Последователи Глубины

Констебль кашлянул в кулак и потянул за воротник:

— Как-то уж слишком размыто. А кем именно санкционировано ваше расследование, служитель? Адмиралтейство? Министерство? Местные власти? Или это носит исключительно частный характер?

— Частный, — смущённо улыбнулся церковник.

— И сообщить какие-либо подробности вы, конечно же, не можете, — догадался Бушевич.

— Не имею права. Мои уста скованы клятвой, — уклончиво ответил служитель Дорн.

— Да, я все понимаю. Папская тайна и все такое.

— Именно, — кивнул церковник. — Я рад нашему взаимопониманию. Так что насчёт небольшой помощи?

Констебль выдержал паузу и, покосившись в окно, где сновали бесконечные толпы путешественников, все-таки дал своё согласие.

— Единственный нюанс. Мне необходимо сообщить об этом начальству.

Праведник развёл руки, изобразив некий жест примирения.

— Никаких вопросов. Служба, есть служба.

— Хоть кто-то меня понимает.

Безумно солнечный день не просто припекал, а жарил как на сковородке. Бедные пассажиры, беспомощно вращая обезумевшими очами, пытались хоть где-то укрыться от испепеляющего светила. Но ни навесы, ни душные помещения не спасали от последнего летнего дня, который отыгрывался за весь довольно прохладный сезон.

Сквозь нарастающий гул паровых двигателей и свист инженеров-надзирателей перегруженные суда отставали от пристани, медленно фырча и выпуская в небо серый дым. Даже они стремились убраться подальше от остроконечного берега. Туда, где распласталась ровная линия горизонта. Туда, где соленая гладь охлаждает мысли, спасая от палящей безысходности.

Только подобных счастливцев было не так уж много. Рейсы задерживались, срывались и откладывались на неопределённый срок. Хриплые голоса капитанов, застревая в рупоре, напоминали предсмертные стоны. Для кого-то невыносимые условия, но только не для истинного праведника.

Дорн не преминул воздать молитву Люку-Фонарщику, который всегда помогал отчаявшимся и обречённым в самых сложных и безвыходных ситуациях, и совершенно невозмутимо вышел наружу, подставив лысеющую макушку жалящему солнцу.

— Вы уверены, что ваши подопечные... позвольте называть их именно таким образом, не успели покинуть порт?

— Что-то подсказывает мне, что 'добыча' все еще на берегу, — ответил Праведник, и на его лице появилась хищная улыбка. Он прекрасно понимал, что те, за кем он охотится, вовсе не жертвы, а зубастые рыбины, что с лёгкостью расправились с четырьмя его лучшими учениками. Таких в одиночку не одолеть. Но азарт вынуждал его не думать об опасности. А вера в справедливый исход заставляла церковника пристальнее вглядываться в толпу пассажиров.

Они спустились с первого яруса на второй. Прошли вдоль торговых навесов — предприимчивые представители торговой артели и сюда запустили свои алчные лапы. В конце они упёрлись в уютные летние кафе. Ветреная погода только приходила на остров. Ещё неделя, может быть, две, и веранды с множеством столиков затащат на склад, оставив на месте недавнего питательного островка пустую площадку. Но сейчас все еще было на своих местах: и немногочисленные посетители, и снующие между широких столов стюарды.

— Можно нескромный вопрос? — внезапно поинтересовался констебль.

— Отвечу на все что угодно, если это не касается Отрешенного города или не несёт запрета клятвы, — устало улыбнулся Праведник и стер со лба обильный пот.

— Ни в коем разе, — успокоил его Бушевич. — Знаете, я из семьи потомственных военных и умею чтить традиции. А в особенности правила устава.

— У нас он называется Тайнин, — поправил его церковник.

— Да какая разница, — отмахнулся констебль. — Я ведь совсем о другом. Скажите, а что вы будете делать, если эти ваши злодеи вздумают оказать вам сопротивление? Что тогда?

