Заложник силы-1 Там, где горит свет

— Ну ты даешь, подруга, — сердито сказала большая серая чайка, проведя крылом по ее лбу.

Девочка хотела сказать, что ничего она не дает, вот был бы хлеб, тогда дала бы, но тут откуда-то появился Тьен, он всегда неожиданно появлялся, разогнал чаек и стал стягивать с нее одеяло.

— Пусти, — всхлипнула Софи, пытаясь снова укрыться, одновременно отбиваясь от нахала ногами.

— Да не брыкайся ты! — прикрикнул вор, стащил все-таки одеяло, скрутил ее и куда-то понес.

Какое-то время она еще сопротивлялась, сколько было сил, но после сдалась. Даже не думала, что теперь будет... Только о том, что рубашка задралась до колен, и то — недолго.

— Ну вот, сходили в кино, — бурчал недовольно парень. — Посмотрели комедию. У нас у самих тут комедия — животики надорвешь.

Он уложил ее на что-то холодное и белое, на снег, наверное, и снегом же и присыпал. Софи задрожала, и свернулась в клубок, но все равно зуб на зуб не попадал.

— Не ной, — велел тем временем кому-то постоялец. — Ничего с твоей сестрой не случится. На вот, посмотри пока. Нравятся аэростаты? А автомобили?

Кому это он? У кого с сестрой беда?

Сделав над собой усилие, девочка зажмурилась и зажала уши, чтобы не слышать шум волн и чаек, а когда открыла глаза, оказалось, что она вовсе и не в сугробе, а в своей бывшей комнате, на своей бывшей кровати, а Люк сидит прямо на столе и листает книжки, которые Тьен снял для него с полки...

— Что в доме есть кроме липы и меда? — наклонился к ней квартирант. — Чем жар сбить?

— Кому? — спросила она. Подумала, что он, наверное, снова заболел.

А вдруг — Люк?!

Девочка резко рванулась вперед, к брату, но сильные жилистые руки за плечи придавили к подушке.

— Куда?! Лежи, не рыпайся! Люк, гляди за ней, чтобы не вставала. Я уксус принесу. Поможет же? Поможет?

Он так на нее накинулся, что Софи и ответить не смогла, только закивала быстро-быстро, что даже голова закружилась.

Через минуту в комнате завоняло кислятиной, а на шею шмякнулась холодная мокрая тряпка, и Софи поняла, что это она сама, видимо, заболела. Кожу защипало...

— Уксус водой развести надо, — прошептала девочка.

— А раньше сказать могла? — разозлился вор. — Как будто я только то и делаю, что малолеток мариную!

Он был очень злой сегодня и все время кричал на нее, непонятно почему. Она же ему ничего не говорила. И ни о чем не просила. Ей вообще ничего не надо, только поспать, и все пройдет...

— Все, развел.

Тряпка заелозила по плечам, по рукам, по шее, после забралась под рубашку...

— Еще раз дернешься, сам придушу, — прорычал сквозь зубы парень.

Софи подумала, что лучше бы придушил, но потом вспомнила о Люке, закрыла глаза и тихонько заплакала от стыда и от того, что вдруг поняла, как ей на самом деле плохо.

Чего Тьену для полного счастья не хватало, так это чтобы мелкая слегла и оставила его один на один со своим драгоценным братом, пустыми кастрюлями, немытыми тарелками и полной корзиной грязного белья! Хватило же ума с вечера с мокрой головой спать на полу улечься, когда там из всех щелей дует. На кой вообще купаться нужно было, если уже себя плохо чувствовала? А ведь чувствовала же! И молчала, ни слова не сказала. Что, он сам ужин не приготовил бы и малого, если так нужно было, не выкупал бы? А теперь еще с ней возиться!

И это еще хорошо, что Люк с утра шум поднял, а то вор и не кинулся бы: ну отсыпается девчонка в свой выходной... А она там не отсыпается, а догорает уже, что та свечка. Нет, ну не дура ли?

Юношу буквально трясло от злости. Или не от злости, но руки дрожали, пока он обтирал уксусом хрупкое тельце. Софи, бледная и слабая, напоминала сейчас фигурку из воска, и казалось, от сжигающего ее огня этот воск вот-вот начнет плавиться. А ее свет, всегда такой ясный и чистый, померк и помутнел. Тьен хотел поделиться своим, но, как и в первый раз, когда он пытался это сделать, ничего не вышло.

