Заложник силы-1 Там, где горит свет

Дойдя до базарной площади, Тьен остановился и осмотрелся. Ничего не изменилось. Царапнуло чуток: был Валет, нет Валета, а Торговая слобода, что с ним, что без него, продолжала жить своей жизнью, шумной и суетливой. В лавках бойко шла торговля, как-никак цены тут были пониже, чем по всему городу, особенно для оптовиков, подгонявших подводы прямо к дверям, а кто и сразу к выстроенным вокруг малого речного порта складам заворачивал, чтобы после развезти товар по другим районам и сбыть уже втридорога. Разносили мелочевку лоточники, а на длинных прилавках под хлипкими деревянными навесами раскладывались селяне с овощами и мясом, и желающие сбыть утренний улов рыбаки. В мастерских принимали заказы на починку-пошивку-покраску всего, что только можно было починить, пошить да покрасить, а кроме того — наточить, полудить и подбить — тоже к нам, милстипросим!

Отдельно от всего этого "куплю-продам-починю" вела свою жизнь колода. Нищие, взаправдашние и лживые увечные, наперсточники, продавцы похабных брошюрок и липовых лотерейных билетов и громилы-местовые, снимавшие негласные налоги с желающих торговать без проблем. Особой кастой шли карманники — элита, виртуозы своего дела. Работали чисто, культурно. Шушеру, норовившую влезть на чужую территорию, чтобы цапнуть у зазевавшейся клуши кошелек или палку колбасы из кошелки, наказывали сами: нечего порядочным ворам погоду портить. У каждого свои приемы, своя, особая манера, секреты, которыми не делились даже с лепшими друзьями...

Поддавшись ностальгическому порыву, Тьен позаимствовал у отиравшегося в хозяйственных рядах дядьки кошелек, выпотрошил его у бочек с мочеными яблоками и скинул под прилавок. Часть улова пустил в расход тут же: купил малому ватрушек с творогом и два стакана подмороженной клюквы — дома с сахаром перетереть да есть — говорят, для здоровья полезно.

С полчаса побродив по знакомым улицам и устав полагаться на удачу, дошел до мастерской точильщика. Поглядел на закрытое наглухо оконце на втором этаже и свистнул ошивавшегося поблизости мальчишку. Пацан был из местных, а с ними всегда нужно быть на чеку — приметливые. Но этот его, похоже, не признал. Кутаясь в шарф, Валет достал из кармана записную книжку и короткий карандаш и черкнул пару слов. Завернул в записку медяк и отдал огольцу, а сам, не дожидаясь, пока тот вернется с ответом, потащил салазки вдоль по мостовой в сторону обветшалой церквушки, откуда дорога выворачивала мимо жилого квартала к мосту, за которым раскинулось ярмарочное поле.

Ждать пришлось почти час. Тьен уже забеспокоился, как бы малой не перемерз. Хорошо, рядом с палаткой фокусника нашлась другая, где торговали сладостями и разливали горячий чай.

Шута заметил издали. Дождался, пока приятель подойдет к деревянной карусели с лошадками, похожими больше на криволапых облезших собак, и, побродив вокруг, остановится у будки билетера.

— Здорово, Ланс.

— Валет! — Загребущая лапа обхватила за голову, потянула. Нос уткнулся в провонявший табаком кроличий тулуп. — Я уж думал, ты мне тогда с перепою примерещился!

— И не мечтай, — усмехнулся Тьен, высвобождаясь из дружеских объятий.

— Дык, я и не мечтаю. Но и ты это... того... Нормально не мог написать: "Приходи на ярмарку"? Я ошалел поначалу. Какие кони в яблоках? Кто там масла не доедает?

— Но ведь понял? — Валет был доволен задумкой. — А никто другой не догадался бы.

Прошлым летом, когда выбрались сюда погулять, Ланс шутил насчет карусели: мол, хорошие кони, породистые, масть (краска облезшая) — благородная, только маслом бы их кормить вместо сена, чтобы не скрипели. Действительно, чужаку не понять.

— Как ты? Где? — забросал вопросами приятель. — А... а это кто?

— Напалник! — гордо заявил Люк, выглянув из-за спины Валета, точнее — из-за его длинного пальто где-то на уровне коленок.

