь? Я и так делаю одолжение, а это не входит в мои обязанности.

Как-то не заладилось наше общение. Кому бы сказала — не поверили бы.

Опасаясь остаться без украшения, я выдавила:

— Извини.

Саги приподнял красивую бровь. Шумно вдохнув, я повторила... мягче:

— Извини.

— Выбирай, — он изящно взмахнул в сторону коробки. — Только поспеши, надо ещё волосы уложить. Понимаю, ведьмам можно и с распущенными ходить, но авторитет лучше зарабатывать сразу: ты единственный представитель магической власти на территории и защищать твои интересы больше некому.

Как-то не думала я об этой стороне назначения, и тревога, видимо, отразилась на лице, потому что Саги вдруг смягчился:

— Выше нос, Мияна, ты очень эффектно начала, если правильно себя поведёшь, сможешь сделать карьеру. Если не имеешь ничего против оборотней, то знай: двое сыновей и три племянника графа Эйлара ещё не сосватаны. Да и сам он вдовец.

— Ты меня сватаешь? — брови решительно поползли на лоб.

— Разумеется, а то вдруг ты решишь остаться: место-то свободно, а работа не слишком сложная.

Открыв рот и закрыв, я несколько раз моргнула, наконец, обрела дар речи:

— Ты... пытаешься от меня избавиться?

Саги вздохнул:

— Без обид, но с женщинами слишком много хлопот: все эти платья-подъюбники, рюшечки-финтифлюшечки, шляпки, всюду длинные волосы...

— Будто у тебя волосы не выпадают, — я махнула на его голову. — Весь дом, наверное, засыпал своей волоснёй.

Мрачнея, сдвигая брови, Саги грозно продолжил:

— ...капризы всякие, отсутствие здравого смысла и логики, лезущие в окна любовники...

— Мои будут в дверь заходить.

— Э нет, я не собираюсь слушать ночные дифирамбы.

— Да я... — внутри всё пылало от возмущения, но слов не было. — Да ты...

— Мужчина бы уже десять минут как шёл к бургомистру, может даже уже начал бы дела решать.

Задохнувшись, я не могла выдохнуть застрявший в груди воздух, просто бессильно сжимала кулаки.

Одно дело терпеть оскорбления от мужчины, какого-нибудь аристократа, мага с опытом — от тех, от кого простолюдинам положено терпеть почти всё, но от пустышки, от куклы, магией созданной! Закрыв глаза, я досчитала до десяти и смогла выдохнуть: да, он просто зарвавшаяся кукла и не стоит переживаний. Открыв глаза, я бросила на него равнодушный — я на это надеялась — взгляд и направилась к коробке.

Внутри лежали бархатные мешочки: чёрные, синие, бордовые. Саги не отступил, он слегка опирался на столешницу и источал соблазнительный запах дрожжевого теста. Запах удивительно не подходящий мужчине, но почему-то очень привлекательный именно исходя от мужчины.

"Он никто, — я запустила руки в коробку, поглаживала бархат, прятавший под собой жёсткость украшений. — Просто слуга, не более".

Раздражение на Саги убивало трепетное отношение к наследию давно умершей женщины, и я бралась за вещи равнодушно, словно за новые в магазине. В первом же мешочке — чёрном — оказалась нитка жемчуга с красивым золотым вензелем застёжки. Но жемчуг я не любила, хотя в желтоватом свете он казался каким-то особенным.

В следующем мешочке был комплект: золотые колье, заколка и браслет с опалами — изделия пусть не слишком талантливого, но мастера. Вещь чересчур дорогая для моего положения. Но с прикосновением к этим огненным опалам в рамках колючих лепестков сомнения в правомерности присвоения украшений исчезли.

Я вываливала сокровища на столешницу: кольца, серьги, заколки и гребни, браслеты, геммы, фабулы, броши. Дух захватывало от их драгоценного блеска, сердце переполняла радость, пальцы дрожали: всё это здесь, в моих руках, я могу снова и снова приходить и перебирать их, надевать. Тут были даже диадемы, одна — с розами в россыпи опалов, другая напоминала узоры мороза из бриллиантов.

Сердце бешено стучало, я опустила морозную диадему на голову и, заглядывая в синие-синие глаза, прошептала:

— Мне идёт?

— Надеюсь, ты не собираешься надевать это на встречу с бургомистром, — заломил бровь Саги, но было что-то в выражении его лица, что заставляло подозревать: ему понравилось.