"Значит, нужно по-другому", — решил он, через полчаса убедившись, что толку от уксуса никакого.

— Люк, есть хочешь?

Глупый вопрос: давным-давно уже встали, а еще и крошки во рту не было.

Он заварил малому чай и намазал маслом большую сдобную булку — хватит до обеда дожить, а там можно будет и приготовить что-нибудь. Оставив мальчишку за столом в кухне, юноша вернулся в свою комнату и тихонько присел рядом с больной. Непонятно, спала она или была без сознания: лежала неподвижно, лишь ресницы едва заметно вздрагивали, словно ей снился тревожный сон. Вор потрогал рукой сухой лоб — все еще пылает.

— Вот же дурочка! — прошептал он тихо. Раздражения в этой фразе вышло куда меньше, чем он планировал в нее вложить. — Ничего, сейчас полегче станет.

Тьен склонился над девочкой и аккуратно, чтобы ненароком не коснуться губами ее пересушенных жаром губ, втянул в себя горячее дыхание недуга. Если он не может отдавать — будет брать. Заберет сжигающий ее изнутри огонь, и Софи выздоровеет...

— Вряд ли, — послышалось от очага.

Юноша не прервал своего занятия, а в сторону непрошеного огненного советчика, явившегося на этот раз в образе статного мужчины с длинными, развевающимися языками пламени волосами, даже не взглянул.

— Я говорю, это не поможет, — произнес тот.

— Поможет. Уже помогает.

Обхватив ладонями маленькое бледное личико, он чувствовал, как постепенно остывают еще минуту назад горевшие щеки, видел, как набирает силу окружающее девочку сияние. А вместе с тем нездоровый огонь все сильнее и сильнее обжигал его самого, будто в грудь вложили тлеющие угли, но юноша знал, что вода в нем не даст разгореться пожару болезни.

— Вот, ей уже лучше! — утерев со лба пот, сообщил Тьен. — Намного лучше!

— Намного — это не вопрос. Вопрос — надолго ли?

— Заткнись! — бросил вор грубо, но слова огненного уже посеяли сомнения в душе. Приподняв голову Софи над подушкой, он прижался щекой к ее щеке, и едва уловимое дыхание легко касалось его виска. Секунда, вторая, третья... Почти минута, и вдруг он почувствовал, что ее кожа снова нагревается, а дыхание становится тяжелее и прерывистее. — Нет! Нет, нет... Так нельзя!

— Я с самого начала это сказал, — пожал плечами огненный.

— Что же делать?

— Ну-у... Ты можешь позвать доктора. Он осмотрит ее, пощупает, послушает через большую трубку, придет к выводу, что у нее пневмония и выпишет рецепт, по которому в аптеке тебе приготовят лекарства... Я неплохо знаю людской уклад, да? А ты будешь поить ее микстурами и опять обтирать уксусом. Неделя, две, и девочка выздоровеет. Или повторит судьбу своей матери. У людей бывает наследственная предрасположенность к некоторым заболеваниям. Думаю, это как раз тот случай...

— Да помолчи ты! — со злостью рявкнул Тьен.

Несносный Огонь! Лучше бы Вода разговаривала с ним, но та никогда не отвечала.

— Она вообще молчаливая, — просветил огненный. — К тому же, со мной ты познакомился раньше и, наверное, всегда будешь немножко больше флеймом, чем тритоном, альвом или сильфом...

— Умолкни!

Юноша сходил на кухню, проверил, как там малыш, высыпал на стол перед ним две пригоршни конфет, чтобы было чем заняться, а сам набрал в таз воды и отнес в комнату.

— Ты знаешь, что делать? — заинтересовался огненный.

— Нет.

Он сдернул с Софи одеяло, девочка не шелохнулась. Присев на кровать, Тьен взялся за ворот ее рубашки и рывком разорвал обветшалую от частых стирок ткань.

— Но-но, поменьше страсти! — с наигранным возмущением воскликнул огненный.

