Интересное2

«Да, поезд. Смотреть надо важно. Прав Бадмаич, очень важно его осмотреть! И обязательно изнутри».

Капитан невольно ускорил шаг. Организм отреагировал на это легкой тошнотой. Никиту едва не согнуло под ближайшим кустиком, но Филин взял себя в руки. Что съедено до огневого налета, провалилось. Мое. Точка.

На подступах к железнодорожной ветке атмосфера сгустилась до подобия газовой атаки. Нещадно чадили то ли какие-то резиновые изделия, то ли растекшийся неведомо из каких емкостей мазут. Ветер путался в соснах и до насыпи долетал на последнем издыхании, а потому черный дым большей частью метался над пятнистым составом. Прочь улетала едва ли десятая часть.

В обрамлении черных клубов загадочный состав выглядел и вовсе мистической придумкой американского писателя Эдгара Аллана По. Наряду с книжкой Жюля Верна про подводную лодку сборник рассказов этого сочинителя был настольной книгой Филина. Ну, после историй про Шерлока Холмса. Эти три книги так и лежали в одной стопке.

Возвращаясь к теме: загадочный поезд стоял на месте. Все рефвагоны оставались закрыты, пассажирские, наоборот, нараспашку, тепловоз дремал, а пулеметы и зенитки склонили стволы долу. Никакого личного состава выше рельс не наблюдалось. Большинство «грачей», похоже, улетело, а те, что остались, лежали теперь вдоль насыпи. Жареными кусками.

Это выглядело неприятно, но вполне объяснимо. «Катюши» ведь жахнули, что тут удивляться? Гвардейские реактивные минометы не разрушили железную дорогу и даже не скинули с нее тяжелые вагоны. Секретный подвижной состав был поврежден лишь частично. Зато для живой силы противника «катюши» устроили адский кошмар. Все равно, что гиперболоид инженера Гарина.

Осмотревшись, Филин вскарабкался на скользкую от мазута насыпь, уцепился, подтянулся и запрыгнул в ближайший вагон с окнами.

Комплексное гимнастическое упражнение было вроде бы простым, но организм отреагировал не штатно. В глазах потемнело, на темном фоне замелькали золотистые искры, в животе ухнуло, словно при резком спуске с крутой горки, а ноги подкосились. Филину пришлось вцепиться в поручень и на пару секунд замереть.

Когда в глазах прояснилось, Никита обнаружил, что перед ним стоит боец с автоматом. Стоит в метре и почти упирает ствол ППШ капитану в грудь. Еще один автоматчик стоял позади бойца и тоже целился в Филина, только прямо в лоб.

— Выпрыгнул, как черт из табакерки, — послышалось справа, из коридорчика, который отделял основное пространство вагона от тамбура. — Капитан… как там тебя… Лунь, Сова?

— Филин. — Никита чуть подался вперед и заглянул в коридор. — Майор Жданов? Комендатура?

— Так точно. Ты что тут делаешь, разведка? И почему в таком виде? Тебя будто бы из-под земли достали. Воины, отбой тревоги.

— Так и было. — Никита попытался разглядеть свое отражение в никелированном баке для кипятка, встроенном в стенку коридора.

— Так это с ваших позиций огонь на себя вызвали?

— С наших.

— И ты уцелел?

— Повезло, — Никита кивнул и поморщился. — Башка только трещит… и в глазах темнеет иногда.

— Доктор! — Майор Жданов обернулся и повторил громче: — Доктор, тут к вам пациент!

— Да я в порядке… — Филин осекся.

Строгий взгляд доктора, капитана медицинской службы, подействовал как команда «смирно», хоть по званию они были равны. Настолько синих и глубоких глаз Филин не видел никогда. Может быть, фокус заключался в том, что ветер наконец порвал черную дымовую завесу и в окошко пробились косые лучи утреннего солнца? Они весьма удачно подсветили лицо доктора. Особенно большие красивые глаза.

Не подумайте ничего дурного. Филин не сбрендил и не стал вдруг художником, чтобы воспевать красоту как таковую, невзирая на половую принадлежность субъекта. Доктор оказался молодой русоволосой женщиной.