— Ну конечно нет! — я с сожалением сняла диадему и положила на ворох мешочков. — На такую встречу если и надевать, то что-нибудь скромное. Вот это, например.

Я вынула из полотна сверкающих вещей черепаховый гребень в оплётке серебряных узоров.

— Хороший выбор, думаю, длины волос хватит его удержать, — кивнул Саги.

Он укладке научился, прислуживая покойной? Спрашивать не хотелось. Саги наблюдал за мной с любопытством... изучал? Сейчас он напоминал кота, крадущегося к куску мяса. Опустив взгляд, я несколько секунд изучала сокровища и вытянула из них скромную бархатку с каплей чёрного камня, его грани сверкнули в свете лампы огнём:

— И, пожалуй, это, — разглядывая крепление камня с тонким узором коловоротов, я вслушивалась в магические колебания. — Кажется, это оберег.

— Да, защита от сглаза, — брови Саги дрогнули, но не уползли ни на лоб, ни к переносице. — Вполне пристойная вещь для ведьмы. Помочь?

Представила, как его руки касаются шеи, и мурашки поползли, я отрицательно мотнула головой, и хвостики бархатки качнулись.

— Давай поторопимся, — попросила я. — Если сегодня и впрямь так много дел...

— И сегодня, и завтра, и все две недели.

— Что, совсем без выходных? — по привычке я смотрела жалобно и строила глазки, хотя наличие и отсутствие выходных меньше всего зависело от Саги.

— На отдых выделено пару дней, но не может быть, чтобы что-нибудь не пошло не так.

Последние остатки радости как ветром сдуло, я кивнула: куратор поступил опрометчиво, позволив нечисти копиться, а печатям ослабевать. Будь проклят Марли!

Вздохнув, я крепче сжала холодную каплю камня, снова "жалобно" взглянула:

— А нельзя как-нибудь поторопить начальство с заменой?

— Можно написать, что ты тоже скончалась, но за это оштрафуют.

— Да, — я тяжко вздохнула.

"А может, ну его, сбежать и по новому кругу? — я окинула взглядом разложенные на столешнице блестящие сокровища. — А может и не ну".

— Кстати, откуда у жены захолустного штатного мага столько хороших украшений?

Взяв фонарь, Саги развернул меня за плечо и подтолкнул в спину:

— В наследство досталось, родители были состоятельные.

Послушно шагая к двери, я искоса оглядывала стеллажи вдоль стен: как много коробок. Надо проверить их до того, как Саги составит опись — пока они формально ничьи — так, на всякий случай. Бедной девушке вроде меня материальная помощь не помешает.

Глава 13. О знакомстве с потенциальным мужем

У ведьм особая магия, и отношение к нам из-за этого особое. А может мужчинам просто нравится наша свобода. Будь я мужчиной, честное слово, интересовалась бы исключительно ведьмами.

Записки боевой ведьмы.

Гребень непривычно, почти неприятно, оттягивал уложенные в высокую причёску волосы, зато помогал держать голову высоко поднятой — иначе мне, наверное, и не следовало вести себя после триумфального появления.

Ну, почти триумфального.

Расправив плечи и мысленно сверяясь с показанной Саги картой, я летящей походкой неслась к центру города, и по уходившей вверх булыжной мостовой заразительно бодро стучали мои каблуки. Прохожие почтительно снимали головные уборы, кивали, оглядывались, перешёптывались. Да, я явно произвела впечатление — сама бы впечатлилась на их месте.

Непривычно, волнительно после стольких лет игры в безмозглую простолюдинку идти среди людей, восхищённых моей смелостью и силой — трепетавшее сердце то и дело нежно щемило, грудь распирало от гордости. Пусть эта слава быстротечна, но она... у меня наворачивались слёзы умиления: наконец-то уважение! Меня оценили!

Теперь осталось не сесть в лужу, а там... кто знает: я хорошо здесь начала, может, действительно остаться? Молодая пара остановилась поглазеть на меня: девушка мяла сумочку, долговязый юноша снял широкополую шляпу. Я, улыбаясь, им слегка кивнула, и они заулыбались в ответ.

В груди разливалось тепло — хочу здесь остаться, мне нравятся эти белёные домики и красные черепичные крыши, прекрасно синее небо над тихим, восхищённым мной городом. За мансардами показался шпиль ратуши, я прибавила шаг.

Прохожие кланялись, дома расступались, и вот — площадь перед солидным трёхэтажным зданием с островерхой башней для защитных печатей, розами витражных окон и рельефными узорами вдоль каменных выступов и вокруг массивных дверей. Вязь каменного плюща опутывала городской герб над главным входом ратуши.

