Заложник силы-1 Там, где горит свет

Когда крайний раз Тьен покупал книги, продавец всучил ему вместо сдачи пару книжонок. Сказал, шельма, увлекательнейшее чтиво. Ну-ну, это смотря, кто чем увлекается. Одну из этих брошюрок — похабень похабенью — парень, как только просмотрел, кинул в растопку. А вторая вроде как поприличнее была, оставил до поры. Так там как раз о куртизанках.

Пока Софи бегала к соседке за братом, пока привела, переодела, накормила, вор нашел книжонку и после ужина торжественно презентовал ее своей квартирной хозяйке.

Себе же перед сном достал с полки "Великие морские сражения". Заварил крепкого чаю, подушки поставил повыше, лампу сделал поярче. Но почитать не получилось. Едва устроился на кровати, табурет со стоявшей на нем кружкой пододвинул поближе и открыл книгу, распахнулась дверь и в комнату заглянула красная, как из бани, Софи.

— Совсем дурак?!

Тьен успел увернуться, и брошенный в него учебник куртизанской науки, ударившись о стену, упал на пол. Дверь с грохотом захлопнулась. Откинувшись на подушки, вор громко расхохотался: видно, учение пошло впрок. Того, что девчонка может вернуться, он не ожидал, и новый метательный снаряд, на этот раз — тапок, достиг цели.

...Дом полыхал. Нижний этаж весь уже был охвачен пламенем. Лестница обвалилась. Второй — весь в дыму. Скоро огонь доберется и сюда. А вместе с огнем — страшные тени, те, что сломали ворота и убили людей во дворе...

— Мама!

— Не бойся, малыш. Слышишь, не бойся. Ты спасешься, сынок.

Выход только один — окно. Узкий подоконник и земля далеко внизу.

— Не бойся, ты сможешь. Но поспеши...

Тени уже за дверью. Он чувствует их, а они — его.

— Поспеши. У тебя все получится. Доверься воздуху, он поможет. Лети.

— Мама...

Они уже в комнате. Черные крылья, длинные мечи...

— Лети!

Шаг, и воздух подхватывает его, принимая в объятья... А затем вдруг роняет. Проносится перед глазами распахнутое окно, лежащее на полу тело женщины, обступившие ее тени... И стремительно приближается земля...

Разбудил его собственный крик. И не только его Софи вбежала через несколько секунд, испуганная, в одной рубашке, спросонья не подумав даже набросить халат. Тьен уснул, не погасив лампы, и свет за спиной девочки беззастенчиво обозначил скрытую легкой тканью фигурку, словно изящную статуэтку спрятали под покрывалом из органзы. Ненадолго это зрелище заслонило собой огненный кошмар. Он видел лишь тонкий стан, стройные ножки, на секунду, когда она обернулась, — мягкий абрис груди... А она видела слезы в его глазах и выступивший на лбу пот.

— Разбудил? — Тьен закрыл лицо ладонями. Голос прозвучал сдавленно и глухо. — Извини.

— Страшный сон?

— Вроде того.

От коснувшейся плеча ладони по телу прошло умиротворяющее тепло. Так неожиданно, что он вздрогнул, и Софи, почувствовав это, отпрянула. Внутри снова похолодело.

— Принести тебе что-нибудь? Воды?

— Нет, не надо.

Осторожно, проверяя странное предчувствие, он дотронулся до ее руки. Тепло. И светло. Яркий свет, исходивший от нее, проникал прямо в душу, изгоняя из нее тьму.

— Тогда я пойду?

Она попыталась отнять у него руку, но парень лишь сильнее сжал ее ладонь, притянул к лицу и прижался к ней лбом.

— Подожди. Задержись на минутку.

На две, на три — тьма не хотела оставлять его так легко.

— Я хотел попросить прощения за книгу. Просто не знал, как объяснить насчет куртизанок, и...

Нет, он не раскаивался, но сейчас готов был говорить все, что угодно, только бы она не уходила. И он говорил. Держал ее руку и втягивал в себя ее свет, грелся ее теплом, впервые в жизни по-настоящему чувствуя себя вором. Пил ее, словно воду...