Праведник не ожидал подобного вопроса и растерянно пожал плечами.

— Не знаю, наверное, как и любой служитель воинства, применю силу. На крайний случай огнестрельное оружие.

— Силу? И оружие? — округлил глаза констебль. — Вот уж истину говорят: век живи, век удивляйся. А я, если честно, всю жизнь считал, что вы боретесь против насилия только гуманными методами. И не имеете права приносить вред себе подобным!

— Так оно и есть, — согласился Дорн. — Но дело в том, что жизнь слишком многогранна, чтобы подводить её под некие правила. Особенно в вопросах, касающихся истинного зла и противоборства ему.

— Ух ты, — поразился констебль, — а разве такое бывает? Про зло в принципе мне понятно. Карманных воришек и лживых мошенников повидал на своём веку немало. Но вот про истинных душегубов — это что-то новенькое...

Подойдя к одному из фонтанов в виде головы мифического морского чудовища с четырьмя клешнями и огромной змеиной мордой, церковник быстро утолил жажду. Затем постоял немного в теньке, скинул с плеч длинный плащ и, поправив жилет из-под которого виднелась белая водолазка и цепь со знаком бесконечности, двинулся дальше.

Разговор продолжился.

— Итак, вас заинтересовала подобная тема... Что ж, постараюсь объяснить. Истинное, или, лучше сказать, абсолютное зло — это некое понятие, которое лежит за гранью привычного для вас мира.

— Вот как? — удивился Бушевич. — Уж не о подводных ли городах вы ведёте речь, служитель?

— О нет, — сделал предупредительный жест рукой Праведник. — Я веду речь не о месте обитания, а скорее, о внутреннем состоянии человека. Когда некто может с лёгкостью, совершенно не задумываясь, переступить пределы дозволенного. Понимаете? Не поскупившись ничем, даже жизнью родных. Для таких людей нельзя применить понятие добра и зла в привычном виде. Они находятся за гранью общепринятых канонов. Уразумели?

— Если честно, то не совсем? — смутился констебль. — Хотя нет, погодите, кажется, сообразил. Вы ведете речь о маньяке, который прирезал на улице Роз-мари более двадцати молодых чаровниц. Ну, тех самых, что служили в салоне Ворчливого Грокса.

Церковник задумчиво кивнул, слегка прищурив глаза, словно пытаясь отыскать в закромах памяти это весьма занимательное происшествие.

— Об этом писали все местные газеты, включая самое крупное издание — Актуальные беседы, — попытался напомнить констебль.

— Что-то такое припоминаю, — уклончиво ответил Дорн, и тут же добавил: — Но, возможно, в вашем случае речь идет о некой душевной болезни. Иначе охарактеризовать действие убивца я не решусь. И оно не попадает под понятия злобного исчадия ада.

Бушевич нахмурился и почесал затылок:

— Тогда никак не возьму в толк: какова природа вашего абсолютного злодея?

— Его природа, — осторожно начал церковник, — в его силе. В силе, которая превышает все допустимые человеческие возможности. Именно благодаря ей он ставит перед собой такие цели, которые идут вразрез с нашей верой. А с такими людьми, увы, нельзя вести диалог, как это делает наше цивилизованное общество.

— То есть, все дело в какой-то там силе? — поразился констебль. — Но в чем же она заключается? Он что же, может бегать по волнам или способен сбить с ног сразу дюжину противников, как это умеют подводные полукровки?

Взгляд церковника изменился. Его лицо осунулось, позволив собеседнику разглядеть невероятную боль и усталость, которая гложет человека изнутри, словно неутомимый паразит.

— Его возможности безграничны, — тихо произнёс Праведник. — И беда, которую он может принести в наш мир, несопоставима ни с одной напастью. Именно поэтому мы можем сколь угодно молиться о спасении его души. Но все будет без толку. И неважно, простят ли его небеса или нет. Наша задача положить конец его опасному мытарству здесь и сейчас. Пока он не совершил еще большее злодейство.

