— Надев личину правильного Слуги короля и Королевской звезды, сей злокозненный мерзавец творил неправильные дела, — орал ищейник. — И теперь разоблачен... и будет арестован и препровожден в замок Шванка! К вопрошающим!
В потайном кармане будущего главы лежала пластинка-разрешение, путем сложной комбинации украденная сегодня в Архиве. Более того, пластинка была чистая, без имени... но уже запечатанная Узором. Он не знал еще, кого спасет этот кусочек металла, кому подарит новую жизнь, позволяя выскользнуть из очередного капкана... но какая разница? Главное, что он это может. Точнее, мог... ведь, кажется, его собственная жизнь сейчас... закончится?
Подделка разрешений, так называемых "пайц", была одним из тягчайших нарушений Заповедей. И вопрошающие очень старались, чтобы "преступившие" до казни доживали. Ибо казнь была.... зрелищная. И якобы очень полезная для торжества законности.
И нельзя было сделать ничего и даже сбежать — никак, и оставалось стоять и ждать, пока ищейник наговорится вдоволь и даст сигнал к захвату "неправильного мерзавца". Порядок ареста он тоже знал (входило в рабочие обязанности), и ничего хорошего сей процесс не обещал. Попробуй сохранить хоть подобие достоинства, когда тебя Знаком распяливают в воздухе, обездвиживают и обыскивают. А потом нацепляют короткую арестантскую рубаху и "сбрую" и волокут по городским улицам на привязи, как ездового бычка...
В груди сумасшедшим колючим клубком метались досада, злость на собственную неосторожность, страх и обреченность. И злая решимость отпираться до последнего: не сознаваться, не сознаваться, пусть хоть наизнанку вывернут! Он не сектант, нет, он банальный продажный служитель, а разрешения воровал и продавал преступившим, понятно?! У предусмотрительной "белой лисицы" всегда есть запасные выходы, и будущий глава в свое время позаботился связаться кое с кем из преступивших — именно на такой случай. Закон к преступившим строг, да, но наказания тем, кто нарушил Заповеди во имя собственной жадности, отчего-то мягче, чем к тем, кто "изобличен в помощи заблуждающимся в вере". Забавное противоречие. Но на нем можно сыграть...
Неужели случай наступил?
Неужели не выбраться?
Только не подавать вида.
Ждать...
И он стоял и ждал.
Как все.
Как же тогда трепыхалось сердце. Больно, сумасшедше.
Будто пойманный в силки белый лисенок. Он бьется и бьется, царапается и кусается, колотясь в груди-клетке, не понимая, что выхода нет, нет, нет...
В тот раз арестовали другого, не его, но ощущение беспомощности и осознания безвыходности положения запомнились.
И сейчас тоже прошло несколько драгоценных мгновений, прежде чем сектант смог преодолеть растерянность и оценить ситуацию.
Еще три-четыре малых минуты позволил вырвать на выбор действий этикет: обмен приветствиями, предложение присесть, вопрос о здоровье... А потом он наткнулся на острый, совсем не женский взгляд и понял, что изображать непонимание поздно. И бесполезно.
Глава-сектант всегда уважительно относился к дамам. И в силу характера, и в силу, так сказать, семейного воспитания. Драконоверы выживали в условиях постоянного преследования, поэтому их супружеские пары были спаянными и нерушимыми, все убеждения муж и жена делили пополам, и все дела тоже, за исключением тяжелого труда. Для него не было проблемой принимать вдовиц, сирот и одиноких старух в приютах, вникать в их нужды и оказывать помощь.
Но эта дама!
Пожилая женщина-жертва преступивших была неправильной. Именно неправильной, а не преступившей правила. Такое впечатление, что она об этих правилах попросту не знала. А еще точнее, что у нее — в том месте, откуда она пришла — была своя, отличная от общих система правил и свои Заповеди. В чем-то перекликающаяся со здешними, в чем-то завораживающе искаженная. Она не боялась драконов и не понимала, почему именно горожане их боятся — недаром он даже посчитал сначала Ерину Архиповну своей, драконовером из какой-то изолированной общины, закрытой от мира. Не знала о градации чинов и званий и даже после того, как узнала, не приняла их к сердцу, а скорее... учла, как одну из причудливых норм этикета. Многое умела, и еще больше знала, но старалась этого не показывать без необходимости. Если бы не почтенный возраст и не отчетливые прорехи в ее знаниях о мире, он бы действительно посчитал Ерину Архиповну чьим-то затаившимся лазутчиком. Но кто будет посылать лазутчика с такими дырами в знаниях и навыках? Кто будет посылать настолько немолодого человека, притом женщину?
Она была загадкой, а загадки увлекательны. И он старался держать ее в поле зрения. Опять-таки не по одной причине. Из-за странных ее умений не в последнюю очередь. Успокоить толпу и организовать процесс, который она назвала странным словом "фильтр", например. Или эту, как ее... "народную дружину"... Полезная дама. И, наконец, с ней было просто-напросто интересно. И почему-то спокойно. Почти... уютно. Занятый свалившимися на голову хлопотами, Рукой, драконами и драконьими выходками, он подпустил ее довольно близко.