Вода! Две горизонтальные волнистые линии — это вода. Две прямые — земля. Волнистые, но вертикально — воздух. Одна ломаная, словно острые зубцы или застывшие языки пламени — огонь.

— Тьен, пусти, пожалуйста. Мне больно.

Последний глоток света. Глубокий вдох, чтобы голос не задрожал от волнения.

— Хочешь, в следующий выходной опять куда-нибудь сходим? Только не к поэтам.

— В галерею? — нерешительно предположила Софи.

— В музей.

Глава 11

До утра он не сомкнул глаз. Думал. Пытался понять.

Что это было? Обычный кошмар? Воспоминание? Сердце подсказывало, что последнее. И тогда это объясняло бы ... Это объясняло бы, почему его так страшат полеты, и больше ничего. Ни намека на природу происходящих с ним странностей, а ведь это странно — видеть в другом человеке внутренний свет и вытягивать этот свет, наполняя им свою душу. Но полегчало. Посветлело.

Ночь за окнами уступила место серому утру, и фабричный гудок позвал к станкам новую смену, а Тьен так и не надумал ничего нового. Лежал, прикрыв глаза, слышал, как вышла из своей комнаты Софи, выскочила на двор, а после, негромко звеня посудой, завозилась в кухне.

— Доброе утро.

Не выдержал, встал. Захотелось увидеть ее, проверить, не примерещилось ли. Бывает же: просто настроение дурное, а тут — заботливый голос с нотками тревоги, теплая рука...

Но нет, не показалось.

— Доброе.

Девчонка светилась. Не все время, но если поглядеть как-то так, не прямо, а будто сквозь, становилось видно окружавшее ее сияние. Рука непроизвольно потянулась вперед, и пальцы сомкнулись на худеньком запястье.

— Ай! Ты чего?

— Ничего, прости.

Ничего. Совсем. Он видел ее свет, но теперь не мог взять ни капли. Может, делал что-то не так. А может, уже не нуждался так остро в приливе чужого тепла, как это было ночью, когда перед глазами еще стояли зловещие тени в сполохах пламени.

— Подморозило, — сказал он, вернувшись из уборной. Тепло оказалось недолгим. — Ты бы малого не тащила. Пусть остается, выспится.

Софи замотала головой — вспомнила, как было в прошлый раз.

— Обещаю, мы и во двор не выйдем, пока ты не вернешься.

Неизвестно почему, но она поверила.

Люк тоже светился. Его сияние было другим, чище и теплее, чем у сестры. И его не нужно было пить. Достаточно притронуться, и губы мимо воли складывались в улыбку, а тревоги казались далекими и несущественными. Тьен подумал, что так, должно быть, светятся дети. Весь день он старался держаться к малышу поближе и почти не думал о неудачных полетах и испещренной таинственными знаками плите.

— Скользко, — пожаловалась возвратившаяся из лавки Софи. — Хоть на каток не ходи.

— Как это — не ходи? — возмутился вор. — Мы уже собрались!

Ему не терпелось вырваться из дома и посмотреть на других людей. Увидеть, пощупать, попробовать.

— Мы соблались, да! — подтвердил решительно напарник. — На каток!

Святочное дерево в центре ледового круга еще пестрело лентами и игрушками, а праздничную иллюминацию уже сняли. Но сегодня Тьен этого не заметил: для него площадь горела сотнями огоньков, и стоило немалых усилий не уподобиться гоняющемуся за солнечными зайчиками щенку, перебегая от прохожего к прохожему с высунутым от предвкушения игры языком.

Для первого опыта юноша решил удовольствоваться узким кругом знакомых.

Непоседливая и смешливая Амелия совсем недалеко ушла от ребенка. Щедро рассыпаемые ею лучики только дивом не топили лед под ногами и вызывали улыбки на лицах тех, кого ненароком касались. Тьен пригласил ее сделать круг и, сжимая в ладони мягкую рукавичку, сам чувствовал себя мальчишкой, никогда не знавшим грязи слободских улиц.

