Я еще в первый день нашей близости предупредил Катю, что у меня есть невеста и у нас скоро будет свадьба. В первое мгновение она расстроилась, а потом ответила:
— Я люблю тебя, Сережа, буду ждать, чтобы ни случилось. Даже минуту счастья с тобой ни на что не променяю. Люби меня, пожалуйста, хоть немножечко!
Когда в начале весны сообщил Кате о скорой свадьбе, она только вздохнула и повторила, что будет ждать меня сколько угодно. Связь с ней я не прервал еще долгие годы, мы продолжали любить друг друга также неистово, забывая о всем окружающем.
В феврале мне исполнилось восемнадцать, именины по моему настоянию отметили скромно. Никого не приглашали, пришли только родные, мама с папой и вернувшийся из армии брат. Колю при первой встрече я едва узнал, вместо веселого и жизнерадостного парня из моей памяти увидел замкнутого, даже не улыбнувшегося мне, с затравленным взглядом бедолагу. Видно, на службе ему здорово досталось, но о ней он рассказывал с неохотой, да и вообще не был разговорчив, на мои вопросы отвечал скупо, сам не пытался расспрашивать меня о моих делах. Первое общение выдалось тягостным, как с чужим человеком, видел, как горестно смотрела на него мама, да и отец вздыхал украдкой, поглядывая на старшего сына.
О порядках в армии я наслышался немало, от отслуживших ребят из нашей группы, среди рабочих цеха. Дедовшина, недокорм, казнокрадство, привлечение на хозяйственные работы в усадьбах высших офицеров и генералов, слабая боевая подготовка — об этих и других проблемах в армии не толковал только ленивый. За время правления нового режима она просто деградировала, наверное, высшие умы государства посчитали не столь ее нужной, коль нет противостояния с капиталистическим лагерем. Вооружение почти не возобновлялось, мощный военно-промышленный комплекс распался без государственных заказов, заводы и закрытые учреждения выживали конверсионной продукцией, специалисты и рабочие уходили в частные предприятия или влачили полу нищенское существование.
Даже те малые средства, что выделялись из бюджета на нужды армии, разворовывались армейскими чинами, солдаты жили впроголодь, в обветшавшем обмундировании, оставшемся с советских времен, боевые учения, стрельбы случались совсем редко, может быть, раз в год или два. Правда, по сообщениям СМИ, в последние годы руководство страны спохватилось, стало хоть как-то наводить порядки. Пошли чистки среди высшего командования, увеличили оклады офицерам, стали набирать контрактников. В военную промышленность, вернее, ее жалкие остатки, пошли первые заказы на новую боевую технику, но о прежнем уровне даже речи не шло, как по мощи оружия, так и боеспособности личного состава. Развал армии сказался на духе солдат, их моральном состоянии, жестокость и выживание за счет другого, более слабого, стали жизненным законом среди рядовых и сержантов.
За прошедшие после возвращения брата месяцы мы почти не общались между собой, знал от отца, что он пошел работать в строительную компанию, долго там не удержался, сам уволился, думаю, стал там изгоем и не выдержал издевательств. Отец взял его к себе, как и меня, учеником, оберегает старшего под своим крылышком, среди рабочих к Коле вовсе не доброжелательное отношение. Я нередко захожу в цех к отцу навестить его и других знакомых, услышал, как один из старых рабочих высказывался о нас:
— ... два сына у Витьки, как будто от разных отцов. Один удалец хоть куда, второй же ... Эх, что армия с нашими детьми делает! Уходят нормальными, а приходят ... такими.
Мы с Наташей каждое воскресенье навещаем родителей, Николай, едва поздоровавшись с нами, уходит в мою бывшую, а теперь его комнату, сидит там как бирюк, безвылазно. Ни я, ни Наташа, не говорим с родителями о Коле, понимаем, у них сердце кровью обливается по старшему сыну, такому молодому и уже пропащему, почти нет надежды на лучшее. Когда же у меня с невестой стали получаться взаимодействия в поле энергетики, она спросила у меня:
— Сережа, как ты думаешь, можем ли мы помочь Коле? У него что-то с психикой сломалось, может быть, как-то подлечить его?
