И ответное, уступающее давлению: не надо... если Крылатые... если единение — так плохо... не-хочу-делить-боль...
Ответь!
Невидимое третье-я пытается отстраниться, но я (не знаю, который-я, не понятно, кто из нас) настойчиво рвется вперед, вслепую пытается дотянуться этого-третьего-живого, оно теплое и нежно-шелковое на ощупь...
Нет-нет!
А потом шелк оборачивается холодом и железом. Болью.
Она леденит горло, привычно держит в оковах крылья и холодной тяжестью лежит на ногах. Тяжело, тяжело, устала, одиноко, хочу-тепла, хочу-к-своим, рада-что-мне-отозвались, рада-единению, рада-что-свои-что-смогла-объединить-сознание... но сейчас нельзя-надо-позже-не-сейчас-не-сейчас...
И выталкивающий "толчок", правда слабый.
Новая информация позволила сцепленным сознаниям немного успокоиться — или мы уже слегка привыкли? Но среагировали я-мы по-разному.
Девчонка? (я-Макс). В его "высказывании" забавно мешались недоумение и... восторг, будто перед ним воздвиглась как минимум гора пуговиц.
Почему? (я-Славке было интересно, почему наша неизвестная собеседница хочет уйти, ничего не объяснив... и что вообще происходит). Тебе... тебе плохо?
Наше третье-я медлит... Боль в ее ощущениях не гаснет, но как-то отступает, притихает. Словно девушка ее прячет. И снова мягкое "касание", вопрошающее.
Вы ведь драконы?
Что?
Я-вы — кто? Крылатые?
Да.
И не знаете? Сейчас-надо-уйти. Ты-Макс — нарушено-равновесие-сфер, тебе и так плохо, поддержка нужна, тебе нужен сильный контакт, я не смогу-не гожусь-не сильная сейчас... лучше отсоединиться теперь...
Теплое-дрожащее пытается отстраниться, но я-мы не пускаем.
Стой! Стой! Кто ты? Как тебя найти?
Где ты?
Зачем?..
Ничего себе вопросы! Я-мы не сговаривались:
Помочь!
Не-сейчас-долго-говорить-плохо-ослабеешь-еще-хуже.
Тогда скажи быстро.
Что?
Как тебя найти. Ты в кандалах, — я-Макс "говорит" четко и без дрожи. — Тебя где-то держат?
Да...
Люди?
Да.
Маги...
Нет. Они другие...
Где?
Я-не-знаю...
Покажи!
Опрокинутая чаша неба, темная, зеленая кайма каких-то поросших зеленью невысоких гор (или это холмы?), мелькнувшая осыпь, какие-то маловразумительные здания... человеческий силуэт, подсвеченный алым...
Идут.
И нас стало двое.
— Подожди!
Но касание шелка уже ускользало, уходило.
"Единение", чем бы оно ни было, распадалось, перед глазами таяла синева чужого неба и незнакомая зелень дальних гор, и отступала боль. Он снова был один, голова ощущалась пустой и гулкой, без всякого постороннего присутствия. На какой-то миг Славку охватило что-то, похожее на сожаление, это странное единение несло с собой не только присутствие, не только знания, которых у них не было, а у Иррей было. Нет, что-то еще. И ему хотелось бы почувствовать это еще раз.
И помочь ей. Кто бы ни были эти другие, но кандалы на шее? Макс недаром взъярился...
Они даже не успели спросить, сколько она уже так живет? И как снова вступить в это "единение"?
Прохватившая тело дрожь напомнила о реальном положении дел.
Они все еще во дворе. Зимней ночью, в сугробе, прячутся от Терхо. И, кстати, Макс. Ему же было плохо. Тогда. Иррей сказала — ему нужна еда или помощь, и сама она для этой помощи не годится. Славка, похоже, тоже... просто потому, что не знает, как должна эта помощь оказываться — в Стае такому не учили, не знали. Зато еда у него есть. Мясо, сухари, сыр... немного лепешек. В мешке. А где мешок?