С Анной было иначе. Ее свет приманивал взгляды, словно любопытных мотыльков, дразнил игривыми переливами и тут же отпугивал, плотным коконом смущения скрывая девушку от каждого, кто пытался приблизиться. Чтобы пробиться сквозь этот кокон, мало было держать ее за руку, прогуливаясь по площади или кружа на льду.

— Здесь есть сувенирная лавка, видите дверь? — Тьен указал на дом, где в нижнем этаже примостился скромный магазинчик. — Работает допоздна. Хотите, зайдем?

— Мы уже были там с Ами. Внутри нет ничего интересного.

— Есть, вы просто не заметили.

Неизбалованный визитами покупателей продавец с радостным приветствием бросился навстречу, и вор молча швырнул на прилавок монетку: пусть просто не мешает.

— И что же тут есть? — Анна рассеяно осматривала заставленные статуэтками и лаковыми картинками полки. Ненадолго задержалась на витрине с дешевыми украшениями.

— Здесь есть черный ход, — шепотом сообщил ей парень.

Если ему доводилось более или менее часто бывать в каком-нибудь месте, он привычно намечал для себя возможные пути отступления. Но сейчас сувенирная лавка пригодилась не для ухода от жандармов — всего лишь для того, чтобы сбежать из-под отеческой опеки папаши Ламиля, подальше от насмешливых и всевидящих глаз хитрюги Амелии и недовольных взглядов Софи.

Тьен открыл спрятавшуюся за ширмой дверку и за руку вывел ничего не понимающую девушку в узкий темный проулок. А там напористо и резко, не размениваясь на ненужные слова, прижал к шершавой кирпичной стене и поймал губами запоздалый испуганный возглас. Минутное противостояние, и она сдалась: изогнулась в его объятьях, подавшись вперед всем телом, руки, поначалу отталкивавшие его, теплым шарфом обвили шею, а губы сами тянулись навстречу, требуя поцелуев, еще и еще. Но главное, ее свет стал ярче и сильнее, словно костер, в который подбросили углей.

— Нужно возвращаться. — Не она, он сам об этом вспомнил, когда пальцы нащупали и расстегнули уже третью по счету пуговицу на ее шубке. Хватит. А то неизвестно, до чего доэкспериментироваться можно, и плевать, что вокруг зима, мороз, холодные стены и обледенелый булыжник...

— Да, конечно. — Анна смущенно отвернулась, привела в порядок одежду. Сияние вокруг нее постепенно делалось вновь робким и ровным.

В лавке Тьен купил ей браслетик из бирюзы и решил, что в ближайшие дни на каток ему лучше не ходить.

А дома Софи устроила ему настоящий скандал. Не сразу: сперва ужином накормила (тарелку перед ним с такой силой на стол швырнула, что странно, как та не разбилась), малого спать уложила, а потом уже началось. Ворвалась без стука к нему в комнату, налетела. Все про него с Анной припомнила, с первого дня, когда Тьен с ними на площадь пошел, и до сегодня. Не кричала, так то лишь потому, что боялась брата разбудить, а так — чистая ведьма, могла бы, взглядом в труху развеяла бы.

— Ревнуешь, что ли? — усмехнулся вор.

Манон бывало устраивала Лансу подобные разносы. Так у той и повод был, и право — третий год, никак, с этим обалдуем белобрысым живет-мается. А мелкой какое дело?

— Я? Тебя? — еще больше распалилась в ответ на шуточное предположение девчонка. — Другой ерунды не придумал? Совсем не понимаешь, да?

— Не понимаю, — рассеянно признался Тьен, тем временем глядя вприщур на рассвирепевшую хозяйку. Ее свет больше не был теплым и манящим, скорее, так светится изнутри налившаяся грозой туча, готовая вот-вот разразиться молниями. А еще...

— А ты подумай! — сердито топнула ногой Софи. Сверкнула первая молния. — Подумай. Кто тебя на каток привел? Кто тебя с ней познакомил? Чей ты кузен? Глаза б мои тебя не видели, родственничек! Кого в итоге виноватой назначат, если что-то случится? В общем, делай, что хочешь и с кем хочешь, но не с моими подругами! Их у меня не так много, чтобы из-за всяких там... чтобы из-за всяких там с ними ссориться!