В полковом медпункте Филин ее не встречал, значит, это была военврач из медсанбата или вообще из госпиталя. Почему она вдруг оказалась на передовой? И что здесь, собственно, делал майор Жданов, представитель комендатуры, которому тоже не полагалось разгуливать по передку? Неужели за те несколько часов, что Филин провалялся без сознания, фронт ушел настолько далеко? Здесь теперь что, глубокий тыл? Пока что все эти вопросы оставались без ответов.

— Пройдите сюда, товарищ капитан. — Оказалось, что голос у доктора тоже красивый. — Сюда, в купе.

Филин прошел в первое купе и осмотрелся, автоматически фиксируя детали. Впрочем, отвлекся он лишь на секунду. Магнит синих глаз притянул все его внимание.

— Контузило… маленько, — неожиданно для себя запнувшись, сказал Никита.

— Сами так решили? — Доктор вынула из кармана огрызок химического карандаша. — Голова кружится? Нет? Развернитесь к свету. Хорошо. Смотрите на карандаш. Теперь закройте глаза, ноги вместе и вытяните руки перед собой. Открывайте глаза. Головная боль, тошнота…

— Ничего нет. — Филин почему-то взбодрился и приосанился.

— А в тамбуре что было? В глазах потемнело?

— Откуда вы… Нет! Просто со света в темноту… глаза привыкали. Не сразу заметил бойцов. Или что, так не должно быть?

— Должно. Только света особого снаружи не было.

— Вот же… солнышко!

— Капитан, не морочьте мне голову. — Доктор вздохнула и посмотрела на Филина укоризненно. — И без ваших усилий ничего не понятно.

Доктор едва заметным кивком указала вглубь вагона.

— А что там? — Филин выглянул из купе.

Этот момент тут же засек Жданов. Он жестом приказал капитану замереть.

— Жить будешь?

— Какое-то время. — Никита кивнул. — Лет до ста точно. Что здесь было?

— Эсэсовцы. Твоя-то какая забота?

— Я этот эшелон обнаружил. Что в вагонах с вентиляторами, выяснили?

— Не лезь, капитан. Скоро Смерш тут будет.

— А вы кто?

— Не наш, а из штаба фронта. Чуешь масштаб? Теперь это их головная боль. Ты, если здоров, шуруй вперед, догоняй своих.

— То есть дело серьезное, — сделал вывод Филин. — Сам помощник коменданта на охране, фронтовой Смерш вызвали… только доктор не вписывается пока.

— Ты сильно умный, да? — Жданов скривился, не понять, с сочувствием или неприязненно.

— Просто любознательный.

— Может, тебя арестовать?

— Ухожу, ухожу. — Филин поднял руки ладонями вперед. — Совет хочешь?

— Нет, проваливай.

— Побольше солдат на периметр поставь, иначе вздрючит тебя фронтовой Смерш за такое несение службы. Сито у тебя тут, а не охранение. Будь здоров, товарищ майор.

— Исчезни уже. — В голосе у Жданова мелькнули доброжелательные нотки.

В отличие от некоторых штабных он не считал себя самым подкованным в любых вопросах военного дела. И к разведчикам относился с должным уважением. Филин не стал злоупотреблять благорасположением майора и, бросив прощальный взгляд на доктора, не без сожаления покинул вагон.

«Вот дурень! Надо было у Жданова спросить, как ее зовут хотя бы. Но теперь, если вернусь, майор начнет стрелять, это точно. Да и некогда тут бегать туда-сюда».

Пока Жданов не внял совету, у капитана имелась возможность заглянуть все-таки в загадочные вагоны. Этим Филин и занялся. Для начала он пробрался под вагоном на другую сторону насыпи, рысцой переместился к вагонам с вентиляторами и на несколько секунд замер в буферной зоне.

Кроме буферов, сцепки и вполне обычных тормозных шлангов, между подозрительными вагонами были протянуты еще два пучка проводов и резиновых трубок. Ну ладно, один кабель мог быть электрическим, а что подавали другие провода и трубки? Особенно заинтересовал Филина резиновый шланг, усиленный стальной сеткой.

