— Наверное, пора спать, — сказала девушка. — Завтра пойдем к Учителю...
— Я очень рад, что встретил тебя, — признался Ноиро. — Мне до сих пор кажется, что это сон, потому что так не бывает.
— До завтра, Ноиро!
Он хотел поцеловать ее, но Нэфри приложила к его губам указательный палец:
— Нет! Не тут!
Может быть, знай она, что произойдет несколько часов спустя, то не была бы столь категорична?
4. Та-Дюлатар
Ноиро дернулся и открыл глаза. В домене все еще было темно, Нэфри по-прежнему спала, а Йвар Лад сотрясал храпом древнюю каменную кладку постройки.
Зачем ждать? Та-Дюлатара, Незнакомца, учителя Нэфри нужно отыскать прямо сейчас! Только что Ноиро незримо присутствовал при уходе Птичников из жилища их божества. Раненый вождь Араго шел сам, опираясь на плечо одного из воинов.
Ноиро осторожно выскользнул из мешка, прошел между спящими, беззвучно ставя ступни на пустые места, легко проник между наваленными у входа вещами. Тело было по-звериному ловким.
Презрев опасности и суеверия, Ноиро мчался через ночную сельву, и лишь сова, вылетевшая на охоту, недоуменно следила взглядом за человеком, который бежал с немыслимой для двуногих скоростью. А потом она увидела того, кто преследовал его, и, бесшумно махнув напоследок мягкими крыльями, села на ветку, напуганная тем ужасным и неестественным, что было в сути черной тени-охотника.
Бегущий миновал домен вождя Араго, одним прыжком преодолел канаву за деревней и вылетел на тропу. Еще немного — и он окажется возле кромлеха из белых валунов, напоминающих вымытые ливнями и отполированные ветрами черепа павших колоссов.
"Ар-р-р-ртавар ванта!" — взорвалось в голове.
Ноиро ухватился ладонями за виски, и тут же что-то прыгнуло на него сбоку, и бешеная боль, и рев турбин, и он катится по траве, не чувствуя, не видя и не слыша ничего, и напугано вскакивает, взмахивает руками. Поднимается в воздух над поляной...
"Что это? Что это? Как такое может быть?"
И тут он остановил свое внимание на происходящем внизу.
Большая черная кошка — череп ее сородича украшал голову Улаха-шамана — мертвой хваткой вцепилась в безвольное, пустое тело знакомого светловолосого мужчины в знакомой одежде.
"Это я..." — отрешенно подумал Ноиро.
Кошка не рвала его и не терзала, а жертва не сопротивлялась, но было видно, что в первом своем броске зверь разорвал когтями бедро человека, а теперь — наверняка со страшным хрустом — сжимает клыками плечо, придавливая всем своим весом к земле. Ноиро ощутил смутные отголоски боли в ноге и в плече. Это отрезвило, это заставило его действовать.
Он бросился вниз и со всей отчаянностью обрушился на кошку. Боль от соприкосновения с собственным телом ослепила и повергла в бессилие.
Отпрыгнувшая в сторону тварь снова кинулась к оболочке, лишь презрительно рыкнув на прежнего ее обладателя. Того перекувыркнуло и снова подбросило вверх. Опуститься по собственной воле Ноиро уже не мог. Боль стала стремительно утихать, а память — уплывать куда-то, в ненужное сейчас прошлое, в туман, в отсутствие всякой логики. И где-то вдалеке, за лесом, уже высился спиралевидный ворот перекрестка в белом сиянии...
"Стой! — крикнул кто-то. — Жди!"
Ноиро встрепенулся. Он пропустил очень много и только теперь увидел, как внизу непонятное огненное существо, похожее и непохожее на человека, сражается с черной тварью. Такой же была Нэфри после прыжка на радугу. Это и теперь была Нэфри. Она била кошку по морде, и та злобно скалилась, не понимая природы происхождения противницы, досадуя, что нельзя убить ее и вернуться к недорастерзанной жертве.
Сознание снова поплыло по безрадостной реке уходящих. Во всем лесу стало светло, и серебристые небеса настойчиво влекли его вверх, к водовороту над спиралью, а там... там... Там что-то есть!..