— Объяснила, ничего не скажешь, — пробормотал парень, пытаясь сконцентрироваться на странности, привлекшей его внимание. Свечение вокруг девочки было не цельным. Ночью он не заметил, да и потом тоже, но то тут, то там видны были темные прорехи, как будто кто-то загребущей лапой вырывал у Софи ее свет. Болезни, тревоги, потеря близких — все это не могло не отразиться на ней...

Но откуда ему знать, что эти пятна — следствие пережитых невзгод, как и то, что внутреннее свечение, которое он вдруг стал различать, — не обман зрения или, и того хуже, не помешательство?

— Куда ты смотришь? — насторожилась Софи.

— Никуда, — выдавил он сипло. Но глаз не отвел.

"Дыры" в окружавшем ее ореоле были не новыми, они уменьшались, снова наполнялись светом. Все, кроме одной: темный луч, прошивший сияющую оболочку и вонзившийся в тело чуть ниже ключицы. А если взглянуть на девочку со спины, наверняка найдется такая же свежая отметина...

Лоб покрыла испарина. Рука непроизвольно потянулась к груди, нырнула за воротник и нащупала едва различимый на гладкой коже бугорок.

— Что случилось? — забеспокоилась Софи. — Тебе нехорошо?

— Да... Что-то стало...

— Воды?

— Нет, не нужно. Просто иди. И я... Я понял насчет Анны. Не волнуйся.

Чтобы унять озноб, он вынул из шкафа купленную впрок бутылку бренди и отхлебнул за раз добрую четверть. Не помогло.

Укутался в одеяло и сел на полу у очага. Стало еще хуже: вспомнил, как проснулся на этом же месте в первое утро. Софи притащила его от реки, а потом слегла на несколько дней...

— Бесовщина какая-то, — прошептал он, дробно отстукивая зубами. — Бред.

Бред был бы хорошим объяснением. Да, он простудился или подцепил от кого-то заразу, не сегодня, еще вчера, и теперь у него лихорадка, жар и галлюцинации — кажется, это именно так называется. И нет никакого сияния — люди, поди, не лампочки! И не умеет он забирать чужой свет и чужую жизнь.

...а цветы, что стояли в комнате, все до единого засохли. И в углу валялся трупик не вовремя покинувшей свое убежище мыши...

Рассаду Софи посадила уже новую. Расставила горшочки в пустой, редко отапливаемой гостиной и бегала утром и вечером проверять свежие всходы.

Тьен пробрался в холодную комнату в полной темноте, и лишь прикрыв дверь, зажег принесенную с собой свечу. Но еще до того, как огонек озарил уставленный горшками и ящичками с землей стол, он успел различить слабое мерцание: как и все живое, растения имели свой внутренний источник света. Не душу, наверное, но силу, энергию... А там, может быть, и душу. Кто знает.

Выбрав самый крупный росток, уже выпустивший два маленьких листика, юноша достал из-за пояса прихваченный с кухни нож. Стиснул зубы и медленно провел лезвием по ладони. Больно! Но другого способа убедиться в собственном помешательстве он не придумал.

Ничего, сейчас заляпает все тут кровью, потопчется босыми ногами по холодным доскам, чтобы уж наверняка на неделю свалиться с лихоманкой, и точно поймет, что все это бред!

Ладонь защипало, кровь тонкой струйкой потекла в рукав. Тьен поднес к свежему порезу цветок... Видел бы кто со стороны, сразу понял бы — идиот! Он уже готов был рассмеяться, но рана вдруг перестала пульсировать.

Вор громко сглотнул. Свечение вокруг выбранного им цветка обернулось туманом и, как дым в узкую щель, втянулось в рассеченную ладонь. Кровь остановилась, а края раны сами собой сошлись, оставив лишь темную полосу.

Вместо зеленого побега из горшочка с растрескавшейся землей торчала короткая сухая палочка.

...Этой ночью он снова не спал. Боялся. Снов, полетов, возвращения крылатых теней. Себя...

Тьен заболел. Сам сказал.