Сколько времени прошло? Надо встать. Надо хоть глаза открыть. Ну, давай. Быстрее.
Мокрые ресницы кое-как приоткрылись. Все серое...
Под одежду снова холодными лапами пробрался мороз. Ощущения стремительно возвращались в норму.
Славка обнаружил, что лежит, уткнувшись лицом в снег. Уж подтаявший, но не ставший от этого более приятным. Скорей, наоборот... хотя любители ледяных компрессов пришли бы в восторг...
Кашель, а также довольно невежливый вопрос в пространство, что за
* * *
вокруг творится, показали, что напарник к таким любителям не относится. Заодно стало ясно, что Макс
А) никуда не делся,
Б) замерз и пребывает в чрезвычайно плохом настроении,
В) крайне не одобряет наркотические вещества — любые.
И на закуску: этот
* * *
(очень нехороший) снег должен
* * *
(удалиться на довольно большое расстояние, правда, своеобразным маршрутом), потому что окончательно
* * *
(очень сильно повлиял на душевное равновесие).
— Славк, какого хрена это было?
Славка улыбнулся.
Ну, зато живой.
Условный рефлекс "Макс-ругается-значит-все-не-так-уж-плохо" снова получил подкрепление. Напарник и впрямь был жив. И почти здоров на вид.
Правда... хм... вид у него... незапланированный.
— Макс? — осторожненько поинтересовался парень. — Ты как? Полегче?
Напарник вздохнул. К счастью, в сторону.
— Терпимо... Блин, голова как чужая... но при этом болит, зараза, как две своих. Встану на ноги — такое устрою здешним нарикам — не обрадуются. М-м...
— Макс...
— Слушай, Слав, — не поднимая головы, глуховато проговорил Воробей, — девчонка эта... ты ведь ее тоже видел? Она не глюк?
Славка закопался в мешке, выискивая сверток с лепешками. Когда голова болит, лучше есть что помягче.
— Да нет, это не галлюцинация была. Я так понимаю, она где-то далеко, но при определенных условиях мы можем... она назвала это "единение".
Напарник оживился:
— А тебе про это самое единение рассказывали? Ну, в Стае?
— Нет. Макс, послушай...
— Про еду даже не говори, — Макс поморщился. — Мне сейчас даже мысль про еду... лучше скажи, где этот?
"Этот" сидел на крылечке. И в данный момент вовсю таращился на нас. Как и немногочисленные местные жители, сбежавшиеся на шум.
— Где и раньше.
— Так че ты стоишь? Прячься!
Он поспешно поднял голову — гребень дернулся. И замер.
— Да как бы тебе сказать, напарник... — я легонько хлопнул Макса по массивной бронированной лапе. — Мне кажется, в настоящий момент вопрос пряток немного потерял актуальность.
— Дракоооооончик! — тут же сдал Макса наш временно недееспособный маг. — Покатаешь?
Макс
Этот идиотский мир когда-нибудь меня попросту доконает. Да что ж тут все так и норовят меня чем-то травануть?! Бандиты, которым потребовался карманный маг, Ритха, которой остро занадобились "средства побега" и она своей инициацией превратила нас во комбинацию тарана с личным транспортом... И теперь эти еще!
Сроду наркотики не пробовал и не собирался! И крепче снотворных даже не продавал ничего никому! Оно мне надо, так себе век укорачивать? Наркотики дело такое, что по-любому линию жизни укоротят. Сам потребляешь — сам и убиваешься, другим толкаешь — так рано или поздно найдутся те, кому твоя карма не понравится, и придут ее просветлять оптимально скорым способом...
А здешние, видать, этот закон еще не открыли...
Мать твою, что ж так хреново-то? В смысле — почему мне одному?
Терхо в кайфе, Славке хоть бы что, а я опять слабак выхожу?
Похоже, что так.
Холод не уходил, наоборот, он будто набирал льда, причем живого и злого, и точно жрал меня изнутри, цепляя то одну сферу, то обе сразу. Цапал когтями, рвал и путал "нитки узора", все ходило ходуном, и Славку я еле слышал...
