Восьмой медальон. Том 3 (черновик)

— Так-так! Значит, вы признаёте свою вину?

— Нет, конечно!

— Тогда почему решили, будто государя обеспокоит ваша участь? Значит, понимаете, что дело ваше — государственной важности?

— Не понимаю...

Господин Бертгард почесал затылок.

— Напрасно вы так себя ведёте. Толпа жаждет вашей смерти, не забыли? Положим, я отпущу вас. Не жутко ли будет показаться на улице, где разъярённые горожане могут разорвать на части?

— Толпы я боюсь меньше...

— ...нежели правосудия?

— Нет, несправедливости!

— Значит, вы подтверждаете, что и в самом деле являетесь прислужником хеллинорцев? — Градоначальник кивнул секретарю: — Так и пишите: "преступник сознался в государственной измене"...

Метр Себерн вскочил со скамьи:

— Я такого не говорил!

— Говорили.

— Когда?

— Только что. Вы ведь сказали, будто боитесь несправедливого приговора, верно? Я ведь не ослышался? Так вас ведь и подозревают в намерении учинить расправу над хеллинорцами, которые поселились в Везерхарде после свадьбы государя Ланделинда, и больше того — убить саму королеву Аньелу! Есть неопровержимые доказательства, что готовится заговор — и вы принимаете в нём самое деятельное участие.

— Чушь.

— "Чушь"? Хорошо, тогда запишем вот что: "преступник сознался в сговоре с врагами Алленора"...

— Неправда! — прорычал хозяин кабачка. — Я — честный горожанин. Никогда не участвовал в заговорах и не совершал преступлений...

— Все так говорят, — понимающе кивнул градоначальник. — Тогда, если не желаете, чтобы я кликнул стражников, присядьте, успокойтесь... и объясните, откуда у вас взялось это...

Он швырнул на стол один из мешочков, найденных в комнате метра Себерна.

— Ваше золото?

— Да.

— А это?

Господин Бертгард положил перед арестантом несколько драгоценных камней, найденных им среди серебряных монет.

— Тоже моё.

— Нет, — протянул градоначальник. — Лжёте! Я просмотрел ваши записи — в них, по счастью, всё рассчитано с удивительной точностью. И дела ваши, похоже, шли не столь уж блестяще. А между тем, за любой из этих камешков вы могли бы выручить до нескольких тысяч денариев. Золотых монет набирается на пятнадцать-двадцать тысяч, а серебряных — ещё на четверть от этой суммы. Любой здешний купец, за исключением, быть может, метра Вельгарда, и мечтать не смеет о таком богатстве!

Энгерранду, который пристально следил за метром Себерном, показалось, будто выражение лица мужчины при упоминании могущественного торговца на секунду переменилось. Молодой человек кивнул градоначальнику, и тот с удвоенной яростью набросился на узника.

— Откуда у вас эти деньги? Откуда драгоценности? Предупреждаю, я знаю ответ! Однако всё же хочу услышать признание из ваших уст. Тогда, возможно, и беседа наша продолжится иначе.

— Не стану я ничего говорить! — пожал плечами метр Себерн. — Любые мои слова вы истолкуете, как захотите.

— Значит, деньги достались вам бесчестным путём? Так и запишем...

Арестант сцепил зубы и промолчал.

Господин Бертгард цокнул языком и негромко произнёс:

— Послушайте, метр Себерн. Неужели вы полагаете, будто я задумал всеми правдами и неправдами погубить вас? К чему мне это? Я считал, что беседую с умным человеком, однако подобное поведение... — На лице господина Бертгарда отразилось глубокое отвращение. — Клянусь, какой-нибудь мальчуган, пускающий кровь кошелькам прохожих, держался бы куда достойнее вас. И сразу понял бы, что признанием облегчит свою участь... Неужели неясно, что для меня действительно важно? В столице зреет заговор, нужно любой ценой предотвратить его, а вы...

Градоначальник встал и начал расхаживать по комнате, изредка бросая на арестанта косые взгляды.

— Слышали, что творится при дворе? Король страшно разгневан, не пощадит никого, кто вызовет его неудовольствие. Теперь, когда сперва исчез комендант Тура, а после какой-то негодяй невидимым проник в библиотеку и уничтожил бесценный фолиант, он приходит в бешенство при одном только слове "магия". Понимаете, о чём я? Нет? Что ж, выражусь яснее... У вас нашли несколько медальонов, дарующих богатство. Мешочки с деньгами и драгоценными камнями — лучшее доказательство; без сомнения, вы пользовались магией. Считайте, участь ваша решена. Метр Ансберт знает, как устроить настоящую казнь, которая доставит настоящие мучения преступнику, а зрителям — удовольствие. Поэтому я спрашиваю ещё раз: ваши это деньги или нет?