— Не знаю, Наташа, — отвечаю, а сам задумываюсь, что же можно предпринять, потом продолжаю, — слишком сложно у него, чтобы так с нахрапа браться за него, можно только навредить. Будем думать, мы пока слишком мало знаем и умеем.
Мысль о лечении брата засела в голову, свербит мою душу, мне неспокойно видеть, как мучаются родители, страдает Коля, пусть он и не говорит об этом. Мама водила его к психиатру и гипнологу, те только качали головой, ничем помочь не могут. От отчаяния уже ходила с ним к бабке-знахарке, та поведала, что видит в Коле червя, поедающего душу, но как его вывести, не знает, не в ее силах и умениях. Уже после своего дня рождения заехал в центральную библиотеку, поискал в медицинских изданиях материалы по состоянию брата. Ничего существенного по лечению не нашел, только небольшую информацию о психопатических расстройствах личности, хотя бы отчасти объясняющую происходящее с Николаем. Явного психического заболевания у брата не обнаружили, от чего лечить — неизвестно, но то, что ему плохо — видно всем близким.
Долго сомневался с вмешательством в психику Коли, потом все же решился, и то ограниченно, в чувственной сфере, без клинических операций. Как у врачей, с тем же условием — не навреди. Посчитал, что поддержка положительного эмоционального фона доставит ему хоть какую-то радость, добавит уверенности и оптимизма, и уж никак не нанесет урон. Обдумал возможные действия с внушением нужных эмоций, варианты процедуры, посчитал, что помощь Наташи может понабиться, с нашей общей энергетикой будет легче добиться успеха. Предложил Наташе, она без промедления согласилась, вместе еще раз прошли все этапы совместных мер и шагов. Запланировали провести лечение в ближайшее воскресенье, заранее предупредил отца о нашем намерении. Он встревожился, но я его успокоил, заверил, что процедура вреда не принесет.
Когда мы с Наташей пришли в родительский дом, а Николай тут же собрался уйти к себе, я остановил его, попросил переговорить у него в комнате. Он насторожился, потом нехотя согласился, не стал закрывать за собой дверь. Я успокаивающе кивнул матери, тревожно смотревшей на нас, отец уже рассказал ей о нашем плане, шепнул Наташе подождать с родителями, сам прошел за братом. Немножко беспокоился в душе, какое-то сомнение в согласии Коли на сеанс оставалось, он в последнее время вообще чурался меня. Брат стоял в середине комнаты, отчужденно, исподлобья смотрел на меня, наверное, ожидая, как и от всех, неприятностей. Слегка улыбнулся, заговорил насколько возможно мягким тоном, одновременно проецируя своим полем ауру доброжелательности, как было с Сержем:
— Коля, я хочу помочь тебе. Знаю, тебе сейчас трудно, мы все — и мама, и папа, и Наташа, — переживаем за тебя. Сейчас у меня появилась хорошая возможность сделать тебе хоть немножко легче, мы с Наташей поработаем с твоим биополем. Тебе ничего не надо делать, просто посидишь с нами, только почувствуешь, что тебе станет лучше. Ты же веришь, что мы тебе поможем, ведь так, Коля?
Коля поддавался труднее, чем Серж, но все таки я смог продавить выставленный им щит недоверия, за которой он прятался, как улитка в раковине. Почти как сомнамбула, с отсутствующим выражением на лице он все же кивнул мне, я попросил его присесть на койку, мы сейчас все приготовим. Когда он послушно уселся, я спокойно вышел из комнаты, тут уже быстрей затормошил других, взял у родителей ковер и подушки, вместе с Наташей вернулся к брату, он сидел как застывший, даже не повернул голову. Постелил ковер и подушки, усадил Колю, затем с подругой сели по обе стороны от него, взяли за руки, затем по моему кивку приступили к сеансу выхода в ментал.