...Когда появилась девчонка, все стало... по-другому. Я не знаю, какой ее видел Славка. Мы как-то... не знаю... мы будто стали кем-то одним, большим и целым... почти... и это было до чертиков странно и почему-то знакомо, словно такое уже было. И еще было странное ощущение, что чего-то не хватает.... Словно в цветном наборе не хватает карандашей, или в узоре каких-то линий, завитков. Не знаю, как объяснить. Но не об этом сейчас.
Она была...
Мне опять не хватает слов.
Она была. До сих пор я считал, что самые красивые цветы на свете — снежники. Она была снежником. И белой лилией на зелени мха. Узорами инея на темном зеркальном стекле... И кувшинкой на широком темном листе. Славка видел ее как-то иначе, он говорил спокойно, даже злился на что-то... а я даже не могу вспомнить, что за бред я нес. Она была такая...
А эта железка на ее шее — у меня в глазах потемнело, как увидел. Даже холод пропал — такая ярость прокатилась внутри. Я зверски хотел сейчас же, вот прямо теперь же добраться до этих сволочей с цепями-кандалами и засунуть их гадские железки им... ну куда получится! Ага, и туда тоже! Перед глазами полыхали белые вспышки. Не помню, когда я в последний раз так бесился.
Действительно, сферы вразнос пошли...
Поаккуратней, Воробей, стопора, чтоб тебя-психа лечить, тут нет.
А она даже отказывалась говорить нам, где ее держат. Мы со Славкой кое-как выжали из этого "единения" картинку местности, но и все. Ни названия, ни примерных координат. Ищи как хочешь. Мне бы еще немного времени, ну хоть чуть-чуть — я бы попробовал хоть по сторонам света определиться... да хоть континент бы узнать! Но она уже испуганно — да, испуганно, страх я ни с чем не перепутаю! — выталкивала нас прочь...
И все кончилось.
И сжигающий меня холод, и наше странное объединение, и пляска сфер. Осталась только дикая усталость. И зима, раскрашенная в серое и белое. Безрадостное и бесконечное. Ведь ее на самом деле нет. Это всего лишь глюк... Зеленых драконов, драконов жизни не осталось, их всех истребили в проклятые Времена Безумия, и нет моей кувшинки на прохладном листе...
Ненавижу наркотики.
Я врал. Я пробовал. Один раз. Там было лето и пляж. И мама. То единственное лето, когда мы смогли выбраться на море. Мы целую неделю строили замки из песка, следили за чайками и южными бабочками. И это было такое счастье... только вот просыпаться и понимать, что на самом деле ее нет, оказалось так жутко! А этот "продавец счастья" еще и стоял рядом и ждал благодарностей. Я тогда нарвался на скандал и драку — неблагодарным оказался, словом. Побили меня, конечно. Но почему-то именно после драки стало легче...
Будь оно все проклято.
Руки — когда я успел приподняться — тут же подломились, и я опять рухнул в сугроб. По горящему лицу опять ударил подтаявший снег, тело стянуло прежнем ознобе, и несколько секунд я мог только материться, не получая от этого никакой радости. И мечтать, как малость приду в себя и пойду бить морды здешним хозяевам. Глядишь, опять легче станет. Славка заворочался как раз вовремя.
Спросить-не спросить?
Она не глюк! Это в самом деле было! К черту хреновое самочувствие! К дьяволу то, что голова от снега не желала отрываться и воображала себя сейфом Гарри Поттера (в смысле, тяжеленной железкой с грудой золота внутри)! И слабость тоже к черту! Какая там слабость! Я готов был воспарить над этим паршивым поселочком, над горами и долинами, готов был простить Терхо и даже наркоторговцев, кто знает, может, если б не они, это единение бы и не получилось.
Надо бы потом узнать, что они в свои свечки намешали...
Хм... а что это с моим напарником?
Я тупо уставился на снег и Славку, который почему-то резко стал меньше. В налетевшей эйфории я не уловил, что снег вообще-то куда дальше от лица, чем раньше. А трактир заметно съежился. Куда там! Мозги были переполнены белой кувшинкой и соображать в этих условиях могли примерно так же, как розовый пони в сочетании с коноплей.