Дверь караулили стражники, левый отворил её передо мной. Приятно! Я улыбнулась этому крепкому бородачу — он улыбнулся в ответ, подмигнул — и ступила внутрь. Просторный холл пронизывали лучи окрашенного витражами света: красные, синие, зелёные. Навстречу спешил старик в чёрном. Под дутым камзолом смешно семенили тонкие, обтянутые чулками ноги, сверкали пряжки.

— Госпожа Тар! — эхом зазвенел возглас, старик пёр на меня, раскинув руки, и кажется, собирался обнять. Он правда меня обнял! Прижал к пропахшему чесноком плечу и похлопал по спине. — Радость вы наша! Спасение!

Это было как-то слишком. Я деликатно кашлянула, а он вдобавок прижал слюнявые губы к щеке. Ну раз не помогает так — наступила ему на ногу.

— Прелесть вы наша, — старик прилип к другой щеке.

Да что такое?

— Отстань от девушки, старый развратник, — сильный мужской голос многократно отразило эхо.

Подскочив и больно задев подбородком по скуле, старик отпустил меня и оглянулся. С широкой каменной лестницы спускался брюнет, и высокомерие читалось в его фигуре, каждом движении. Надменное красивое лицо попало в тусклый луч красного света, зрачки огненно полыхнули.

И я уже знала, какое имя назовёт склонившийся в глубоком поклоне старик.

— Достопочтенный господин Эйлар, — пролепетал тот. — Бесконечно рад вас видеть, позвольте засвидетельствовать своё почтение.

— Вангри, умолкни, — лениво отозвался Эйлар.

Он тоже был в чёрном, но как же его чёрная одежда отличалась от одежды старика — как день и ночь! Костюм для верховой езды Эйлара идеально сидел на крепком, стройном теле и приглушённым блеском оттенял животную грацию отточенных движений. От восхищения у меня зашлось сердце.

Почти не дыша, я смотрела, как Эйлар идёт на меня и... кажется, он меня загрызёт: верхняя губа презрительно топорщилась, обнажив ряд белоснежных зубов с острыми клыками, в глазах демонически отражался свет.

Эйлар оказался выше меня почти на две головы, его густые волосы, словно встрёпанные ветром, блестели. Кожа была идеальной, здорового цвета. Вот это самец. Даже у меня дух захватывало и коленки слабели, а волчицы, наверное, падали штабелями.

Он остановился в шаге от меня, смерил уничижительным взглядом:

— Так вот ты какая, — губы сомкнулись, пряча хищный оскал.

Старый развратник заискивающие кланялся в дальнем углу зала, воровато поглядывал то на Эйлара, то на меня. Эйлар был умопомрачительно хорош. Моргнув, я использовала этот миг, чтобы собраться с мыслями:

— Да, такая. И не помню, чтобы разрешала вам обращаться ко мне на "ты". Какие-нибудь вопросы?

Пальцы больно сомкнулись на моей шее, притянули к Эйлару. Сердце бешено колотилось, от ужаса, казалось, описаюсь, но я заставляла себя смотреть в искажённое гневом лицо: ноздри страшно трепетали, глаза сверкали. Эйлар пах мокрой шерстью и яростью.

— Как ты смела использовать моего брата вместо коня, вместо вьючного животного! — у него удлинились клыки. — Ты кто такая?

Схватив его запястье, я послала разряд боли и рыкнула:

— Штатная ведьма Холенхайма!

Эйлар меня оттолкнул, хотел сжать обожжённую магией руку, но удержался. Его желваки дрожали, волосы на голове встали дыбом и... он ведь не превращаться удумал, да? Я отступила на шаг, второй: неужели нестабильный оборотень? Или Эйлара от горя так лихорадит, что он форму удержать не может?

Я пятилась: я нажила врага. Смертельного, ужасного врага, может, даже весь род. Ногти оборотня удлинялись, зубы росли.

— Валентайн, довольно!

Эйлар дёрнулся и резко обернулся. На лестнице, опираясь на трость, стоял немного горбатый старик в дорогом камзоле. Седые волосы разметались по плечам и свисали по бокам остроносого хищного лица. Спускаясь, он подволакивал левую ногу и очень налегал на трость, но, невзирая на физическую ущербность, от деда веяло силой, во взгляде блеклых, по-звериному сверкающих глаз была такая подавляющая властность, что едва он ступил с лестницы на пол, я рефлекторно просела в реверансе.