Леа, на всякий случай схватившись за метательные ножи, выпрямилась и громко сказала:
— Ну как не стыдно?! Я же должна была ехать одна!
Мужчина замер на мгновение, а потом рассмеялся.
— Рикки! — взвизгнула принцесса и понеслась навстречу любимому дяде. Он подхватил ее на руки, обнял и прижал к себе.
Некоторое время ее высочество молчала, глубоко вдыхая знакомый запах дорогого энданского табака, затем высвободилась:
— Пойдем, я тебя накормлю!
Рикквед посмотрел на вытянувшуюся и очень повзрослевшую племянницу с грустной улыбкой. Девочка сильно изменилась, став похожей на игчу, родственника горной куницы — маленького, игривого, но смертельно опасного зверька. Только счастливый взгляд ярко-синих глаз и плутовская улыбка принцессы остались неизменны.
Леа тем временем, схватив дядю за рукав, потащила его к костру со словами:
— Рикки, я так соскучилась!
Она усадила мужчину, снова распотрошила сумки, выудив самое вкусное, разложила снедь и умиленно наблюдала, как любимый родственник расправляется с едой.
— Давно ты меня обнаружила? — поинтересовался командир "невидимых".
— После того, как выехала из города, — призналась девочка и рассмеялась, увидев, как вытянулось у дяди лицо. — Не переживай, просто у меня есть крылатая разведка.
Как будто в подтверждение ее слов раздалось громкое хлопанье огромных крыльев — на лужайку приземлился грифон.
Его светлость, смерив зверя внимательным взглядом, обернулся к племяннице:
— Значит, ты его действительно слышишь?
— Конечно, а он меня, — кивнула девочка и добавила: — Мысленно!
Путешественники рассмеялись, вспомнив то время, когда принцесса изводила всех, доказывая, что умеет говорить с животными.
Солнце село за горизонт, и наконец наступила долгожданная прохлада. Одна за другой пробовали свои голоса цикады, настраиваясь на ночной концерт. Леа, скормив грифону кусок вяленого мяса, ласково пощекотала его под клювом. Зверь закрыл от удовольствия глаза.
Сумерки выкрасили его в темные тона, зачернив оперение.
— Как у тебя получилось меня подстеречь? — не прекращая гладить Ветра, спросила Леа.
Вместо ответа Рикквед плотно набил трубку табаком, раскурил ее и лишь потом заговорил:
— Я знал, когда отпускают учениц на первые каникулы, и надеялся, что ты не станешь исключением из правил.
— Ну не сторожил же ты порог школы днями и ночами напролет? — хитро улыбнулась девочка, снова усаживаясь рядом с командиром "невидимых".
Дядя рассмеялся:
— Не в моих правилах выдавать личных шпионов! Ты лучше расскажи, откуда браслетик на руке.
Рикквед, в один момент став очень серьезным, подцепил пальцем постоянно слезающее на кисть, слишком широкое для детской руки украшение.
— Подарок знакомого гнома, — стараясь, чтобы голос звучал небрежно, ответила Леа и высвободила руку.
Но дядю деланное спокойствие племянницы не обмануло.
— Можно взглянуть?
Принцесса, нехотя сняв браслет, положила его на широкую ладонь надоедливого родственника.
— Ты не ответила, — напомнил Рикквед, рассматривая украшение.
— Я ответила. Это — подарок, — упрямо возразила девочка, досадливо сморщив нос.
— А кто даритель? — не отставал дядя.
— Я же сказала — гном. Мы подружились, и он подарил.
Леа чувствовала себя ужом на сковородке. Она очень, очень не хотела, чтобы кто-то из родных узнал о происшествии на базаре. Разозлятся и, чего доброго, поругаются с азанагами!
— Гномы просто так подобных подарков не делают, даже друзьям, — не отрывая взгляда от украшения, спокойно возразил мужчина и, к великому огорчению ее высочества, неожиданно сменил тему разговора. — В Орамбиме я слышал гуляющие по городу слухи о смелом мальчике и храбром гноме, которые вдвоем поймали банду разбойников с магом во главе. Мальчик, кажется, был энданцем. Ты не знаешь, случайно, о ком речь?