И я не понял, какого черта Славка вскочил на ноги, напрочь демаскируя наше укрытие. Тем более, что к психованному магу, весело пританцовывающему на крыльце, стали присоединяться другие зрители, местные. И они выглядели далеко не мирно и счастливо. Вилы, к примеру, обычно не берут, собираясь на мирную беседу к соседу. И, если мы случайно не попали на какой-то неизвестный праздник вилоношения или обряд посадки сельскохозяйственного инвентаря во имя поклонения местной богине, то наличие этого инвентаря наводит на не самые хорошие мысли. И хорошо бы эти мысли додумать где-нибудь подальше отсюда.
Вместе с напарником и...
И тут напарничек повел себя странно... Ни с того ни с сего он принял пафосную позу, картинно отставил руку и с довольно заметным надрывом провозгласил:
— Хозяин!
Причем обращался к нашему неадекватному магу!
Я офонарел. Колдун наш, похоже, тоже. Хотя по нему поди пойми. Группа вилоносцев (навскидку человек пятнадцать) настороженно замерла.
— Великий и могущественный вельхо! — продолжал надрываться Славка. — Способный создать дракона по слову своему!
Что он несет?!
Хотя... я прицельно глянул на призадумавшихся вилоносцев и оскалил зубы в подобии улыбки. А пусть несет. В конце концов, вряд ли мы первые, кто на местные свечки выдал нетипичную реакцию. И если им предлагалось лекарство в виде вил, то вряд ли гости эту реакцию пережили. А мы, между прочим, даже не маги... Славка на вид пацан, я вообще дракон. А вельхо наш не в себе. Кто мешает местным жителям тихонечко пришибить проезжих путников, а свалить все на "злобного дракона"? А что? Даже если приедет какой-нибудь местный следователь, то что он увидит? Трупы разговаривать не умеют, дракона, если он останется жив и не улетит, слушать все равно никто не будет. Да и не факт, что у запасливых жителей поселка не найдется в загашниках что-нибудь драконоубойное. У таких по хатам и подвалам если пошарить, найти можно все, даже танк припрятанный. Мой хомяк по сравнению с ихними — мелочь пузатая. У жителей таких вот сел-поселочков хомяки наследственные, поколениями бережливости воспитанные-тренированные. Попадется дракон и даст слабинку — и дракона тоже хозяйственно приватизируют и разберут за милую душу. Поделят, распихают по банкам, и опять — все в дом, все в подвальчик, полежит, запас карман не тянет...
А еще сельчане, поверьте, умеют макароны развешивать на органы слуха! Так, мол, и так, прилетал дракон, приезжих загрыз, крыши вон разнес (сами и разберут, если надо), амбар сжег и вообще вел себя нехорошо, дайте компенсацию бедненьким пострадавшим, а? Еще и денежку сшибут!
А тут получается иной расклад. Если верить Славке, то маг такой крутой, что может создать дракона... а значит, связываться с таким типом себе дороже. Ага?
Молодец, напарничек!
Моя школа!
— О великий чароплет! — продолжил между тем упорный Славка. — Ты же не сердишься на этих людей, которые пришли посмотреть на тебя?
— Мммм? — "великий" наморщил лоб.
— Они никогда еще не видели такого могущественного вельхо! И такого доброго!
Маг приосанился. Зрители запереглядывались. Кажется, они уже не были уверены, за чем именно сюда пришли.
— И твоего послушного дракона!
— Ик! — подтвердил великий хозяин послушного дракона.
— Макс, ты долго статую изображать собираешься? — прошипел сквозь зубы напарник. — Я один работать должен?
— А? А-а...
Я поспешно принялся отыгрывать ручного питомца: медленно согнул шею и опустил голову, изображая что-то вроде овчарки перед хозяином. К счастью, наш неадекватный друг уже успокоился и сейчас просто смотрел на меня счастливыми глазами, не пытаясь сотворить ничего убойного.
