Александр. Великий поход -2

— Я, великий царь Персии Дарий, повелеваю; — на время войны с македонцами отдать верховную власть в Ионии и прочих сатрапиях прилегающих к Срединному морю, стратегу Мемнону, своими делами доказавшему свою преданность нашему престолу и стране. Отныне все приказы, отданные им должны исполняться так же быстро и в точности как мои собственные повеления.

Вздох разочарования пронесся по рядам собравшихся персов в ответ на решение царя. Зов крови по-прежнему туманил головы персидских вельмож, но измена Мефрена и трагедия под Граником не позволила им перечить царю.

— Сейчас в наших рядах нет другого человека, равного опытом и талантом стратегу Мемнону, в руки которого я вверил наше войско. Я знаю, что среди вас есть много храбрых и преданных Персии людей, которые смело, поведут мои войска на македонян, но мне нужна победа, а не безрассудное самоубийство подобно тому, что совершил мой любимый зять Мефридат — царь горестно вздохнул и ответный вздох пронесся по залу.

После таких слов никто из сановников, присутствовавших на совете, не посмел перечить Дарию, ибо у каждого из них было свое горе, свои потери.

Видя ту непреклонность, с которой царь объявил свою волю, хитрый Бесс решил внести свою лепту в важное дело. Раз царь решил отдать всю воинскую власть Мемнону пусть будет так. Пусть грек разгромит македонца в новой битве, но всегда есть возможность решить этот вопрос и не на поле брани. Сохранить жизни солдат и деньги царской казны, надо только знать, что делать и Бесс знал это.

— Позволь своему слуге сказать тебе несколько слов наедине, великий государь — смиренно попросил сатрап Дария, встав у подножья трона.

Приняв столь неожиданное для самого себя решение, персидский царь не хотел больше заниматься государственными делами, но Бесу он отказать не решился. Насколько он знал сатрапа, он никогда не беспокоил владыку по пустякам.

— Хорошо, говори, но не здесь — разрешил Дарий и в сопровождении стражей направился в садовую прохладу.

Уютно расположившись на резной скамье возле дарующего живительную свежесть, царь некоторое время сидел, закрыв глаза. Стоявший рядом с ним Бесс беззвучно застыл, изображая каждой черточкой своего лица покорность и внимательность к своему владыке.

Так продолжалось некоторое время, пока Дарий не открыл глаза и взмахом бровей позволил сатрапу говорить.

— Великий владыка, я нисколько не сомневаюсь в таланте стратега Мемнона, но по моему скромному разумению, в борьбе с македонцем не стоит отбрасывать в сторону такое важное оружие как золото. Его очень умело, использовали твой предшественники Артаксеркс Ох и его сын Оарса.

Услышав эти слова, царь насторожился. Он и раньше слышал о тайных подкупах греческих партий и их вождей, но теперь захотел услышать это из первых уст, поскольку именно Бесс был доверенным лицом обоих Ахеменидов в столь важном деле как подкуп.

Коротким взмахом руки, он повелел Бессу присесть у своих ног на маленькую скамейку и обратился весь в слух.

— Твой предшественник славный царь Ох удачно вел борьбу с греками используя против них золотого стрелка,— произнес сатрап намекая на лицевую сторону дарика, главной персидской монеты. — Великий царь также вовремя заметил угрозу со стороны Филиппа македонского и заблаговременно нашел нужных себе людей в его окружении. Измена свила прочное гнездо среди македонских аристократов, и только преждевременная смерть великого царя позволила Филиппу одержать победу при Херонеи и подчинить своему влиянию почти всю Грецию. Но тайный замысел царя не пропал даром и по велению его сына Оарса, я передал братьям Линкестийцам, сто талантов золотом и Филипп был убит.

Бесс замолчал, выждал паузу, и дождался, когда заинтригованный царь осторожно спросил его.

— Что же ты предлагаешь?

Двух братьев Линкистийцев казнили сразу после смерти Филиппа, но остался третий брат. Он женат на дочери стратега Пармериона и занимает высокое положение возле царя Александра. И он недавно прислал мне тайное письмо.

— Что же хочет от нас этот человек. Денег, власти и покровительства?

— Ты как всегда проницателен мой господин — рассыпался льстивыми комплиментами царедворец. — Александр Линкестиец предлагает убить своего царя и взамен хочет получить царский трон, титул твоего друга и конечно денег.

— И сколько ты советуешь дать ему наших денег? — Дарий пристально посмотрел на сатрапа, но тот не смутился.

— Пятьсот золотых талантов, господин. Ровно столько сколько назначил царь Артаксеркс за голову его отца. И столько же думаю, следует дать ему в качестве свадебного подарка вместе с рукой одной из твоих дочерей, государь. Ведь тебе нужна дружественная Македония, которая будет проводить нужную тебе политику в Элладе.

Хитрый Бесс замолчал, оставляя последнее слово за царем и тот не раздумывая, согласился с ним.