Леа покосилась на дядю — вот же пристал! — и помешала остывающие угли, оттягивая момент признания.
— Малыш, ты же сейчас не попытаешься мне соврать? — выпустив в небо очередное кольцо дыма, полюбопытствовал мужчина.
Леа вздохнула — соврешь такому, наверняка уже всех свидетелей опросил и приметы сверил. Хотя...
— А сколько дней ты меня ждал? — самым невинным голосом поинтересовалась ее высочество.
У Риккведа едва получилось сдержать улыбку.
— Десять дней, — ответил он, не оставляя Леа шанса.
Она снова вдохнула: за такой срок пронырливый дядя мог узнать все с точностью до съеденного на завтрак пирога! Отпираться дальше было бесполезно.
— И папе расскажешь? — попробовала выяснить степень последствий принцесса.
— Ему — без сомненья, — подтвердил Рикквед. — Ты не забывай, милая, он не только твой папа, но еще и король. Правителю такие вещи надо знать обязательно.
— А маме? — помрачнела девочка, поняв, что происшествие в тайне не сохранить.
Рикквед усмехнулся:
— Леа, скажи честно, чего ты боишься?
Девочка совсем загрустила:
— А папа не рассердится на азанагов из-за меня?
— А почему они не выбрали другую девочку? — задал встречный вопрос упорный родственник.
— Они не могли, — вздохнула принцесса, — правда не могли. Так получилось, что в Орамбиме на тот момент с даром была только я.
— Что за дар? — мужчина подбросил дров в костер, чтобы лучше осветить лицо племянницы.
— Дар богини Седы, он защищает от магии.
Девочка сидела на земле, обхватив руками колени, и не отрывала взгляда от костра. Красные блики огня озаряли ее лицо, делая его взрослее.
— Ты участвовала в обряде азанагов! — догадался Рикквед.
— Да, — подтвердила девочка. — Они дали мне выбор, я могла не ходить. — Голос принцессы стал тих и спокоен. — И с работорговцами я тоже сама решила, они только предложили... — Леа посмотрела на дядю серьезно и строго. — Рикки, я не могла поступить по-другому... Правда не могла! Я знала пропавших девочек — мы сидели с ними за одним столом. Кроме меня некому было. Азанаги ведь пробовали.
Рикквед молчал, глядя, как светится красным огоньком трубка в ночи. Он с трудом сдерживал себя, чтобы не выругаться и не сказать все, что он думал о воспитателях принцессы.
Леа, подняв голову, заглянула дяде в глаза:
— Ты злишься? Не надо! Работорговцы плохие! И опасные! Этот маг... — Леа вздрогнула, вспоминая крики раненого, а затем решительно закончила: — Мне его не жалко! Я поступила правильно, согласившись помочь. Это были не люди! Их следовало остановить!
Рикквед вздохнул, ему на миг показалось, что девочка повзрослела лет на двадцать, слишком зрелыми были ее слова.
— Знаешь, Леа, давай ложиться спать. Завтра расскажешь все подробно, может ты и права. Просто я тебя очень люблю, милая, вот и волнуюсь.
Леа, уткнувшись лицом в камзол дяди, счастливо, совсем как раньше, прошептала:
— Я тоже тебя очень, очень люблю! И папу, и маму, и Герэта с Эдвином. И вообще, всех-всех-всех! И я сильно соскучилась.
Рикквед взлохматил короткие волосы девочки:
— Пойдешь в мой отряд, когда закончишь с учебой?
Леа просияла:
— Значит, вы с папой отпустите меня в школу осенью?
— А если не отпустим — это поможет? — развеселился Рикквед.
— Нет! — для убедительности помотала головой принцесса. — Я дала слово вернуться, — заявила, расстилая походное одеяло.