"Я не хочу! — как в детстве у окна, что есть сил заорал Ноиро. — Я буду здесь! Я подожду!"
"Жди!" — безмятежно ответил бархатистый мужской голос, на сей раз очень близко, почти рядом.
Кошка взвилась в воздух, намереваясь в последнем прыжке добить поверженную оболочку Ноиро. Нэфри лишь бессильно вспыхнула пламенем и полетела вслед, уже не рассчитывая остановить хищника.
Из кустов вылетела другая тварь. Столкнувшись с нею, кошка нелепо брякнулась спиной на землю и забила лапами, а серебристый зверь бросился на нее.
Реальной была новоявленная бестия или только творение мира "по ту сторону", неизвестно. Ее могущество было почти осязаемым. Не теряя ни мгновения, пес вцепился в глотку кошки и, мотая головой, стал трепать, давить, рвать.
Нэфри исчезла.
Черная зверюга лупила врага когтями, но удары проходили сквозь серебристое тело.
Ноиро почувствовал, что может спуститься, и нырнул к своему телу. Слияния не произошло. Он в отчаянии катался по самому себе, лежащему, надеясь ощутить хотя бы слабенький отголосок боли, но все тщетно. Спиральный ворот прорисовался в небе еще отчетливее, и лес стал тонуть в сером тумане Пустоши...
Тем временем серебристый зверь каким-то чудом вырос раза в два, подбросил в воздух безвольное тело придушенной черной твари, перехватил, играючи, другой стороной челюсти и что было сил швырнул в сторону чащи. Распластавшись в воздухе, кошка пролетела не меньше пятнадцати кемов и наделась на одиноко торчащий из ствола обломанный сук. Фонтан крови брызнул из ее пасти, и тварь испустила дух.
Пес повернул морду к Ноиро и, как Нэфри некоторое время назад, испарился.
"Жди!"
И тут, словно на веревке, журналиста дернуло в воздух. Ему почудилось, что эта веревка вросла в его позвоночник, а другой ее конец примотан к неподвижному телу. Ноиро не сопротивлялся. Натяжение усилилось, последовал второй рывок — и неописуемая боль, хлынувшая в него, точно морская вода в пробоину корабля, вытеснила весь мир.
* * *
В эту же минуту на расстоянии полутора тысяч кемов от каменного круга в большом домене открыл глаза человек.
Он тут же поднялся с постели и повел головой, заставляя ожить затекшие позвонки. Придя в себя, мужчина легко вскочил на ноги и приблизился к двери — ни у кого в сельве, кроме него, не было дверей, только пологи-циновки или на худой конец войлочный занавес.
Выглянув наружу, хозяин необычного домена крикнул что-то в темноту ночи. Сердце успело стукнуть два раза, прежде чем на пороге возникло несколько копьеносцев, бесшумных, как тени.
— Асуэ свийто, — сказал мужчина, сверля их проникающим насквозь взглядом серо-стальных глаз и указывая на испачканные чьей-то кровью носилки, — кафаре ата, — (Рука небрежно махнула в сельву.) — Па астуринга-атэ, пай стета-атэ. Йол?
— Йол, — ответили ему и с глубоким поклоном удалились, прихватив носилки.
Он тут же повернулся и зашел в отгороженную ширмой часть помещения. Здесь у него таилась целая лаборатория. На громадном деревянном столе высились всевозможные склянки, перегонные кубы, колбы, соединенные между собой стеклянными змеевиками или шлангами, горелки, разного вида пробирки и другие приспособления для химических опытов.
Мужчина заглянул под стол и вытянул оттуда сколоченный из досок ящик. В ящике лежал фонарь с гигантской белой лампой. Присоединив фонарь к заряжающему устройству, человек проверил исправность лампы. Вспыхнувший неживой белый свет подавил яркость трех факелов, которые еще за мгновение до этого исправно освещали жилище. Однако хозяин лишь убедился в работоспособности фонаря, поэтому, отключив его, он быстро двинулся к выложенной в стене печи. Секунда — и пламя заполыхало в ней живыми лепестками. Он взгромоздил на каменную подставку хромированный бак с водой, а потом застелил чистой тряпкой второй, узкий, стол.