Градоначальник вновь уселся за стол. Подперев щёку ладонью, стал сверлить преступника взором. Сперва метр Себерн выглядел растерянным, но вскоре, с вызовом посмотрев на господина Бертгарда, мужчина ответил:

— Я не пользовался магией.

— Что?! В вашей комнате нашли медальоны, демон меня побери!

— Ложь.

— Но деньги...

— Их я заработал честным трудом.

— И конечно же, сброд, что бесчинствует в "Золотом кувшине" до самого утра, платил вам за выпивку золотом и самоцветами. Или, может, вы недавно обратились к какому-нибудь ювелиру и выменяли мелкую монету на более крупную? Тогда назовите его имя, это сразу решило бы многие проблемы!.. Впрочем, постойте! Человек, который осыпал вас золотом и серебром... это был... кто же?.. Неужели это был...

Градоначальник приготовился показать метру Себерну портрет незнакомца, подстрекавшего к расправе над хеллинорцами, но Энгерранд опередил его.

— Это был барон Вальдеберт да Руст! — вскричал молодой человек.

Метр Себерн вздрогнул и, раскрыв рот, стал глотать воздух, словно выброшенная на берег рыба, а Энгерранд продолжил:

— Конечно, это Руст каждый вечер приходит в ваш кабачок в поисках развлечений! Там он предаётся самым отвратительным порокам — и творит безобразные вещи, в которых вы ему помогаете. А деньги, что лежат сейчас на столе, омыты кровью многих людей, к смерти которых и вы тоже приложили руку... Проклятье! — усмехнулся молодой человек. — Помните, господин Бертгард, мы с вами силились понять, как же граф да Люк не боится разгуливать с Рустом по городским трущобам и проводить ночи в столь отвратительном притоне, как "Золотой кувшин"? А ведь места безопаснее любимец короля не нашёл бы во всём Алленоре — под защитой-то метра Себерна и самого барона!

Неожиданно арестант расхохотался.

— Так и знал! — хрипло выдавил он. — Чуял же, что рядом шныряют соглядатаи...

— ...да только жадность подвела? — радостно подхватил градоначальник. — Они ведь пили и ели за десятерых.

— И деньгами сорили... — Левая щека метра Себерна несколько раз нервно дёрнулась. — И почему никто им кишки не выпустил?..

— Но-но! — вмиг посерьёзнел господин Бертгард. — Хватит болтать! Отвечайте: деньги и драгоценные камни дал вам барон?

— Не совсем. Он платит только серебром.

— Значит, этот человек?.. Или этот?.. Или, может, этот?..

Градоначальник разложил на столе три портрета.

— Ого! — хмыкнул метр Себерн. — И зачем допрашивать меня, если так много знаете?

— Всё никак не догадаетесь о наших целях? — сощурился господин Бертгард. — Да поймите же! У меня нет желания губить людей пусть и не совсем невинных, но являющихся лишь прислужниками настоящих злодеев. И вы оказались здесь, потому что способны пролить свет на вещи, о которых мы лишь смутно догадывались. Расскажете всё начистоту — и, даю слово, если о вас и узнает государь, то лишь как о человеке, несправедливо обвинённом безумными фанатиками в связях с еретиками. А медальоны... в сущности, не такая уж это и важность... Вы ведь не творили ритуалов, не изучали...

Господин Бертгард оборвал себя на полуслове, словно только сейчас понял, что сболтнул лишнего.

— Так-так! — сдвинул он брови. — Вижу, глаза ваши заблестели. Подумали, что, в сущности, градоначальник не столь уж грозен, да и умом не блещет? Вот он уже и размяк, понёс всякий вздор... Не обольщайтесь! Я подарил вам надежду — но я же и отберу её, если опять вздумаете играть со мной в ваши глупые игры. Малейшее подозрение во лжи — и я устрою вам встречу с мессером Гумбертом. А он, знаете ли, придерживается старого правила: "признание — венец доказательств". И каким образом признание это вырвано, ничуть его не заботит. Терпением канцлер не славится, благосклонность государя ставит выше истины. Долгих бесед, подобных теперешней, вести не станет — сразу возьмётся за дело... — Градоначальник развёл руками. — И уж тогда шкуру вашу ничто не спасёт...

— Хорошо, — пожевав губами, ответил метр Себерн. — Расскажу что знаю, хоть и не верю давно ничьим обещаниям. И вам тоже не верю...

