— Потому что вы — Невыразимцы, — отвечает Аластор, — те, кто ставит долг и существование магического мира выше своих жизней, кто жертвует своими жизнями, чтобы продолжать хранить тайну. Дамблдор был таким же, он поставил долг и существование магического мира выше своей жизни, выше наших жизней...
О да, соплю молча и возмущенно, всех нас подставил, не оставил иного выбора.
— И это опять ложь в стиле Дамблдора: не прямая ложь, нет, нечто, притворяющееся правдой, но в то же время, искажающее ее, — перебивает его Джонатан и тут же обращается ко мне. — Ты же согласна со мной, а не с Аластором Грюмом, да, девочка?
Так и хочется крикнуть "да какая я тебе девочка?", но сдерживаюсь. Под этой маской вполне может сидеть какой-нибудь старый хрен, который еще старше Дамблдора, а весь разговор — лишь предлог, чтобы убить нас. Во имя сохранения Тайны, разумеется. Комната Правды? Не стоит, наверное, здесь врать напрямую, не так ли?
— Я согласна с вами обоими, — отвечаю хмуро. — Дамблдор искажал, врал, обманывал, убивал, подставлял, он был полон лжи и недомолвок, он едва не погубил дорогих мне людей... дважды, а также в результате его действий погибли люди, которых я называла и считала друзьями.
— Но ты все равно поддерживаешь его дело? — бесстрастно спрашивает Джонатан.
— Я и сама не светоч Света, — огрызаюсь в ответ, — мои руки по плечи в крови, и еще я понимаю, что подобные дела не делаются в белых перчатках, не получится остаться чистеньким, и придется с головой окунуться в дерьмо и кровь, и то, что у меня есть личные мотивы радоваться смерти Дамблдора, не означает, что одновременно с этим я не опечалена, ибо то, что он делал, было нужным и правильным!
Во загнул, и что-то меня несет... комната Правды подталкивает? Не ощущаю воздействия на разум, значит, меня прет на эмоциях? Да какая разница? Решил биться — бейся! Да, мы бьемся за дело Дамблдора, а не за него самого, это вот вполне устраивающая меня компромиссная формулировка.
— Разве могут родиться правильные дела из неправильных мотивов и поступков?
Еще один чтец мыслей, мать его! А то меня не посещала такая мысль, что Дамблдор, обманув магический мир, принудив и склонив на свою сторону подлогами, ложью и убийствами, посеял зерна того, что мы видим сейчас. Реакция, ответная реакция, которой могло бы и не быть, промолчи наш дедушка Альбус, или подойди он к вопросу с другой стороны.
Но хотя бы позывы к тошноте прекратились.
— Не знаю, — пожимаю плечами, ощущая, что дело проиграно. — А разве можно постоянно поступать правильно? Разве поступки и мотивы тех, кто сейчас выступил против, они правильные? Сторонники превосходства магов возьмут вверх, и ваш Отдел будет вскрыт, отдаст все хранящиеся там артефакты и множество людей будет убито, а потом будут истреблены все маги.
— Странно, ты веришь, что говоришь правду, — замечает Джонатан.
— Я не верю, я знаю, люди умеют и любят сражаться, и войны подхлестывают их прогресс. Возможно, что сейчас они не имеют особых средств противодействия магам, кроме того, что есть у спецслужб, но это не продлится долго, поверьте. Будет срочно разработано оружие против магов, и маги будут уничтожены, никто уже не будет вступать в переговоры или ожидать от нас сдачи, после той кровавой вакханалии первого удара. Только если уничтожить большую часть людей первым ударом, но мир людей слишком велик, чтобы это удалось. Сегодня ночью был разговор...
— С кем? — перебивает меня Джонатан.
— С представителем спецслужб магглов, они нашли меня, хотя я и скрывалась, как могла, — меня снова начинает подташнивать, но хрен вам по бороде, не дождетесь. — Им не нужна война, не нужен хаос и миллионы трупов, и они готовы помочь с удержанием хаоса в рамках...
— В обмен на все наши тайны, — опять перебивает меня Невыразимец.