Тьен с удовольствием выплеснул бы на него принесенную воду и посмотрел, что было бы, но тогда пришлось бы заново наполнять таз. Сбросив обрывки рубашки на пол и, как получилось, расправив под больной постель, он зачерпнул в ладони воду и поднес к лицу Софи. Несколько капель сорвались ей на лоб и ударились о кожу с хрустальным звоном.

— Может, все же доктора? — уже без насмешки предложил Огонь. — Поверь, среди них есть такие, что действительно умеют лечить. В отличие от тебя.

Но юноша не слушал. Он уже понял.

С водой получалось то, что не давалось самому. Как бы ему ни хотелось, он не мог поделиться с Софи своей силой, своим светом, но вода растворяла этот свет в себе и отдавала той, кому он был так необходим. Он наполнял воду энергией жизни и поливал ею девочку. Целительная влага не стекала по коже, не скатывалась на простыни (разве что — самая малость), она ровным сверкающим слоем покрывала неподвижное тело, расплываясь блестящими лужицами, и Тьен откуда-то знал, что нужно залить Софи всю, от макушки до кончиков пальцев ног, чтобы сила воды и его собственная сила могли по-настоящему ей помочь. Изнеможенное личико, покрытое водным блеском, засияло чистой красотой юности, разгладилась усталая складочка между бровей, посветлела кожа вокруг прикрытых глаз. Дальше — тонкая шея, выпирающая ключица, худенькие плечи, маленькая округлая грудь, просвечивающие под тонкой кожей ребра и впалый живот...

— Она прекрасна, — с искренним восхищением прошептал огненный. — Вода. Мы не очень ладим, и она всегда сердито шипит при моем приближении, но не любоваться ею невозможно.

— Да, наверное, — пробормотал Тьен, занятый другими мыслями.

Закрыв глаза, но странным образом не перестав при этом видеть, он смотрел на окутанную сиянием фигурку, видел, как энергия воды и вложенная им сила сотнями ниточек-потоков вплетаются в собственный свет девочки. Какие-то из этих потоков, пробиваясь под кожу, находили путь внутрь ослабленного болезнью тела и напаивали собой кровь, наполняя ее жизнью и убивая недуг. Даже след от сквозного темного луча, фантомной пули, боль от которой Софи приняла вместо раненого вора, посветлел, и, заметив это, новоявленный целитель не сдержал улыбки.

Понаблюдав еще немного и оставшись довольным результатом, он вытянул вперед руки и, как будто сматывая невесомый покров, собрал в дрожащий прозрачный шар не впитавшуюся в кожу влагу.

— Неплохо, — похвалил из-за плеча насмешливый голос. — Теперь бы самому остыть, да?

Вода была уже не нужна, и Тьен без раздумий запустил огромную, с головку капусты, каплю в ехидное воплощение пламени. Действительно, зашипело. К потолку поднялся пар, а на полу осталась лужа. Зато никаких тебе пышущих язвительностью доброхотов.

Пока Софи не пришла в себя, вор достал из шкафа одну из своих рубашек, кое-как натянул ее на девочку и укутал сверху одеялом. Оставалось только пол протереть. И съесть что-нибудь.

Софи не знала, сколько она проспала, но, открыв глаза, чувствовала себя намного лучше, чем утром. Голова не болела, дышалось легко. Осталась лишь легкая слабость и желание перевернуться на другой бок и снова уснуть. Она так и сделала. Точнее, перевернуться перевернулась, но вместо того, чтобы закрыть глаза, испуганно вскочила на кровати. Медленно вытащила из-под одеяла руку и с ужасом уставилась на длинный, дюймов на пять свисающий с кисти рукав. Внутри все похолодело, а щеки наоборот вспыхнули пожаром.

Оглядевшись, девочка поняла, что в комнате никого больше нет. Хотела выйти в коридор, но длинные рукава, как оказалось, компенсировались коротким подолом (или как там оно называется у мужских рубах?). Осталось только спрятаться под одеялом и ждать, пока кто-нибудь придет.

Хорошо это или плохо, но долго ждать не пришлось.

— Отоспалась? — постоялец, как и утром, недовольный, заглянул в комнату. — Пить хочешь? Или есть?

— Нет, я...

— Ну и ладно.