Мы с Наташей общим полем тянули за собой сознание Николая, а оно, как неподъемный якорь, не поддавалось, напротив, выбрасывало нас в реальный мир. Мы видели его застывшее лицо, равнодушное, никакие эмоции не отражались на нем. После нескольких попыток я остановился, стал вглядываться в тускло светящуюся бледно-зеленым цветом ауру брата, заметил внутри нее тоненькую червоточину, через которую наша энергия рассеивалась в окружающем поле. Принялся накладывать на нее пластырь из сгустка своего поля, он также растворялся и бесследно исчезал. Я у же стал паниковать, что ничего у нас не выйдет, когда получил волну покоя от подруги, она привела меня в себя. Стал искать выход, наконец, пришла мысль использовать собственную материю из энергетики подопытного, стал закручивать спирали нитей, пронизывающих всю его ауру и только таким путем удалось закрыть канал утечки энергии.
Потом стало легче, первым же рывком вытянули Колю, вернее, его сознание в прекрасный мир ментала. Призрачное тело брата застыло в недоумение, для него открывшаяся картина представляется чудом, потом замечаем на бесплотном лице восхищение и счастливую улыбку ребенка, попавшего в мир доброй сказки. Мы держали его за руки, показывали невообразимую красоту созвездий и туманностей, причудливых сплетений разноцветных линий, перед нами проносились огоньки, играясь с нами, прозрачные птицы и бабочки плели хоровод, все вокруг вносило умиротворение и радость в страждущую душу. Мы оставались здесь долго, давая возможность Коле в полной мере насладиться красотой и упокоением восхитительного мира, только когда он устал, стал засыпать на наших руках, вынырнули обратно. На лице живого Николая расцвела улыбка, он тихо спал, наверное, все еще видел звезды и огни, сказка перешла в его сон, давая покой истерзанной душе.
Глава 7
Мы сидели за столом, родители слушали нас в тревожном внимании. Я рассказал, что у меня и Наташи пробудились экстрасенсорные способности, мы научились видеть неощутимый обычными чувствами мир вокруг каждого из нас, полный чудес и неизведанного. И вот сейчас показали его Коле, его закрытая страхами и неверием душа раскрылась целительной красоте, мир и радость вошли в него. Пусть ненадолго, пока спит, он позабыл о жестоком реальном мире, нанесенных ему обидах и унижениях, о сломленной гордости. Надо окружить его заботой и лаской, когда проснется, Коля сейчас как маленький ребенок, поверивший в сказку, и нельзя допустить нового разочарования. Наташа еще добавила, как жадно Коля внимал в том призрачном мире всему происходящему вокруг, тянулся к светлячкам и звездам, подставлял ладони бабочкам, его душа слилась с чарующей средой, растворилась в ней, все страхи рассеялись темным дымком.
Родители верили и не верили нам, слушали, затаив дыхание. Я видел в их глазах надежду, что вдруг все правда и Коля поправится, но убеждать их в благополучном исходе не стал. Надо, чтобы сам Николай поверил в себя, а до этого еще нескоро, мы сделали только первый шаг. Перед уходом напомнил, что больному, а брат, несмотря на заверения врачей, именно такой, нужно внимание, но сюсюкать не стоит, все же он взрослый, почувствует неестественность подобного отношения. Пообещал зайти к вечеру, когда Коля проснется, переговорю с ним, надо как-то закрепить положительную психологическую установку, ему ведь жить в реальной обстановке, постоянно опекать не можем. Мама обняла нас с Наташей, только сказала: — Спасибо, — и мы пошли к себе, сами радуясь своему первому успеху в новом, пока малоизведанном пути, который открыл нам полный тайн прекрасный мир.