— Их устроит и полный уход магов, но сами подумайте — разве это возможно? После такой войны, в ходе которой уже погибло множество магов и еще больше погибнет, полностью спрятаться от людей? Магический мир просто вымрет за несколько поколений, и чем это будет отличаться от истребления? Только скоростью вымирания и количеством пролитой крови, а люди в любом случае добьются своего — устранят угрозы, исходящую от магического мира.
— То есть их волнует только устранение угрозы?
— Они — аврорат магглов, они хранят их, но их устроит и мягкое устранение угрозы, связанное с отменой Статута и интеграцией двух миров.
Неужели Джонатан не знает всего этого? В Невыразимцы вроде дураков не берут? Или это допрос / тест меня, поэтому Аластор, такой активный вначале молчит, а я разливаюсь тут соловьем под воздействием комнаты Правды? Но хрен ли с того толку, с моих рассказов, как будто контакты со спецслужбами не идут уже которое десятилетие? Что там Аластор говорил про долг и хранение магического мира? Или еще зайти с козыря сохранения отдела?
— И гоблины — они тоже уничтожат ваш отдел, вместе с Министерством. Не знаю уж, договорятся они с людьми или нет, но вот маги точно будут уничтожены.
— Чтобы гоблины взяли верх? — в голосе Джонатана слышится намек на презрение.
— В войне с ними Статут падет, и это будет не мягкая отмена, а опять гибель магического мира, ибо магглы ударят, просто со страху, и маги ударят в ответ, и потом уже никто не будет разбираться. Все утонет в кровавой вакханалии, но ее еще можно предотвратить, хотя шансы с каждым днем все меньше.
— Странно слышать от Кровавой Грейнджер призывы к миру.
Далась им всем эта Кровавая Грейнджер и Альбак! Рассказать ему, что ли, правду, раз уж мы в комнате Правды? Что я всего лишь спасал жопы, свою и близких мне людей, от изнасилования и пыток, и в результате погибла масса непричастных людей и гоблинов? Хотя, кому нужна такая правда? Как там говорил Грюм "важно то, что в тебе видят другие?" Стали бы Невыразимцы — а Джонатан явно представляет весь отдел! — говорить не с Кровавой Грейнджер и не с "внучкой", пускай и в кавычках, Дамблдора? Нет, свернуть эмоции и чувства в трубочку и засунуть куда подальше, отбросить во имя дела.
А интересы дела сейчас требуют иного.
— Вы же за этим привели нас в комнату правды — услышать правду? Так вот она — правда, Дамблдор местами был тот еще пидарас, но при этом дело его — способ не дать захлебнуться двум мирам в крови, не дать вымереть магическому миру, который дорог мне и в котором находятся дорогие мне люди. Поэтому да, я призываю к миру, но если кто-то не согласен...
— Я понял, можете не продолжать, — вскидывает руку Джонатан. — Это был интересный разговор, благодарю, но вам пора идти.
Мы идем обратно к лифту в полной тишине и пустоте, никого вокруг, кроме Джонатана, и мое подозрение, что этот Невыразимец оценивал меня — растет и крепнет. Злость тоже — кому приятно выступать в роли куска мяса на рынке? Аластор и Джонатан обмениваются парой знаков напоследок, усиливая жажду драки внутри, позывы к истреблению.
— Что это было? — сердито спрашиваю у Грюма, когда двери лифта закрываются.
— Он оценил, взвесил и признал, что мы действуем во имя долга и магического мира, — предельно серьезно отвечает Аластор. — Отдел Тайн поможет нам в выборах Министра.
— Что?!! — давлюсь собственным удивлением. — Они же вне политики!!
— Именно поэтому они и выступают в роли организаторов и контролеров, — пожимает плечами Аластор с самым равнодушным видом. — Теперь дело осталось за малым, найти подходящую кандидатуру.
И взгляд его опять нехорошо так пробегается по мне, словно оценивая.
Глава 12
15 июня 1997 года, Министерство Магии Британии
— Неужели у вас нет на примете таких? — спрашиваю как можно небрежнее, пока заходим в лифт.