Привычным жестом мужчина собрал на затылке длинные пепельно-русые волосы и упрятал пучок под светлую тонкую шапочку.
Все больше предметов возникало на химическом столе в пределах досягаемости для того, кто будет стоять под лампой возле узкого, высокого. Шприцы, шланги, хромированная закрытая коробка, в которой звякало что-то металлическое, флаконы — много флаконов, наполненных разноцветными жидкостями. Человек не спешил, но все в его руках спорилось, будто по волшебству.
— Та-Дюлатар! — крикнули снаружи ровно в тот момент, когда он взял в руки запакованные в прозрачный мешочек резиновые перчатки. — Стета-атэ!
— Ито! — ответил мужчина, и копьеносцы внесли носилки в дом. — Висса-атэ ляй санга! — он кивнул на стол.
Воины осторожно, но очень быстро переложили с носилок на белую тряпицу окровавленного юношу в изодранной одежде.
— Йяй таято мия бемго-бемго ута? — спросил самый рослый из них.
Хозяин вздернул бровь и выглянул в раскрытую дверь. Двое оставшихся за порогом дикарей держали на плечах длинный тонкий ствол деревца с привязанной к нему тушей дохлой кошки. Внешний вид хозяина в шапочке и белой накидке, что скрыла его фигуру, пробудил в них священный трепет. Бросив зверя наземь, они рухнули на колени и ткнулись лбами в траву.
— Стай ута бемго-бемго ати-ма? — сухо осведомился мужчина.
— Бемго-бемго муто-маро, Та-Дюлатар, — не смея поднять головы, пробухтел в ответ воин справа, а воин слева быстро закивал. — Бемго-бемго Улах ватара ду.
— Стета-атэ бемго-бемго ута Араго анэ йохо раванга, — бросил хозяин и, ни секунды не сомневаясь в том, что приказ его будет мгновенно выполнен — испорченную напастью мертвую кошку унесут к вождю или шаману племени, — удалился к раненому, с которого дикари уже успели снять окровавленную одежду. — А теперь вон отсюда, — произнес мужчина, пользуясь известным лишь двоим в этом мире языком, однако воины прекрасно поняли распоряжение и покинули домен, благоговея при звуках божественной речи.
Он включил фонарь, облил руки бесцветной жидкостью, надел перчатки, облил их тоже. И только потом взглянул в бледное лицо светловолосого юноши. В серо-стальных глазах Та-Дюлатара мелькнула боль, брови сошлись у переносицы в глубокую морщину скорби, а руки словно сами собой, независимо от него, совершали нужные манипуляции: кололи, промокали, вытягивали, шили, вязали узелки...
Тихо потрескивали ненужные факелы.
* * *
Я... я... Что такое "я"? Это все и ничего? Где оно, это "я"? Что же мешает понять? Почему все путается, словно в покатившемся с горы калейдоскопе? Это — смерть? Это так просто? Но что же мешает понять? Где-то за пределами уютного меня, собравшегося в комок и не участвующего в разгадывании головоломки, есть еще раскинувшееся во все стороны, разбитое и разорванное "я", которое так болит и так заходится в судорогах, что уютное "я" не желает просыпаться и искать решение.
Но что же так... А-а-а-а! Святой Доэте... А-а-а!
* * *
Ноиро колотился в агонии, беззвучно крича и в ужасе тараща глаза. Свет угасал. Холод подступил так близко, что его можно было бы увидеть во плоти, если бы не страшная, противоестественная темнота.
Раненый не видел кинувшегося к нему мужчину, не чувствовал силу рук, прижавших его к твердой поверхности.
Конвульсии пошли на убыль. Смерть сдала позиции.
Мужчина что-то говорил, осторожно, но крепко удерживая Ноиро. Кажется, он успокаивал и объяснял. Раненый не знал этого языка и даже никогда раньше не слышал, однако умиротворение постепенно пришло на смену панике.