И, возможно, теперь за это поплатится.
Если он ошибся, и "бабушка", которой решили написать молодые драконы, так нежданно объявившиеся в Рейиккене, вовсе не она.
— Вы принесли мне письмо... — начал он, когда гостья уже была усажена на месте, предложенный и порядком остывший травный отвар — выпит, а предписанные этикетом формулы любезности — исчерпаны. — Именно мне? В городе, смею надеяться, неплохо устроенная почта. Конечно, сейчас почтовые шкатулки работают с учетом запрета Руки на отправку непроверенной корреспонденции, но это решаемо.
— Решаемо... — эхом отозвалась дама. — Наверное.
И опять этот острый взгляд, под которым он, мужчина, чувствует себя несмышленой молодью.
— Если там что-то личное, я мог бы поговорить с магами... драконий хвост! — сдался он.
Это смешно, в конце концов!
И бесполезно.
Он слишком устал сейчас, чтобы петлять хитрыми тропами. Выдохся, "белый лис"? Похоже, да.
И чутье на опасность, вначале завопившее диким голосом, замолчало.
Значит, так тому и быть.
Он устало опустился в кресло и потер ладонями занемевшее лицо.
— Хорошо. Как вы поняли, что письмо передал я?
— Не вы лично, скорее всего. Ваше прибытие в приют обсуждали бы неделями, как всегда, когда вы появляетесь... А уж если бы вас заметили входящим в мою комнату, то об этом бы сплетничал не только приют. Скорее всего, вы кого-то послали. Кого-то из своих? В роли драконовера я почти никого не вижу, а в драконоверки годятся только двое. Самина и Мия — они работают в приюте давно. Мия, правда, слишком горячая... то есть нужной скрытности в ней нет. Самина?
— Даже так... Полагаю, спрашивать, как вы догадались про драконоверов, спрашивать бесполезно?
— Так вы признаете, что это вы передали письмо?
— Хорошо. Признаю. К вашему сведению, вельхо — эти вельхо, из Руки — об этом уже осведомлены.
И попытки шантажа в этом случае будут бесполезны. Разве что у необычной дамы в запасе не найдется что-нибудь еще — например, нечто, подобное связной шкатулке. И покровителя в столице... в какой-нибудь из группировок — мало ли их там сейчас?
Но незваная гостья явно пропустила мимо ушей и намек на шантаж, и завуалированное предупреждение о его бесполезности. Она вся подалась вперед:
— Тогда расскажите о нем все!
— О чем, о письме?
— О письме. О том, откуда оно пришло. О его авторах! Они... в безопасности?
Только дикой усталостью глава смог потом себе объяснить полную бесхитростность и абсолютную недипломатичность своего следующего высказывания:
— Кто, драконы? — сболтнул его язык (похоже, сам по себе, без участия хозяина). — Да что им будет, в поселке-то драконоверов?
Ерина Архиповна оцепенела.
Серые глаза расширились и неподвижно застыли, вперившись куда-то в точку над горящими свечами, а выражение лица вдруг остро напомнило господину Поднятому, что Пало уже дважды как бы нечаянно напоминал неугомонной даме, что после исцеления сердца следует избегать перенапряжения хотя бы две луны.
— Ерина Архиповна? С вами все правильно?
Женщина продолжала смотреть в стену. Белые губы шевельнулись, кажется, она что-то прошептала. Что? Глава города напряг слух, но расслышал лишь что-то похожее на "все-таки драконобабка"...
— Ерина Архиповна! Воды? Варенки? Ерина Архиповна! Лекарство дать?
При слове "лекарство" в светлых глазах что-то дрогнуло.
— Что? — спросила женщина, точно выныривая из каких-то неведомых глубин.
— Я говорю, может быть, вам стоит выпить лекарства?
При слове "лекарство" даму заметно передернуло.
— Или, может, сразу лекаря?
— Тоже выпить? — фыркнула женщина, на глазах приходя в себя.
— Э-э...
— А чего покрепче у вас нет?
Хвала четырем стихиям!
Убедившись, что немедленно умирать Ерина Архиповна не собирается, глава города принялся за доступные ему средства помощи и успокоения. Самое доступное (и к тому же, желаемое самой спасаемой особой средство) к счастью, находилось под рукой. Небольшой графин с травленым по стеклу узором из белых ягод был извлечен из потайного ящика и водружен на стол, крохотные стаканчики примостились рядом... Глава отвернулся за новой кружкой. Средство действительно было крепким — настойка на снежных ягодах недаром называлось огненной водой или горячим снежком. И оно обычно запивалось водой, в крайнем случае, соками. Но соков в кабинете главы не водилось, оставалась вода, которую не годится предлагать даме. А стоит ли этой даме вообще предлагать настолько крепкий напиток? Может быть, что-то послабее? Но, когда он повернулся, то кружка вместе с водой чуть не отправились на пол.