— Есть парочка, но тут надо подумать, — отвечает Аластор задумчиво, — выберешь не того, а он за Статут выступит или того, хуже, руководить не умеет, наломает дров.
А, ну да, Амелия хотя бы отделом руководила, так что потом и с Министерством справилась. Толково, и похоже, что не меня будут двигать в Министры, и на том спасибо.
— У Дамблдора вот всегда были связи и нужные маги, — вздыхает Аластор, и командует лифту. — Визенгамот!
— И что там? Опять рассказы о внучке Дамблдора и Кровавой Грейнджер? — злость все же прорывается в голосе.
Аластор смотрит на меня, скалится, и воздух между нами трещит от магии. Лифт останавливается, но заглянувший было в раскрывшиеся двери маг, оценив обстановку, скрывается, что-то там пискнув напоследок. Двери закрываются, и лифт мотыляет дальше, по горизонтали и вертикали.
— И главу Рода, — кивает Грюм, словно и не было ничего.
— Только не говорите, что мне нужно будет заседать в Визенгамоте! — упираю руки в бока.
— Это заседание Мудрейших, а ты на них пока что не тянешь, — бросает Грюм. — Да и не пустит тебя туда никто, побоятся, что ты там безнравственных законов напринимаешь.
Раз не законы, то тогда суд? Нас будут судить, по итогам прошлых трех дней? Безнравственные законы? Ах да, конференция и вся эта история с Луной. С одной стороны, вроде никто камнями побивать не лезет, с другой — до этого мы сидели за спиной Дамблдора, да и у школьников восприятие другое. За этим меня Грюм сюда взял? Сборище старых пердунов начнет осуждать наши отношения, у меня сорвет нарезку и нет Визенгамота, да здравствует Кровавая Грейнджер?
"Оружие, оружие, оружие", стучит в голове кровь и слова Дамблдора.
Огромный коридор, двери, лестницы, ковры, украшения, никаких следов сражений. Меня нельзя назвать знатоком Министерства, но в этой части, кажется, еще не бывал. Впрочем, надо работать в Министерстве, чтобы хорошо ориентироваться в нем, и то, все Министерство не знают даже сами сотрудники, для этого и ездит лифт, не только вверх-вниз, но еще и по горизонтали, перемещается в заданные отделы. Настоящий лабиринт, да еще и с запретом на аппарацию внутри, в целях безопасности, и начиналось наверняка все невинно. Затем количество отделов и помещений росло, Министерство ширилось, прирастали склады и охраняемые зоны, все это наслаивалось, перекручивалось, оборачивалось в три слоя магии — ну да, как "Нора", только в сотни раз больше — и в результате Министерство может и не крепость, но лабиринт точно, в котором какой-нибудь неопытный шпион вполне может заблудиться и помереть от голода с украденной секретной информацией в руках.
— Ты еще не поняла? — неожиданно весело спрашивает Грюм посреди пустого коридора. — Ведь я все уже сказал, фактически!
Вихрь, табун вопросов опять носится в голове, тыгыдымкает и ржет, в основном надо мной. Луны на них нет! Запустить внутрь головы, пусть пообщается с этим табуном мыслей, она же по конячьи умеет! Фактически.
— Честно говоря — нет, — сдержанно, настороженно.
Вот что нужно таскать с собой — успокоительные. Черт с ними, с мощностью заклинаний и прочим, Грюм вон головы не теряет, а как действует!
— Ох, Грейнджер, — качает головой Аластор, — раньше ты была сообразительнее.
Правда, всего остального не добавляет, про мозги, утекшие в трусы, и прочее. Коридор сворачивает, и в нем обнаруживается живой маг. Нет, понятно, что они там за дверьми сидят, как-то же Министерство функционирует, но эта пустота... словно здание вымерло. В прошлые визиты, в другие части Министерства, все было шумно, гамно, колдовство повсюду, а тут тишина и пустота, как в могиле. Паника? Загружены работой? Разбежались, как Грюм говорил?
Ладно, сейчас это неважно.
— Здорово, Клэйни! — говорит Аластор магу. — Пропустишь нас внутрь?
— Заседание начнется через полчаса, — отвечает маг, глядя словно бы сквозь нас.