Капитан выглянул из условного укрытия, повертев головой, убедился, что Жданов по-прежнему не спешит следовать совету, скользнул вдоль вагона и остановился у сдвижной двери. Заперта она была довольно условно, на висячий замок весьма хлипкого вида. Сбить его представлялось делом несложным, но Филин не хотел шуметь.

Капитан перебежал дальше и снова притаился в пространстве между вагонами. Впереди послышались голоса и топот сапог. Бойцы все-таки начали занимать посты.

Филин терял инициативу, но это его почему-то не беспокоило. Капитан поднял взгляд и понял, в чем дело. Краем глаза он заметил приоткрытую дверцу в торце следующего вагона. Запрыгнуть оказалось делом одной секунды. И на этот раз все прошло без сучка без задоринки: в глазах не потемнело, ноги не подкосились, руки тоже не подвели.

Внутри вагона светили дежурные лампы, что-то электрически гудело и едва слышно журчало. Будто бы какой-то насос гонял жидкость по трубам. Филин протиснулся между непонятными баками и агрегатами и прошел немного вперед, стараясь не запутаться в хитросплетении проводов и шлангов, местами брошенных поперек узкого прохода.

Вскоре проход чуть расширился, и Филин увидел слева и справа нечто вроде спальных полок, только по пять штук друг над другом. То есть на таких полках пассажиры могли путешествовать исключительно лежа. И еще капитан не совсем понимал, каким образом пассажиры поднимались на самый верх.

Но главное — полки только на первый взгляд выглядели полками. Если присмотреться… Филин достал карманный фонарик и посветил на один из лежаков среднего яруса. Это больше походило на… формочку. Да, на формочку для отливки оловянных солдатиков, на ее тыльную половинку. Только здесь эта половинка формочки имела натуральную величину, в смысле — величину среднего человеческого тела.

Филин представил, что ложится в эту люльку, и сделал вывод, что в ней должно быть удобно. Вот только смущали торчащие из некоторых мест гвозди… или это иголки?

Капитан склонился, взялся за один из «гвоздей» и потянул. Железка легко вышла из гнезда. Следом за ней потянулась резиновая трубочка. Определенно это были иглы. А над головной частью лежака нависала массивная металлическая запчасть, по форме как половина обруча, к которой были подведены электрические провода.

— Лечение умственных расстройств электричеством? — пробормотал Филин и хмыкнул. — Где-то я читал. Психушка на выезде?

— Хорошая версия, многое объясняет, — вдруг прошептал кто-то совсем рядом.

Никита схватился было за автомат, но вовремя одумался. Даже шепот у нее оказался красивый. Капитан обернулся и посветил фонариком в потолок, над тем местом, где стояла доктор с васильковыми глазами.

— Еще раз желаю здравия. Я капитан Филин, Никита…

— Очень приятно. Еремина Алевтина Дмитриевна. Можно просто Алевтина.

— Вы знаете, что это? — Филин обвел лучом фонарика ближайшие полки.

— Могу только догадываться. Пока не найду документацию, сказать что-то конкретное будет трудно.

— Но вы согласны, что это медицинское оборудование?

— Не знаю.

— Но ведь вас сюда привезли зачем-то? Кто привез? Жданов? То есть нечто натолкнуло его на мысль, что это оборудование имеет отношение к медицине, и он вызвал доктора, вас. Почему, кстати, именно вас?

— У меня ощущение, что Смерш уже приехал. — Еремина покачала головой. — Вы в милиции до войны не служили? Очень уж дотошно расспрашиваете.

— Не служил. Так почему именно вы?

— Я заведую рентгенотделением в госпитале. Разбираюсь немного в медицинских аппаратах. Но это не чисто медицинская техника. Вот эти приборы из области электротехники, радиосвязи… не могу сказать точно. Товарищ Стасенко поспешил с выводами, ему надо было вызвать связистов.