Констебль коротко кивнул. Осторожно огляделся по сторонам и быстро щёлкнул кобурой: отогнул хлястик и прикоснулся к ручке револьвера. И пускай его движение не несло под собой никакого особого смысла, ему отчего-то стало легче. Совсем ненадолго, может быть, всего на пару минут, но все-таки легче. А потом на плечи вновь навалился груз ответственности. И даже если Праведник преувеличивал степень опасности, все одно, картинка вырисовывалась весьма и весьма скверная.

* * *

Первым констебля заметил юный изобретатель. Запутавшись в собственных мыслях, он случайно уперся взглядом в высокого стройного юношу, одетого в строгие темные брюки, белую рубаху с закатанными рукавами и темно-бежевый жилет. Но главной особенностью этого неброского костюма являлась широкая наплечная бляха с выбитыми на ней символами власти — трезубец и чайка, парящая над волнами. Ян долго пялился на представителя береговой охраны, пока до него, наконец, не дошло, что тот, в свою очередь, внимательно смотрит в ответ. Казалось бы, ничего серьезного. Только вот незадача: констебль уже несколько минут не сводил взгляда с мрачного лица исхудавшего узника. Неужели он его узнал?

Изобретатель попытался прогнать тревожную мысль, но она, как назло, прилипла не хуже карванского репья. А в следующую минуту сомнения ушли прочь — их действительно заметили.

Переговорив с сопровождавшим его церковником, констебль уверенным шагом направился ко входу в кафе.

— Он нас вычислил! — придя в себя, всполошился Дорченский.

— Что? Ты это о ком? — не понял унд. Однако уже через пару секунд отыскал причину обеспокоенности приятеля и, не раздумывая, скомандовал: — Живо! Уходим!

Узкий проход между ровными рядами столов был не самым лучшим маршрутом для побега. Но иного выхода не нашлось.

— А ну-ка стойте! А как же счет?! — Миловидная официантка, уперев руки в бока, преградила им путь. И словно грозная фурия насупив брови, протянула ладонь, желая стребовать с беглецов законную оплату.

— Понимаете... мы... вы... а там... — Дорченский указал на выход, возле которого мелькнула высокая фигура констебля.

Девушке хватило одного взгляда, чтобы все понять:

— Значит, вот оно что! — хмыкнула она и, схватив Кимпла за рукав, потянула на себя. — Надо было раньше сказать. Давайте за мной!

Если бы не помощь этой миниатюрной девушки, они точно бы попались в цепкие лапы закона. А если бы у нее не был подготовлен план отступления — то и распрощались бы со свободой. Официантка стала для них настоящим проводником в мире узких коридоров и ремонтных доков.

Она оказалась неробкого десятка. Быстро нырнула в кладовую, провела их черным ходом, затем миновала береговых стражей, и вуаля! — будто по мановению волшебной палочки, беглецы очутились на одном из тархтинских судов. Слегка обескураженные, невероятно взволнованные, но при этом весьма счастливые. Теперь возникшая опасность в виде грозного служителя закона, виделась Ульге и ее приятелям чем-то далеким и весьма туманным, потому как корабль набирал ход, унося их подальше от ночных погонь, случайных встреч и опасных врагов, которым вряд ли удастся так легко настичь их в открытом море.

* * *

В таких случаях обычно говорят: они практически успели. Только какой от этого толк? Кому ты объяснишь, что был всего лишь на волосок от окончательной и безоговорочной победы. И вот тебе на, не хватило каких-то ничтожных секунд. Такое жалкое оправдание подошло бы для кого угодно, но только не для Буревестника. Ему плевать на всяческие неудачи и стечения обстоятельств. Ему подавай результат в сухом остатке. Все остальное — пустые слова...