— Тьен, я хотела спросить, — начала она нерешительно. — Почему я... вот?

Она показала ему кошмарный рукав.

— Переодел тебя, — коротко ответил квартирант.

— З-зачем? — Теперь кожу обдало холодом, а внутри запылало.

— Стошнило тебя, — раздраженно дернул губой вор. — Нужно было так в блевотине и оставить?

Только теперь она обратила внимание, что простыни на кровати влажные и пол в комнате мокрый — видно, еще и мыть пришлось. От стыда захотелось под землю провалиться.

— В общем, если есть захочешь, я там каши сварил. Малого накормил уже.

— А... А ты...

— А я кофе хочу.

— У нас нет, — растерялась девочка. — Только ячменный...

— Ну ты сказала, — ухмыльнулся квартирант. — В город пойду, там и попью. А ты чтоб до моего возвращения из кровати не вылезала, ясно? Только поесть и попить. Матрас я твой убрал от греха подальше. Одеяло на окне увидишь — это специально так, тянет у вас там.

— Но...

— Вернусь, софу тебе из гостиной притащу, на ней спать будешь, — тоном, не терпящим возражений, заявил Тьен.

— Она тяжелая, — прошептала, потупившись, девочка. — И ножка отваливается.

— Дотащу, не боись. А ножка — скакать не будешь — выдержит. Все, я пошел.

— Тьен!

— Чего еще? — обернулся через плечо вор. На миг почудилось, что вид у него какой-то усталый, словно он уже ту софу по всему дому битый час таскал.

— Зонт возьми, — только и промямлила Софи.

— А то я сам не знал.

Через пять минут примчался Люк с альбомом и цветными мелками, и с перепачканной шоколадом мордашкой. Уселся за стол и принялся что-то рисовать, негромко напевая:

— К бесям на веси, к бесям на веси.

— Какие беси? — нахмурилась, разобрав слова, сестра. — Снова от напарника своего глупостей нахватался?

— Ага! — гордо признал мальчик. — Тьен так казал. Седу, да. К бесям на веси!

Глава 16

...А девчонка вообще ничего не поняла. И не помнила. Абсолютно. С утра еле дышала, к вечеру уже порывалась постирушку устроить. Вообще суетилась, как белка, хоть за ногу к кровати привязывай.

Мог бы, но не стал.

Во-первых, видел, что от болезни уже и следа не осталось.

А во-вторых, кто он ей такой? Сама сказала: кто, мол, ты мне такой, чтобы указывать. Это когда он ей, дуре, предложил из лавки с концами уйти. Горбатится за гроши, мало того, что встает ни свет, ни заря, так и там, небось, целый день на ногах, то тяжести таскает, то метет чего-то, то моет. А ему на день всего в люди выйти, и уже на неделю заработал, и себе и ей с малым. Так нет, зенки в пол вперила, стесняется типа, а сама свое гнет. Ты, говорит, завтра съедешь, и поминай, как звали, а я себе потом такого места не найду. Ну и про "кто ты мне такой" — тоже.

Ну никто, так никто. На том и порешили.

На следующий день, как положено, в лавку пошла. Люка, правда, не потащила. Разрешила оставить. Вот, поди ж ты, разрешила! Как будто не он ей одолжение делает, что за братом ее присматривает, а она ему счастье великое дозволяет — полдня малому сопли утирать и сказки рассказывать. Еще и внушение, уходя, провела, чтобы никакой крамолы про легкодоступных принцесс недалекого ума и прочих речей, для младенческих ушек не предназначенных.

Ладно. Раз такое дело, вместо сказок в кинотеатр пошли — там вообще все без слов. Одно плохо, что не комедия: на новой неделе другой фильм зарядили, про любовь. Но Люку понравилось. Особенно, когда трепетная барышня, за которой сразу двое кавалеров увивалось, закатывала глаза и падала кому-нибудь из них на руки, вроде как в обморок. В итоге допадалась, что эти придурки из-за нее стрелялись, а она скакала между ними и визжала (слава богу, не слышно, как), но рот открывала — мама не горюй! Надо было кому-нибудь из кавалеров курок ненароком спустить... А так — свадьба и все дела. Ерунда, короче. Только зря пленку перевели.