Глава 8

— Отец мой был крестьянином, — так начал владелец "Золотого кувшина". — Жили мы милях в десяти в югу от Эррихарда. Не бедно жили, хочу сказать, да и никто в нашей деревушке не голодал. А всё почему? Это сейчас только и разговоров, что о храмах да дворцах зодчего Фабиана, а тогда по королевству гремела слава Эррихардской ярмарки. Ждали её больше, чем Праздника весны, и когда наступал желанный день, отправлялись в город с телегами, гружёными товаром. От покупателей отбою не было, к вечеру всё расхватывали, что только можно. Но даже когда ярмарка подходила к концу, отец не сразу возвращался в деревню... — Заметив презрительную улыбку господина Бертгарда, метр Себерн поспешно добавил: — Нет, не думайте, будто он тратил деньги на выпивку и развлечения!

— А на что же тогда? Скупал драгоценные камни, чтобы передать их вам после своей смерти?

Владелец "Золотого кувшина" засопел.

— Нет, — глухо ответил он. — Отец любил по улицам побродить и поглядеть на красоты Эррихарда. А ещё не мог удержаться, чтобы не поглазеть на выступления бродячих артистов — те всегда в городе останавливались на время ярмарки и наживались не хуже купцов. Ну а дома только и разговоров было, что о чудесах, им увиденных. Да так занимательно рассказывал! У меня просто слёзы на глазах выступали: ну когда же сам я наконец увижу, как живут люди!

Энгерранд вспомнил, как в детстве мечтал о дальних землях и больших городах, и прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Да и в устах человека, подобного метру Себерну, которого ребёнком и представить-то было трудно, такие признания звучали весьма необычно.

— В двенадцать лет я наконец отправился в Эррихард вместе с отцом. Правда, нагрузили меня ровно как быка, поэтому я почти не соображал, что творится вокруг, и как-то не думал о ярмарке. На полдороге нас обогнал какой-то купец. Охранники дремали в сёдлах, да и сам он, похоже, не ждал беды. Вдруг из кустов выскакивают трое мальчишек с лицами, замотанными тряпками, один начинает бить дубинкой по колесу — раз, другой!.. Колесо соскакивает с оси, телега качается, а они хохочут: "Право земли!" — и в чащу. Купец жалобно закричал, словно в повозке лежало что-то поистине драгоценное. И тут на выручку пришёл отец — а силой он славился на всю округу! В последний миг руки подставил, удержал — а там и охранники подоспели... Словом, "редчайший товар" — так сказал торговец, когда смог ворочать языком, — ничуть не пострадал... Вот ведь как. Ничего особенного и не произошло, если поглядеть со стороны, только вот встреча эта изменила нашу жизнь... Через час мы знали о спутнике всё. Точнее, думали, что знаем, а на деле-то он рассказал только, что зовётся метром Эделеном, родом из герцогства Эстер, но почти там не бывает. Зато купил дом в столице и чувствует себя теперь навроде аристократа, что мог бы спокойно сидеть в своих владениях, да только заместо этого живёт в Везерхарде — поближе к королю. За беседой время быстро пролетело. Когда мы очутились у ворот, метр Эделен вдруг говорит отцу: "Не надоело вам жить в деревне? В столице для такого силача всегда работа найдётся". Отец растерялся: "Правда?" — "Конечно! Вы подумайте, подумайте хорошенько! Согласитесь — сперва возьму вас в носильщики. А там поглядим..."

Метр Себерн покачал головой, словно и сейчас, спустя много лет, осуждал родителя за опрометчивость.

— Зимой отец уехал в столицу. Деньги высылал исправно, только набиралось их денариев пять-шесть в месяц. На ярмарке-то за пару дней можно было вдесятеро больше заработать! Я всё ждал, когда же позовёт и нас в Везерхард, да только тщетно. А однажды, накануне Праздника весны, вдруг нагрянул в деревню. Мать как увидела, бросилась было к нему — и замерла. Да и мне тоже не по себе стало. Нет, не скажу, что отец прямо-таки стал походить на разбойника, но что-то в нём переменилось — в лице, в повадках, в голосе... А он ухмыляется: "Что, демона повстречали? Ишь, как смотрят! Может, и на порог не пустите — меня-то!" И — мне: "А ты подрос, вижу. Пожалуй, и тебе уже дело подходящее сыщется". Я перепугался не на шутку: да что ж всё это значит-то?! Отец внутрь прошёл, сел за стол, начал о столице рассказывать, а я и слушать-то не могу, только один вопрос в голове вертится: чем же теперь заниматься буду? Уж точно не носильщиком или грузчиком — в этом я отчего-то даже не сомневался...