— Да ты прав мой верный Бесс. Это очень верное решение. Пусть Мемнон будет сражаться с Александром на поле боя, а мы попытаемся решить эту проблему с другого конца — Дарий благосклонно кивнул головой и сатрап пропал.

Той же ночь, Бесс отправил в Лидию своего доверенного гонца Сисину, с тайным письмом к предателю Линкестийцу.

Оба гонца с небольшой разницей птицами летели по царской дороге к берегам Эгейского моря, где события развивались стремительно.

Не дожидаясь решения персидского царя, Мемнон спешно укреплял Милет, намериваясь оказать достойное сопротивление Александру.

Издревле Милет как важнейший порт эгейского побережья был окружен крепостными стенами. Благодаря усилиям своих правителей, Милет обладал мощным двойным крепостных стен, хорошо защищенной внутренней гаванью для стоянки флота, большими запасами продовольствия. При подавлении восстания ионийцев, персидские сатрапы потратили много времени и жизней своих солдат, чтобы покорить этот город.

Помня об этом, получившие его в свое подчинение персы, долгое время использовали город исключительно как морской порт, не уделяя при этом должного внимания его сухопутной защите.

Возможно, персы это сделали из желания подстраховать себя на случай нового бунта ионийцев или у сатрапов просто не доходили руки. Однако осматривая крепостные стены города, Мемнон сразу отметил их ветхость на некоторых участках предполагаемой обороны. Поэтому руководя восстановительными работами стен Милета, родосец не забывал готовить себе отход на случай неудачи в обороне.

Вступив в город вместе со своими наемниками и остатками персидского войска уцелевшего после битвы на берегах Граника, Мемнон кардинально изменил политические воззрения персидского коменданта города, грека Гесистрата. Он подобно Мефрену начал посматривать в сторону македонского царя, правда, не столько под воздействием речей посланников Ликомеда, сколько от успешных действий Александра.

Гесистрат уже подумывал, не послать ли ему тайного гонца в стан македонцев, но появление в городе Мемнона поставило крест, на этих намерениях коменданта.

Сам Александр прекрасно понимал значение Милета, в грядущем споре за господство на море и обеспечения спокойного греческого тыла для дальнейшего продвижения вглубь Малой Азии. Поэтому, едва заняв Эфес, Александр приказал командующему эллинским флотом Никанору направить все имеющиеся у него корабли к Милету для его блокады.

Этого же требовал от Фарнобаза и Мемнон, но ему слишком долго пришлось уговаривать перса. Когда по его приказу триста кораблей подошли к Милету, то у входа в гавань встретили там греческий флот, прибывший к городу на три дня ранее. Встав на якорь корабли Никанора, блокировали вход в порт, и персы были вынуждены временно отступить.

Увидев, что он опоздал и греки заняли выгодную позицию, Фарнобаз приказал своим кораблям встать у мыса Микала, провоцируя греков к нападению.

Его действия привели к новым спорам и разногласиям между Александром и Пармерионом. Старый полководец предлагал напасть на корабли противника что, по его мнению, принесло бы великую пользу для всего дела. В случае победы укрепило бы положение флота в Эгейском море, а в случаи поражения сократилось бы число персидских кораблей.

Царь решительно выступал против сражения, так как считал бессмысленно наступать малыми силам флота против более сильного и опытного противника в морском деле. Кроме этого, Александр прекрасно просчитывал политический эффект от своего поражения на море, которое незамедлительно отзовется брожением в Греции.

Напрасно стратег пытался обрести поддержку среди других полководцев участвующих в заседании военного совета. В большинстве своем они выросли вместе с Александром, отличились во время походов против трибаллов и фиванцев и привыкли безоговорочно верить на слово своему другу и командиру. Один только Филота, поддержал отца, чем вызвал холодные усмешки Гефестиона и Птоломея.

По решению совета, кораблям Никанора был дан строгий приказ воздерживаться от нападения на корабли персов. Продолжать стоять на своих местах и тем самым мешать подвозу во внутреннюю гавань Милета продовольствия и войска.

Стоя на крепостных стенах Милета, Мемнон с пониманием следил за действиями своего молодого противника. Он бы и сам, примерно так же действовал, доводись ему осаждать Милет и это больше всего его угнетало.

Ах, как, кстати, был бы приказ Дария о назначении его главным командующим персидских войск. Тогда бы он сковал своего противника боем у стен, разбил бы весь его флот и немедленно бы начал переброску войск на ту сторону моря. Македонец оказался бы в хорошей западне без всяких шансов на выигрыш.

Все ещё можно было сделать быстро и правильно, но Вавилон упорно молчал, и Мемнону приходилось подобно в Эфесе выигрывать время для осуществления своего плана, но противник не сидел, сложа руки.

Взяв за короткий период времени Милет в плотное кольцо блокады, Александр подтянул к его стенам осадные машины и начал штурм города. Мощные тараны под прикрытием лучников и катапульт дружно застучали по стенам крепости, пробуя их на прочность своими головами.