Коля проснулся поздним вечером, уже стемнело. Я пришел раньше, ужинал с отцом, мама же отказалась, просто сидела с нами на кухне. Мы услышали, как завозился в своей комнате Николай, потом встал, включил свет, через минуту вышел к нам. Сразу привлекло внимание его лицо, все еще заспанное, но с совершенно новым выражением — недоумевающее, с несмелой улыбкой, в глаза блеск удивления, вместо привычного нам отчуждения и мрачности. Мама поторопилась встать и подойти к нему, спрашивая:
— Коленька, с тобой все хорошо, как себя чувствуешь?
Брат встал перед ней, огляделся, не отводя глаза при встрече с нашими, как обычно делал раньше, постоял задумчиво, как будто прислушивался к себе, а потом ответил:
— Да, мама, хорошо, — немного помолчав, повторил, — да, хорошо.
Мать засуетилась вокруг него, усадила за стол на свое место, налила ему супа, он приступил к ужину. Мы не стали отвлекать Колю, продолжили свои разговоры по работе и дому, после, когда он поел, я попросил поговорить со мною. Брат согласился без прошлого сопротивления, даже с готовностью, мы встали из-за стола, он вслед за мной поблагодарил маму за ужин, что ранее за ним не замечал, и мы прошли в его комнату. Он сел на койку, я на стуле перед ним, помолчали недолго, Коля не пытался начинать разговор первым. Спокойным негромким голосом завел свою речь:
— Коля, мы с Наташей провели с тобой сеанс психологической коррекции и релаксации. Сеанс прошел успешно, каких-то сбоев и нарушений не было. Ты помнишь о нем?
Немного подумав, Николай ответил: — Да, помню, — после моей просьбы рассказать, что он чувствовал, — продолжил:
— Я слышал, как вы звали меня, но не мог сдвинуться, пока ты сам не подлетел и стал что-то ворожить. Меня отпустило, а потом я полетел за вами куда-то, там увидел такое, даже не знаю, как сказать, но все вокруг было красиво. Мы гуляли долго, мне не хотелось уходить, а потом я заснул, просыпаюсь уже дома.
Слушаю его немудреный, но довольно точный рассказ, получается, что все время операции он был в полном сознании. Только оно по нашей с Наташей воле блуждало в ментальном слое, поле Николая слилось с нашим и подчинялось общим желаниям. А та червоточина, через которую уходила жизненная энергия, возможно, и есть тот червь, о котором говорила матери знахарка. Он действительно поглощал душевные силы Коли, вызвал психическое угнетение и подавленное состояние. Не желая того, я в какой-то мере провел хирургическую операцию, только в ментальном плане, надеюсь последствия не станут опасными для психики брата, напротив, помогут ему вернуться к обычной жизни. Пока внешне нормальный вид и заметное живое поведение Николая вроде подтверждают такое предположение.
Для профилактики возможного разочарования при общении с другими разъяснил ему, что сеанс временного действия, применили мы его для психологической встряски расстроенной личности. Теперь Коле надо самому справиться с возможными проблемами, которые естественно будут, в реальной жизни их не обойти. Если же произойдет что-то серьезное, что ему станет не под силу, то ни в коем случае не должен замыкаться в себе и идти на поводу других. Лучше обратиться ко мне, помогу как с психологической разгрузкой, так и с самими проблемами, у меня уже есть такой опыт. Рассказал брату о разборках со шпаной, преступным вожаком Резанным, а также недавнем конфликте с мажорами. Мою речь Коля слушал внимательно, согласился с предложением, а рассказ о моих прежних проблемах вызвал на его лице удивление и уважение, сам он в подобной ситуации вряд ли справился. С настроем моего участия в его заботах и помощи оставил брата, родителям сказал, что у Коли все в порядке и ушел к себе, внеся в их страдающие души хоть немножко покоя.