— Напарник мой, — серьезно подтвердил вор. — За леденцы работает.

— Где взял? — деловито, копируя тон товарища, поинтересовался Шут, разглядывая мальчишку.

— Где взял, там уже нет. — Тьен подхватил мелкого на руки, усадил в салазки и укутал одеяльцем. — Пройдемся? — обратился он к другу. — Разговор есть.

Господину Гийому Софи сказала, что оставила Люка с отцом. Она и раньше врала, будто тот приезжает чуть ли не каждый месяц на несколько дней, привозит подарки и деньги, — чтобы не считали их сиротами или беспризорниками. А теперь и доказательство присутствия заботливого родителя налицо. Но на сердце было неспокойно. Работала, а взгляд мимо воли устремлялся к пустому закутку под прилавками, где обычно играл на одеяле Люк, и неуютно было не слышать хоть время от времени его звонкий голосок.

Как он там? Что делает? Поел ли? Не бегает ли по дому босой? Не лезет ли снова в шкаф, поставив друг на дружку табуретки, как в тот раз, когда она едва успела поймать его в миг, когда шаткая конструкция с грохотом обрушилась на пол? А если решит попить, разобьет стакан и поранится? Или на подоконник заберется и опять станет облизывать заледеневшие стекла? Или...

Разве Тьен станет за ним следить? Хорошо, если накормит. И как можно было оставить брата с чужим человеком? О чем она только думала?

К обеду девочка совсем извелась и вместо того, чтобы спрятаться, как обычно, за полками от покупателей и поесть, отпросилась у хозяина сбегать домой.

От калитки заметила расчищенную к крыльцу дорожку — сама собиралась, не успела с утра. Но вместо того, чтоб порадоваться и мысленно похвалить квартиранта, разозлилась. Вот кто его просил? Зачем? Лучше бы за маленьким приглядывал!

Взбежала на крылечко, подергала дверь — заперто. У них всегда заперто, но сейчас это отчего-то испугало. Достала ключ, открыла. Первое, что бросилось в глаза — отсутствие на вешалке черного пальто. Сердце тревожно екнуло. И салазок в углу нет!

— Люк! — Не разуваясь, Софи влетела в комнаты. — Люк, маленький мой!

Кроватка не убрана, на кухне — грязные тарелки. И никого.

— Люк! Тьен!

Толку кричать, когда и так понятно, что в доме их нет?

Девочка постаралась взять себя в руки и успокоиться. Хлебнула воды прямо из длинного носика чайника, присела в кухне у стола.

Тарелка невымытая (чего Тьен не делал, так это никогда не мыл за собой посуду) не одна — значит, малыша квартирант покормил. Салазок нет — гулять пошли.

Куда? Зачем? Разве она говорила вести Люка гулять?

А одел он его или просто шубейку поверх домашнего натянул и на мороз потащил? Бросилась снова в комнату. Вроде бы одел: вещей теплых на полке нет.

Успокоилась немного.

Но куда пошли? Когда? Может, Люк уже голодный? Или они только-только ушли, а до того пообедали?

Проверила: не пообедали. Жаркое, что с вечера готовила, нетронутое, а на супе гладкой корочкой застыл поверху жир — отбирали, расковыряли бы.

Тогда, наверное, придут скоро.

Решила дождаться. Заодно в комнатах прибрать, обед разогреть. Хозяин все равно на целый час отпустил.

Только сердце продолжало взволнованно подпрыгивать в груди.

Трудно отыскать более унылое место, чем ярмарочное поле в будний зимний день. Людей практически нет. Смотровое колесо, к которому летом выстраиваются очереди, чтобы подняться над рекой и поглазеть на убранный яркой зеленью город, застыло, словно вмерзло в засыпанную снегом землю. Молчат скрипучие карусели, а карусельщик скучает в будке: листает старую газету и прикладывается время от времени к маленькой фляге. Помост замело, и балаганщики в отсутствие представлений разбрелись, кто куда. Работает только фокусник в своей палатке и небольшой зверинец, куда Валет и сам не пошел бы, и малого не потащил бы. Какая радость пялиться на грязных, оголодавших зверей? Да еще старик-шарманщик бродил по полю, с обезьянкой на плече. Обезьяна собирала у зрителей, если они находились, монетки и взамен вынимала из мешочка билетики с предсказаниями.