— Та-Дюлатар? — прошептал он, когда ужас отступил, а глаза снова стали видеть. — Вы Та-Дюлатар?
Неведомый спаситель молча снял колпачок с иглы шприца, прижал здоровую руку Ноиро к столу и поставил инъекцию в вену на сгибе локтя жестом уверенным и не доставившим боли. После этого мужчина приложил два пальца к его горлу и сосчитал пульс. Результат ему не понравился: лекарь насупился и покачал головой.
Укол подействовал быстро, боль в ранах утихла. Журналист пригляделся к хозяину домена.
Это был вполне зрелый, хотя если судить лишь по состоянию тела, то достаточно еще молодой мужчина из тех, кого с некоторой завистью и восхищением называют матерыми. Но взгляд выдавал его древность. Кажется, человек этот видел мир на протяжении очень и очень многих лет. Это пугало, но это же и привлекало в нем, таило загадку. Когда-то, быть может, и он был глупым пухлогубым юнцом с наивно светящимися глазами, однако вообразить его такого Ноиро не смог бы и при более благоприятных для себя обстоятельствах...
Глубокая поперечная морщина пролегла между бровей Незнакомца, а то, что в детстве могло быть обаятельной ямкой на щеке, ныне больше походило на суровую складку. Длинные русые с проседью волосы гривой падали на плечи, на лоб, свешивались над лицом, когда он склонялся к Ноиро. И еще от его одежды пахло удивительной чистотой. Так пахнут тщательно выстиранные и просушенные на свежем воздухе вещи — роскошь, почти недоступная горожанам.
— Вы только передайте археологам, что я тут и живой, — простонал журналист.
Вместо ответа лекарь влил ему в рот горький отвар из пробирки, а потом сунул электронный градусник. После того, как увидел шприц, наличию градусника в диком доме отшельника раненый уже почти не удивился.
Еще раз послушав пульс, Та-Дюлатар показал ему, что нужно спать. Утомившись, Ноиро сомкнул горящие веки и провалился в бред. Во сне он гнался за Нэфри, пытаясь объяснить ей, что жив и что его близких нужно уберечь от страшной новости. А Нэфри вскакивала в седло, и рыжий Всполох уносил ее к Затону.
Но потом стало невыносимо жарко. Это взошло злое кийарское солнце. Все они устали, и конь бегал в белых хлопьях пены. Только тогда девушка пообещала ему сделать все так, как он просил. Ноиро вздохнул, отер выступивший пот и лег прямо на песок, чтобы заснуть. Просто заснуть, ни за кем не гоняясь и ни от кого не убегая.
* * *
Журналист не знал одного: этим же утром на базу археологов по приказанию Араго-Ястреба заявилось трое воинов-Птичников.
В поселке ученых царило смятение. Йвар Лад готов был свернуть работу, как тогда, десять лет тому назад, и возвращаться в Кемлин со страшными новостями. Убеждений Нэфри он не слышал: на месте ночной схватки со зверем остались только гигантские пятна крови и смятая, а то и выдранная с корнем трава. Ни трупа, ни живого Ноиро в окрестностях они так и не обнаружили, а что может ждать человека, потерявшего столько крови и получившего такие раны, если не оказать ему квалифицированную медицинскую помощь?
— Говорю вам, Йвар: он у Та-Дюлатара! — твердила Нэфри.
— Что сделает знахарь-дикарь?
Вскоре не выдержал и вмешался Матиус:
— Хотя бы окажет первую помощь! Йвар, но не потащим же мы его израненного на самолет, сам подумай! Да и вообще... Меня вот еще почему зло берет: неужели нельзя найти управу на этого придурочного шамана? Сколько еще он будет безнаказанно уничтожать ни в чем не повинных людей?
Нэфри благодарно сжала его руку и хотела продолжить свою речь, но тут с наблюдательного поста дали сигнал, что у них гости.
Это были три копьеносца, мускулистые и темнокожие парни в густой вязи татуировок, с множеством мелких косичек, в которые не без искусности вплетались цветные птичьи перышки. Один на ломаном кемлинском поинтересовался, кто у чужаков самый главный, и Лад выступил им навстречу.