Смерив злосчастные стаканчики непередаваемым взглядом (глава затруднился бы сказать, что в нем было больше: презрения или непонимания), дама недрогнувшей рукой сцапала графинчик, прицельно разлила драгоценную настойку по двум кружкам — доверху.
— Что вы там замерли? Садитесь!
— А вода?
— За моих внуков воду пить? — изумилась дама. — Впрочем, как хотите... только пригубите хотя бы, ладно? И рассказывайте, рассказывайте!
И он пригубил. И рассказал. И, кажется, не только пригубил... и, возможно, рассказал больше, чем собирался... а, может, и нет...
Во всяком случае, маленькая девочка ведь не могла пробраться в его кабинет, правда? А он ее определенно видел. Значит, или настойка была крепче обычного, или он выпил больше положенного... Или и то, и другое.
Наверное, все-таки третий вариант. Потому что девочка могла примерещиться только в этом случае. Тем более не тихая, а сурово вопрошающая, что он собирается увидеть: белого песца, зеленых чертиков или "обычную белочку"? А главное, кого из них он собирается ловить? Он пытался объяснить, что надобности в этих незнакомых существах нет, ему вполне достаточно видеть лично ее... А смутно знакомая и постоянно расплывающаяся малышка сурово хмурилась и угрожала, что если будет так пить алкоголь, то к ним еще слоны заявятся. Розовые, американские Хортоны.
Ужас.
Вечером (хотя правильнее сказать, очень ранним утром) в поселок драконоверов полетело ответное письмо.
"Привет, великие конспираторы! Надрать бы вам уши, малолетние паршивцы, — и за долгое молчание, и вообще за все хорошее! Учтите, при встрече будет именно это, причем и от меня, и от любительницы мультиков, и от ее пушистого друга: мы вас, конечно, обнимем и расцелуем, но сначала основательно намнем уши! Ясно?!
Отвечаю по порядку.
С нами все хорошо — насколько это вообще возможно здесь. Со здоровьем то же самое. Зимний праздник, про который вы спрашиваете, затронул почти весь город, так что нам тоже досталось. Не переживайте, плохого не случилось, только внучка злится, что эти последствия праздника мешают ей играть, отнимая время на учебу. Ничего, учиться всегда полезно. Надеюсь, вы, в вашем новом статусе, тоже об этом не забываете. Правильно ли мы понимаем, что вас нашлось кому учить, в той общине, что вас приютила? Передайте членам этой общины мою горячую благодарность за их гостеприимство. Учитывая их личные трудные времена, это дорогого стоит.
Похоже, вам везет на хороших людей, правда, мои родные?
Я сейчас говорю и о тех добрых людях, которые помогли передать ваше письмо. Один из этих хороших знакомых, к счастью, живет недалеко от нас, и он смог доставить в целости не только письмо, но и ваши подарки (огромное вам спасибо за них!). Это очень знающий человек. Он осведомлен обо всех местных обычаях и традициях, в том числе и о порядках в вашей новой общине. Так что мы за вас почти спокойны. И, думаю, сможем сделать нашу будущую встречу безопасной — настолько, насколько это возможно.
Я очень рада, мои дорогие внуки, что вы путешествуете вместе. Предусмотрительность и осторожность — неизбежные спутники, если ты... путешествуешь так далеко от дома. Особенно если путешествия проходят по территории "добрых людей с общечеловеческими ценностями". К добру или к худу, но встретиться с ними нам пока не привелось. И, надеюсь, эта встреча состоится нескоро. Таких гостей лучше встречать, хорошо подготовившись. Так что паранойю одобряю и даже советую. Обоим.
Хотелось бы мне знать, в свете новой информации, насколько возможен ли ваш новый статус для кого-то еще из нашей семьи? Недавно произошло событие, которое дает основание задуматься о чем-то таком для нашей младшенькой. Впрочем, об этом при встрече, надеюсь — скорой...
Если получится, в следующем письме постараюсь отослать один сюрприз, который позволит обеспечить более быструю связь.
Обнимаю вас, мои родные. И очень жду встречи.
Только, прошу — будьте осторожны. Будьте очень осторожны.
С любовью, бабушка.
И готовьте уши"
Ниже шла приписка другим почерком:
"Неправда, я уже не злюсь!
То есть, привет М (зачеркнуто и старательно замазано чернилами), братики!
У нас все хорошо, даже очень! И магии мне учиться нравится! Почти... Я недавно (очень старательно зачеркнуто, замазано и даже слегка пожевано чьими-то острыми зубками). Потом расскажу, ага.
Мы очень рады, что нашлись! Бабушка так обрадовалась, что даже (зачеркнуто) вместе с дядей (зачеркнуто и переделано в кривую снежинку). Мы с Ш... с пушистиком прям обал (еще снежинка) удивились.
А вы скоро приедете? Ш (зачеркнуто) спрашивает, а нам привезут подарки? Что-то вкусненькое и что-то красивенькое. Немножко, а? Мы вас тогда за ушки дергать не будем, честно-честно.
Но вообще вы главное приезжайте! Мы очень-очень скучаем и ждем!
Целую"
Вместо подписи — яблоко, нитки в катушке и арбуз.