В нацарапанные на желтых бумажках пророчества Тьен не верил, но всегда брал себе одно, а то и два. Из-за шарманщика. Они не водили знакомства и никогда даже не разговаривали, но у старика были мудрые усталые глаза и непослушные кривые пальцы: кости не срослись как следует после переломов, а ломали их когда-то на славу — каждую фалангу, планомерно, молотком или свинцовым гасилом. Так враги или бывшие друзья казнят лучших карманников, лишая всякой возможности зарабатывать себе на жизнь привычным делом.

— Держи, напарник. — Вор протянул малышу монету. — Попытай судьбу.

Люк зажмурился и захихикал, когда ученая обезьянка спрыгнула с плеча шарманщика к нему в саночки, схватила денежку и, проворно цепляясь за потасканный плащ старика, вернулась обратно, чтобы порыться в мешочке и вынуть для маленького клиента счастливый билетик.

— Ну-ка, что там у тебя? О, скорая прибыль! Так и быть, еще конфет на обратном пути возьмем.

Тьен вынул из кармана еще один медячок, подбросил в воздухе, и ловкая зверюшка поймала его налету. Протянула билетик.

— Лучше бы прибыль, — недовольно буркнул парень. Ему досталась встреча с любовью всей своей жизни.

— Еще! — запросил, хлопая в ладоши, мелкий.

Дал еще монетку — вытащить билетик для Шута. Лансу перепала "Счастливая весть". Что ж, может быть, не все бумажки врут.

— Что там "мертвяк"? — перво-наперво узнал Валет у приятеля, когда, обойдя ярмарочное поле, свернули к мосту, не к тому, по которому пришли, а к другому, выводящему к фабричной заставе, перешли его и устроились за столиком в маленькой рюмочной. — Объявляется?

— Объявляется, — не порадовал ответом Ланс. — Сам не видел, но слыхал: все расспрашивает о тебе. Так что сиди пока, где сидишь, возвращаться не спеши.

— Возвращаться я вообще не собираюсь, — огорошил товарища вор.

— Ясно, — хмуро выговорил тот, помолчав с минуту. — Новую жизнь решил начать. Новое дело. И напарника нового уже нашел.

— Я и о старом не забыл. — Тьен выложил на стол глянцевую карточку. — Вот. И вот. — Положил рядом тоненькую пачку денег. — На первое время. Прибарахлишься, костюм новый возьмешь, тулуп свой на что приличное сменишь. Подстричься бы тоже не мешало. А потом пойдешь по этому адресу. Местная контора фирмы "Анстон и Вивер". Я узнавал: им нужны сотрудники, особенно сейчас, в преддверии праздников. Предпочтительно молодые люди, общительные, предприимчивые, готовые преодолевать большие расстояния и небольшие трудности ради будущего успеха. — Эта фраза значилась в объявлении о приеме на работу, и отчего-то врезалась в память.

— А фишка в чем? — спросил Ланс, успевший упрятать в карман деньги.

— Интересная, а главное, честная работа, большие перспективы. Разве этого мало? На первых порах поработаешь в городе. Внесешь залог — смотри, чтоб осталось с того, что я тебе дал, — получишь товар на продажу и рекламные образцы. В основном книги и всякая хозяйственная мелочевка, я не уточнял. Выберешь район поприличнее, будешь обходить дома и магазины, искать покупателей или возможных заказчиков. Язык у тебя подвешен хорошо, справишься.

— Не понял. — Шут нахмурился. — За товар сначала нужно самому заплатить? Не взять и продать, а купить и продать? По-честному, говоришь?

— Ну да, — растянул с ухмылкой Валет. — Будем из тебя порядочного человека делать. Будем, Люк?

Он обернулся к ребенку, но покуда взрослые тянули дешевое вино, малыш, пригревшись в тепле рюмочной, задремал в салазках.

— Зачем из меня кого-то там делать? — громко возмутился Ланс.

Пришлось на него шикнуть.