Юнг прекрасно понимал, что можно прикрываться чем угодно, даже непредвиденными обстоятельствами. Только какой в этом прок? Или все-таки стоит попробовать. К примеру, доложить про законника, которого сопровождал очередной искатель истины — будь неладны эти назойливые церковники.

Но какие бы оправдания тощий ни выдумал, итог выходил неутешительный — добыча, в очередной раз махнув хвостом, ускользнула от них...

Юнг с приятелем добрались до причала к полудню. Влетели в зал, словно необузданные вихри и застыли на месте.

— И куда дальше? — промычал мистер Фрейд.

— Заткните пасть и не мешайте работать, — рявкнул приятель.

В отличие от здоровяка, Юнг прекрасно понимал, что, не имея ни одной зацепки, искать беглецов среди десятка тысяч пассажиров ничуть не легче, чем иголку в стоге сена. Разве только попробовать обратиться к особым навыкам, которые хотя и снижаются после воскрешения, но все-таки работают.

Закрыв глаза, тощий вышел в центр зала и глубоко вздохнул. Он пытался нащупать призрачные нити недавнего прошлого. Казалось бы, всего час или немногим больше, а попробуй поймай. Все равно что ловить мотыльков руками.

Вначале в глаза ударила темнота. И ничего кроме нее. Абсолютная пустота, способная лишь угнетать и растаптывать попавшего в ее сети человека. Секунда, две, три... потом резкий скачок и новая жизнь, та самая, что осталась за бортом временного фрегата. Худощавый видел застывшие картинки без помощи глаз, чувствовал нутром и понимал, они могут исчезнуть в любую секунду. Его способности сейчас напоминали пульсирующую вену, которая так напряжена, что готова взорваться в любую секунду. И тогда последние надежды разметает в клочья. Никакой зацепки, никаких следов. Только горечь поражения и обреченность.

Серые очертания пассажиров просочились сквозь Юнга безмолвными тенями. Призрачные сущности, способные лишь двигаться в мутном потоке воспоминаний, а дальше пустота. Необходимо попробовать заново. Повторить свои шаги, воспроизвести движения. Худощавый насупился и, раскинув руки в стороны, попытался ухватиться за тонкие нити поисковиков. Цветные линии пронзили старые образы, устремившись куда-то вглубь зала ожидания, туда, где, возможно, укрылась рыжая девчонка и ее друзья.

Раньше наемник никогда не пользовался дарованной ему силой так часто. Никогда. Но сейчас была другая ситуация. От которой зависело не столько настоящее, сколько будущее. Возможность заполучить одобрение на очередное перерождение — это дорогого стоит. Поэтому действовать в половину силы не имело никакого смысла.

— Ну че там?! — прорвался сквозь завесу времени здоровяк.

'Не мешай! Не нужно меня отвлекать!' — на миг откликнулся Юнг и вновь сосредоточился на следе, который был где-то рядом.

Извиваясь, словно змейка, нити проникали в самую суть воспоминания, пронзая плотные слои нагроможденных друг на друга минут. Прошлое, которое уже никогда не повторится здесь и сейчас. Только оно может оставить достаточно мощный отпечаток в серых полях. И именно его Юнг и пытался отыскать среди сотни временных ловушек. Отметая все ненужное, он твердым шагом шел к намеченной цели.

— Бинго! Я знаю, где они! — внезапно выкрикнул он.

Картинка была вполне ясной. Никаких иллюзий, в которых он погряз этой ночью, пытаясь разглядеть пассажиров экипажа. Теперь наемник не повторит подобных ошибок.

— Ну что?! Что там? — взорвался от нетерпения мистер Фрейд.

— Прошу следовать за мной, — устало ответил напарник и резко направился к выходу на причал номер 1-3.

Времени оставалось совсем мало. Минута или две. Только тощий старался не думать о таких мелочах. Если они успеют перехватить беглецов, до того как те займут свои места в каюте, победителей не будут судить так строго. В противном случае, лишний грех никому не помешает!