Мужчина так увлёкся, что даже прикрыл глаза, словно хотел вновь увидеть картины из своего детства. Господину Бертгарду не терпелось дождаться той минуты, когда рассказчик от дней давних перейдёт к нынешним, но метр Себерн всё продолжал и продолжал неторопливо говорить:

— Погостив немного, отец умчался в Везерхард. Мне так ничего и не объяснил, и оставалось только гадать, что же он имел в виду. Чувство не из приятных, что уж скрывать! Через месяц я, по правде сказать, решил стать кем угодно — хоть бандитом, — только бы не мучиться больше. И вдруг, по весне, как сошёл снег, к нам в древнюю пожаловал сам метр Эделен! Караван его стал вдвое больше прежнего, охранники наводили страх. Я ещё подумал, что теперь-то никто над ним шутить не станет — с таким-то отрядом кому охота связываться! А в первом ряду, на вороном жеребце ехал отец! Руку в бок упёр, посматривает свысока — точь-в-точь знатный сеньор! Метр Эделен на меня указал: "Это ваш сын?" — "Он самый!" — "Чудесно, нам подойдёт". Отец говорит: "Слышал? Готовься! Едешь с нами в столицу". Мать вскрикнула, за сердце схватилась, да никто её и слушать не стал. И мне не дали слова сказать. За меня всё решили!

Господин Бертгард хмыкнул:

— Но вы же сами говорили, что в детстве мечтали повидать большие города. Почему же тогда огорчились? Страшно стало покидать деревню?

Метр Себерн пожал плечами:

— Не знаю. Радости я тогда точно не испытывал, а когда пришло время уходить, почувствовал вдруг слабость во всём теле, кровь застучала в висках, в глазах потемнело... — Мужчина передёрнул плечами. — охранники заметили это и всю дорогу отпускали шуточки, гоготали, как сумасшедшие. И отец громче всех. А вечером, когда мы остановились в трактире, отвёл меня в сторону и говорит: "Ты, заячья кровь, опозорил меня! У охранников есть прозвища — и знаешь, как теперь тебя звать будут? Заморыш!" И добавил: "Попробуй только не справиться с делом — шею сверну! Не погляжу, что ты мой сын". Я не выдержал и кричу: "Да скажите толком, что делать-то нужно!" — а он в ответ — как всегда: "Заткнись! Потом узнаешь". За ужином надо мной опять стали насмехаться. Особо какой-то малый усердствовал — на вид чуть меня старше, но выше на голову и много шире в плечах. Но если стерпеть издевательства от людей вдвое старше я ещё мог, то этому паршивцу дал слово отплатить сполна, когда придёт время! А ублюдок словно искал повод для ссоры — следовал за мной по пятам, нёс всякую ерунду. И когда мы подъезжали к воротам Везерхарда, вдруг заорал: "Что, Заморыш?! Коленки-то, небось, подгибаются? Штаны-то, поди, уже сушить пора? Матушку твою, жаль, с собою не взяли..." Я выругался и двинул его кулаком в живот. Он ответил. Мы сцепились, покатились по земле. Охранники веселились от души, стражники у ворот — тоже. А громче всех, уверен, хохотал метр Эделен. Насилу нас разняли. Я, кажется, тогда царапался, кусался, рычал... Одно слово — зверь! Успокоился немного, только когда подъехали к большому дому у берега Везера. Там купец жил. Внутрь вошли, охранники остались во дворе, а мы четверо — я, мой противник, отец и метр Эделен — вошли в дом, поднялись на второй этаж. Хозяин нас пустил в одну из комнат. Я глянул в окно — и увидел Хард! Даже, скорее, почувствовал, чем подумал: неужели правда? Неужели стану теперь вот так, каждый день, смотреть на королевскую крепость, наблюдать за жизнью двора, может, и с государем когда-нибудь повстречаюсь?.. Купец шепнул: "Нравится?" — "Угу", — отвечаю. Он рукой махнул: "Ничего, скоро надоест. А сегодня — так и быть, любуйся, сколько душе угодно". Потом на скамью указал: "Садитесь. Рядышком, рядышком, негодные вы мои драчуны!" И руки потирает. "Да, драка получилась на славу. Порадовали вы меня... Не нужно бы мирить вас раньше времени, но зачем же продолжать ссору, правда? С заданием, похоже, вы и без того справитесь превосходно". Я забормотал: "Так это было..." — а он перебил: "...разыграно по моему приказу, конечно! Верно мыслишь". — "И шутки, издевательства..." — "Забудь, не было ничего. Только прозвище, пожалуй, придётся оставить. Оно тебе пригодится, Заморыш!" Я вскипел, но пришлось смириться. Сжал кулаки, зубы стиснул — и промолчал. Метр Эделен похлопал меня по плечу. Потом говорит: "Через несколько дней из Фотланда вернётся один из самых влиятельных торговцев сукном. На выборах в Городской совет голос его очень важен, только вот поддерживает негодяй не нужного нам человека, а злейшего моего врага, метра Ольера из семейства Гиро..."