— Вор из тебя, что из индюка орел, — без обиняков выдал другу Тьен. — Без меня в слободе долго не продержишься. А эта работенка для тебя в самый раз. И платят неплохо — хватит, если снова все в карты не спустишь.

— Все равно не понимаю, — упрямо повторил белобрысый.

Не понимает он! Прямо ведь сказано, не прокормишься воровством. А пуще того — не сегодня, так завтра погоришь. И не жди, что колода вступится, чай, не козырь.

О козыре он тоже хотел спросить, но если б Ланс что знал, уже сказал бы. А сейчас нужно было что-то с самим Лансом решать. Шут даже не отдавал себе отчета в том, что в последние годы живет исключительно за счет более ловкого и удачливого приятеля, а Тьен никогда бы не подумал его этим попрекнуть. Это ведь нормально, когда заработанное тащат в семью и делят на всех? А его единственной семьей был Ланс. Потому и не мог он сейчас просто уйти, оставив того на произвол судьбы. После встречи с коммивояжером появилась идея, может, и не лучшая, но пока и она сгодится. Да и Манон порадуется, та давно дружка пилит, чтоб нормальную работу нашел.

— Чего тут понимать? — переспросил вор, глотнув дрянной кислятины. — Походишь по домам с товаром. В приличных районах потрешься, поосмотришься...

— Так ты и правда серьезное дело надумал! — обрадовался Шут. — Какое? На сколько потянет? Выкладывай!

— К серьезному делу серьезный подход нужен, — осадил его Тьен. — Сперва постарайся, чтобы тебя взяли. А когда возьмут, чтоб на второй день не поперли. Поработай с месяц... Мне пока со своими проблемами разобраться надо, но время терять не будем. Понял?

— Понял. — Ничего не понял, но истово закивал белобрысый. — Но ты хоть скажи... Хоть что-нибудь скажи! Где осел? Чем занимаешься? Пацан откуда?

— Пацан? — Тьен поглядел на спящего ребенка и честно ответил: — Моей хозяйки брат. Квартирку я снял в тихом районе, живу себе, не высовываюсь.

— Это правильно, — одобрил Ланс. — А хозяйка, что? Хорошенькая?

— На любителя, — и тут не соврал он. — И готовит не ахти как — у Манон вкуснее.

— Ну, дык! — расплылся в улыбке Шут. — Манюня у меня — сокровище. Двести фунтов чистого золота!

— Вот и иди к ней, — порешил Валет. — А то подумает еще, что к девке по записочке побежал. Ты же ей не говорил обо мне?

Белобрысый замотал головой, но Тьен по глазам понял: проболтался. Не оттого, что язык за зубами держать не умеет, или Манон такая настырная, что всю правду выпытает, а оттого, что не заведено между ними друг дружке врать. Ланс даже в похождениях своих неизменно каялся. Глупо, но, наверное, такая уж любовь.

— Ладно, — махнул он рукой на стушевавшегося приятеля — С работой разберешься в три дня? Значит, на четвертый встретимся. В слободу уже не приду. Так с тобой договоримся...

Глава 7

На обратном пути заскочил в кондитерскую, купил, как и обещал, конфет спящему в салазках напарнику. А за два квартала до дома нежданно-негаданно сбылось вытянутое обезьянкой шарманщика предсказание. В первый миг Тьен просто стал, как вкопанный, и дыхание перехватило, а во второй понял: вот она — любовь всей жизни.

Казалось, вечность можно смотреть на нее, любоваться идеальными формами и теряться мыслями в плавных изгибах линий, с наслаждением вдыхая ни с чем не сравнимый запах. Но если бы набраться смелости или наглости, подойти, коснуться рукой. Ощутить скрытую под внешним глянцем силу, почувствовать вибрацию пламенного сердца...

Нет, это был далеко не первый автомобиль, увиденный Валетом. Но то все были какие-то уродцы. Хромоногие доходяги, кашляющие вонючим дымом. Даже те из них, что весьма сносно катили по улицам, умудряясь не подпрыгивать на каждом камушке и не пугать жутким ревом детей и бродячих кошек, и в подметки не годились этому... этой красавице. Невероятной, роскошной...