— Ах, вот кто тут распоряжается! — Филин усмехнулся. — С каких это пор замполиты руководят изучением научных трофеев? Вышел такой приказ?

— По-моему, ваш командир просто сплавил его, чтобы товарищ Стасенко не путался под ногами.

Филин вновь усмехнулся, погрозил доктору пальцем, а затем приложил все тот же палец к губам. Алевтина пожала плечами: «Мне все равно, замполитов не боюсь», но все же кивнула.

— На удивление оперативно сработал замполит. — Филин еще раз осветил лучом фонарика ближайшие полки. — Это ведь надо было сообразить, принять решение, согласовать, вызвать вас, привезти сюда… и все за шесть часов?

— Шесть часов? — Алевтина удивленно вскинула брови — между прочим, не подведенные, но при этом идеальной формы и в меру темные. — Все-таки надо уложить вас на обследование, капитан. Этот участок был занят вчера утром, а меня откомандировали сюда вечером. Пока ехали, потом пережидали — немцы дважды пытались вернуть этот полустанок, ночь прошла.

— Постойте, я, получается… сутки провалялся?! Даже больше?!

— Или где-то проваландался, — вдруг прозвучало из полумрака вагона. — На самовольное оставление части в условиях боевых действий походит. Как считаете, капитан Филин?

Под ближайшую лампу вразвалочку вышел упитанный подполковник. Это мягко говоря, упитанный. Начальник политотдела дивизии товарищ Стасенко. Фигура теоретически авторитетная, но практически никем не уважаемая за склонность к пустословию, мелочность и бесхребетность.

— Это вы, товарищ подполковник, у санитаров спросите, которые два часа назад меня откопали. — Филин смерил подполковника ироничным взглядом.

В форму замполит вырядился почему-то не в полевую, а в повседневную и сапоги начистил до блеска. И не замарал нигде. Он будто бы не пришел сюда, а прилетел.

«Прошелся бархоткой перед тем, как запрыгнуть в вагон? Перед доктором выкаблучивается? Тоже мне франт. Лучше б жрал поменьше».

— А у Васнецова с Бадмаевым уточните, — продолжил Филин, — сколько кило земли поверх нас троих лежало, и как они считают, смог бы я выбраться, погулять денек, а потом снова зарыться на ту же глубину?

— Ладно, остынь. — Стасенко смягчил интонации. — Вот вечно ты ерепенишься, Филин. Чего тебе неймется? На грубость хочешь нарваться? Без пенделей как без пряников?

— Я с детства такой: энергичный и любознательный. Поэтому в разведке и служу. А у вас какое оправдание?

— Опять дерзишь? Хочешь до цугундера договориться?

— Какая подначка, такая и сдачка. Можете влепить мне выговор с занесением в личное дело. Или рапорт в Смерш напишите. Что вам больше нравится?

— А-а! — Подполковник сморщился, как от лимона, и махнул рукой. — Чумовой ты, Филин! Столько медалей мимо тебя пролетело из-за языка твоего бескостного, взвод можно наградить. И премиальных профукал… два кармана. Не жалко тебе?

— Не-а. — Филин усмехнулся. — Можете смеяться, но я за Родину воюю, а не за деньги с медалями. А вы?

— Уф-ф. — Стасенко снял фуражку и утер платком лысину. — Забодал ты меня. Смершевцам только не говори про свою подземную лежку. Не поверят. Сутки в отключке, считай, заживо похоронен был, а теперь вон что, живой и бодрый. Эти товарищи в божьи чудеса не верят. Так, товарищ Еремина?

— Мне-то откуда знать, товарищ Стасенко? В госпитале все в одно чудо верят — в исцеление. От хирургов и других врачей его ждут.

— Во-от! — протянул подполковник Стасенко многозначительно и поднял к потолку палец. — Никакого религиозного мракобесия, чистая наука! Все в полном соответствии с марксистско-ленинской теорией, а также сталинской практикой. Без ложных надежд на опиум для народа и спасительные свойства культовых талисманов и оберегов, вроде крестов, ладанок и образов. Вы согласны, товарищ капитан?