Выгнав на стены большую часть своих сил, стратег внимательно следил за работой осадных машин противника и с каждым часом, получал все новые и новые подтверждения своих опасений прежних опасений.

Несмотря на яростное сопротивление солдат Мемнона, которые непрерывно обстреливали стрелами и камнями прикрытые навесами вражеские тараны, к исходу второго дня македонцы сумели пробить в крепостных стенах многочисленные широкие проломы. Через них солдаты Александра начали просачиваться в город, где завязались яростные уличные бои.

Мемнон очень надеялся на помощь милетян в защите города, но те только пугливо жались по своим домам, опасаясь поднимать руку на воинов Александра. Стратегу не оставалось ничего другого как отвести войска во внутреннюю крепость и отдать приказ к подготовке эвакуации.

Теснота прилегающих к цитадели улиц не позволила македонцам и их союзникам подвести свои осадные машины к её стенам, и поэтому основным оружием воинов стали штурмовые лестницы. Два раза пытались македонские воины взойти на стены цитадели, и каждый раз наемники с успехом отражали их атаки. Мемнон умело использовал трудности солдат противника, нанося им существенный урон.

Однако родосец не собирался вечно отсиживаться в обороне и, оставив на стенах крепости триста человек, сам с основными силами пошел на прорыв морской блокады. По заранее условленному сигналу, финикийские и кипрские триеры дружно ударили по греческим кораблям, стоявшим у входа в гавань.

Умело маневрируя на воде, они двумя клиньями ударили по стоявшим на якорях греческим кораблям, пытаясь потопить их ударами носовых таранов. При этом персы не стремились к полному уничтожению своего противника, а только хотели открыть дорогу вышедшим из милетской гавани транспортным кораблям с армией Мемнона.

В завязавшейся битве все решало умение, опыт и вооружение сражающихся кораблей. Все это было на стороне персов и поэтому, попав под двойной удар и потеряв больше двух десятков судов, Никанор отступил, что бы ни быть полностью уничтоженным.

Покинув порт по чистой воде, Мемнон соединился с кораблями Фарнобазом и незамедлительно отошел к Галикарнасу, последнему персидскому порту в Ионии.

Просмотрев уход кораблей Мемнона из внутренней гавани, македонцы решили что цитадель пуста и решили её занять, но оставленные в ней Мемноном наемники быстро доказали их ошибку. Они смогли отбить очередной штурм гоплитов, вызвав в их рядах сильное замешательство.

— За кого вы сражаетесь?! — громко прокричал Александр, прибывший к стенам акрополя, едва ему доложили об очередном неудачном штурме. — Мемнон трусливо бежал, бросив вас на произвол судьбы, Дарий далеко, а милетяне не поддерживают вас. Ради чего вы проливаете свою кровь?

— Мы сражаемся за свою свободу — гордо ответили македонскому царю греки, важно расхаживающие по стене крепости.

Александр со злостью сжал губы, но промолчал на столь явное оскорбление. Новый штурм цитадели принесет ему большие потери, на носу зима, а он планировал показательно отпустить часть войска домой, что бы они привели к нему новых добровольцев. Требовалось найти удачное решение, и царь быстро нашел его.

— Я предлагаю вам перейти на службу ко мне. Такие храбрые люди нужны мне живыми, а золотом я вас не обижу. Персы хорошо снабдили меня им.

Наемники заколебались и позволили Александру уговорить себя сдаться. Не желая терять лицо перед милетянами, царь полностью выполнил свое обещание, выместив всю злость на персах и прочих иностранцах, оказавшихся в его руках. Все они были обращены в рабов, несмотря на то, что многие из них были сугубо мирными людьми.

Видя столь вопиющую несправедливость, ни один из жителей Милета не пожелал подать голос в их защиту. Все они наперебой восхваляли возвращенные им Александром права и свободы города и радовались целостности своих домов и имущества.

Впрочем, не со всеми пленными был суров македонский царь. Им был милостиво пощажен комендант города Гесистрат, грек по национальности. На него, Александр наложил крупный денежный штраф за измену панэллинским идеям. Сделано это было под бурное рукоплескание жителей города, которые имели свои недовольства от правления коменданта.

Милет перешел под контроль македонцев, но борьба с Мемноном не была закончена. Упустив его и потерпев поражение на море, Александр распустил остатки уцелевшего эллинского флота, понимая его полную нынешнюю бесполезность против судов армады Фарнобаза.

На военном совете, царь сдержано похвалил Никанора и его моряков за храбрость и смелость в войне с персами. Он даже наградил некоторых из них из захваченной в Милете добычи, но в душе горько сожалел, что не сможет организовать, морскую блокаду столицы Карии.

Галикарнас, в отличие от остальных греческих городов побережья являлся первоклассной крепостью. Его сила и мощь создавались в течение многих лет благодаря энергичному и деятельному правителю Карии царю Мавсолу. К концу своего правления, он создал маленькую, но сильную державу с армией и флотом, с которой приходилось считаться персидским владыкам.