Из-за деревьев вылезла огромная луна, залив светом всю поляну. Над головами бесшумно носились, гоняя ночных мотыльков, летучие мыши. Расседланные лошади тихо фыркали, грифон спал, по-кошачьи свернувшись калачиком и спрятав голову под крыло. Рикквед, с удобством вытянувшись на теплой земле, лежал и думал о том, как быстро взрослеют чужие дети. Леа, устроившись у него под боком, уже тихо сопела.
Брат короля посмотрел на улыбающуюся во сне девочку, и его посетила мысль, что, пожалуй, пора жениться и завести своих малышей, но он сразу прогнал ее как крамольную.
* * *
Путь домой у принцессы занял немного больше времени, чем она рассчитывала, и прошел гораздо веселее, чем надеялась: Рикквед смешил племянницу бесконечными рассказами о своих и не только своих забавных приключениях. А заодно поведал обо всем, что произошло во дворце со времени ее побега. Леа забросала дядю бесконечными вопросами.
Большей частью путники останавливались на ночлег в постоялых дворах — брат короля был твердо уверен, что маленьким девочкам надо спать в удобных кроватях. Принцесса с любимым дядей не спорила. Она и там могла найти, чем себя развлечь. Девочка наблюдала за поведением других постояльцев, строя разного рода предположения.
К удивлению Риккведа, выводы принцессы большей частью совпадали с его собственными: девочка оказалась на редкость наблюдательна. Кроме того, у нее обнаружилось удивительное чутье на ложь — послушав одного купца, сидящего по соседству, Леа нашептала дяде, что торговец не тот, за кого себя выдает. Рикквед принял дополнительные меры безопасности из соображений, что береженого и боги берегут, и наутро оказался единственным, кто не пострадал от рук проворного воришки. Остальные постояльцы, одурманенные сонным эликсиром, лишились кошельков и ценных вещичек.
Мастерами по изготовлению этого дурманящего раствора по праву считались жители небольшого гористого государства Оснирии. Но если горцы применяли зелье в сезон стрижки огромных, злобных, но ценимых за густую длинную и шелковистую шерсть, горных козлов джуров, то грабители нашли ему другое применение. Разлитый эликсир, испаряясь, быстро погружал людей в глубокий и беспробудный сон, к счастью — безвредный.
Покидая гудящий, как осиный рой, постоялый двор, командир "невидимых" посоветовал Леа всегда прислушиваться к предчувствиям.
В тот день, когда путники пересекли границы родного государства, Рикквед исподтишка наблюдал за девочкой, мгновенно ставшей серьезной. Леа подставила лицо солнцу, закрыла глаза и некоторое время ехала молча, глубоко вдыхая родной воздух. Наконец она посмотрела на дядю и, смущенно улыбаясь, сказала:
— Рикки, знаешь, мне кажется, у нас и солнце, и воздух, и вода — все другое. Намного лучше, чем в Орамбиме!
Потом принцесса гикнула мохноногой лошаденке, переведя ее в галоп, отпустила поводья, широко раскинула руки и громко завопила от избытка чувств.
Рикквед полюбовался на Леа, сидевшую в седле как влитая, пришпорил коня и скоро догнал племянницу. Всадники снова перевели лошадей на шаг, но теперь принцессе не терпелось: она то и дело пыталась пустить кобылку вскачь. За день пути до столицы Леа совсем потеряла покой — хотела отказаться и от завтрака, и от обеда, лишь бы поскорее попасть домой. Рикквед строго отчитал девочку, указав, что надо думать не только о себе, но и о животных: лошади после стольких дней пути нуждались в отдыхе.
Наконец на горизонте выросли белые крепостные стены столицы.
Леа ехала, привстав в стременах, ее лицо горело румянцем нетерпения.
У городских ворот ее высочество оглянулась и жалобно посмотрела на дядю:
— Рикки, я хочу сама. Я первая! Не предупреждай, ладно?
— Ты хотя бы позволишь проводить тебя до дворца? — поинтересовался Рикквед.
Принцесса лукаво улыбнулась:
— Только до дворцовой стены! Отведешь мою лошадь в конюшню?