Проверяет? Не доверяет? Ну да, в такой-то обстановочке!
— Передай Дилфорду, что маскировать надо под четырьмя слоями, — непонятно говорит Грюм, и тут же оборачивается ко мне. — Пойдем, поедим, пока время есть.
Ведет дальше по коридору, ковер на полу маскирует, смягчает звуки постукивания посохом, и я даже не ощущаю спиной взгляда Клэйни. Настолько тренирован? Не смотрит в спину? Грюм что-то ворчит под нос, про недостаточную бдительность, ну значит можно расслабиться, обстановка в порядке, он всегда про нее ворчит в перерывах. Тоже безумец, на свой лад.
Грюм сворачивает, раскрывает дверь без таблички, и мы оказываемся в не слишком просторном, но довольно уютном помещении, в котором вкусно пахнет едой. Столики, картины на стенах, и мне приходит мысль, что это, наверное, отдельная столовая для членов Визенгамота, чтобы тем не ездить далеко на лифте. А может просто порядок такой в Министерстве — на отдел своя столовая, благо у магов с кулинарией, готовкой и прочими бытовыми делами реально все легко и просто, только заклинания знай.
Аластор целеустремленно ковыляет к месту выдачи ништяков, и сидящая там девушка, практически девчонка, вскакивает, смотрит на нас так, словно мы тут вдвоем прибыли казнить ее за сон на рабочем месте. Она краснеет, роняет тарелку, стопку тарелок, тут же ловит их на лету и чинит, еще сильнее краснеет, закусывает губу, почти как Луна, и кажется, сейчас грохнется в обморок. А ничего так, симпатичная, и передничек с кружавчиками, не совсем медсестра, но тоже ничего.
Но паника в глазах и движениях!
— Спокойно, Моана, мы только перекусить, — небрежно бросает Грюм, и паника усиливается.
Эге-ге, плевать, что кругом война и паника, у кого-то романтические сопли с сахаром! Девчонка так краснеет и трясется, словно перед ней не Грюм, старый параноик, испещренный шрамами и морщинами, с искусственным глазом и ногой, а неземной красавчик. Джеймс Бонд с палочкой, практически.
В столовой пусто, но мы все равно инстинктивно садимся, как собаки в конуре. Спиной к стене, лицом к выходу. Моана поглядывает на Аластора, тот жрет, натурально и от души, быстро насыщаясь и восстанавливая энергию. Можно смело говорить, что он видит все вокруг, видит и реакцию Моаны, вот только непонятно, какого эта соплюшка увидела в Аласторе, и что с ней сделает Нимфадора, когда узнает. Если узнает.
Минут десять мы сосредоточенно жрем, и Моана смотрит на Аластора, а я каждый раз широко улыбаюсь ей, когда наши взгляды встречаются, и, в конце концов, девчушку отпускает или смущает, и она перестает кидать в нашу стороны призывные взгляды. Продавщица — официантка — повариха в одном флаконе, гм, интересно, как они у магов называются? Есть какое-то особое обозначение для вот такого, кухонного комбайна, все в одном при помощи палочки, не марая рук? Стоило бы сразу поинтересоваться, а то потом забуду, но Аластора, когда он жрет, бесполезно расспрашивать о чем-либо. Посверлит тебя искусственным глазом и продолжит чавкать.
— Ты знаешь, что творится в мире? — спрашивает Аластор, отправляя тарелки в полет до мойки.
— Ну, то, что в газетах было, — пожимаю плечами, — и то, что вы сами и Дора рассказывали.
— Не передумала еще быть Кровавой Грейнджер?
Смотрю на него удивленно, Грюм натурально скалится в ответ, смотрит весело и сыто, разве что палочкой в зубах не ковыряет. Он почти не изменился с того года сидения в Дурмштранге, и в то же время вот это почти бросается в глаза. Несомненное влияние Нимфадоры, и казалось бы, но нет, выбрала Грюма и любит его всей своей метаморфьей душой и телом. Конечно, не мне, с Луной подмышкой, что-то вякать на эту тему, но все же — изумительно.