Его светлость понятливо усмехнулся, разгадав замыслы племянницы, но счел своим долгом предупредить:
— Сильно не пугай родных, пожалей их здоровье.
Девочка, серьезно кивнув, накинула капюшон плаща, скрывая лицо.
Городская стража не стала задавать лишние вопросы брату короля, пропустив его со спутником в город. Дядя и племянница расстались у королевского сада. Леа, гибким зверьком перемахнула через стену и исчезла среди деревьев. Рикквед некоторое время постоял, прислушиваясь, а потом неторопливо тронулся вдоль улицы по направлению к узорчатым дворцовым воротам, где скучала на посту королевская стража.
* * *
— Мама! Отец!
Запыхавшийся Эдвин птицей взлетел по лестнице, серые глаза горели нетерпением. Он, невежливо растолкав придворных дам, кинулся к матери:
— Мама, он вернулся!
— Кто вернулся? — королева оторвалась от книги и с недоумением посмотрела на сына.
— Ветер вернулся!
Роанна устало вздохнула:
— Какой ветер? Успокойся и объясни толком, почему ты так кричишь.
Мальчик, отдышавшись, уже спокойнее сказал:
— Мама, грифон вернулся! Грифон Леа вернулся, — произнес младший принц громким шепотом, не сводя с матери взора.
Ее величество, резко встав, выронила книгу из рук:
— С Леа?
Принц слегка смутился:
— Нет, один.
Королева снова села в кресло, прикрыв рукой заблестевшие от слез глаза.
Эдвин прижался щекой к материнскому плечу и сказал:
— Леа едет домой, я знаю! Она скоро будет дома!
Ее величество, грустно улыбнувшись, попыталась пригладить непослушные вихры сына:
— Эдвин, нам всем не хватает нашей малышки, но еще восемь лет ждать. Понимаешь? Восемь лет!
Мальчик, отстранившись, упрямо вздернул подбородок и даже притопнул ногой:
— Нет! Леа едет домой. Я пойду ее встречать!
Он резко развернулся и выбежал из зала. Королева, моргнув, беспомощно посмотрела мальчику вслед, по ее щеке сползла одинокая слеза — как же Роанна хотела, чтобы слова сына оказались правдой!
Принц, выбежав из покоев, остановился в размышлении, где ему лучше подкараулить сестру. Он не сомневался ни на секунду, в том что она появится: раз грифон вернулся в конюшню, значит, его хозяйка недалеко! И будь Эдвин на ее месте, он постарался бы прокрасться во дворец незаметно.
Так, торжественный въезд через ворота отменяется! Что остается? Сад, задний двор и конюшни? Днем на заднем дворе и в конюшнях полно слуг, значит — исключено, умная сестренка это учтет.
Эдвин довольно ухмыльнулся и, уже не спеша, двинулся в сторону сада, на ходу обдумывая, какое из деревьев лучше выбрать для наблюдательного поста, представляя, как удивится неожиданному появлению брата Леа, и сочиняя на ходу приветствие.
* * *
Солнце неотвратимо клонилось, а сад оставался по-прежнему — тих и пустынен.
Эдвин уже пару часов маялся на дереве. Он успел проголодаться, порвать рукав рубахи, зацепившись за острый сук, и теперь развлекался тем, что исподтишка обстреливал из трубочки горохом влюбленную пару, устроившую себе под соседним деревом свидание.
Военные действия его высочество считал полностью оправданными — нашли время и место обниматься, всю затею сорвут!
На даму, как у настоящего мужчины, рука принца не поднялась, поэтому доставалось ее спутнику — молодому графу Вардису, близкому другу Герэта. Твердые горошины больно щелкали по шее графа, заставляя его поминутно оглядываться. Настроение стрелка постепенно улучшалось — мальчик упивался своей недосягаемостью для мести жертвы. Ко всему прочему, немалую роль в этом развлечении, столь обидном для самолюбия незадачливого ухажера, сыграла личная неприязнь — Вардиса его высочество не любил.
